Григорий Свирский - Андрейка
-- Я не буду останавливаться, -- ответил Андрейка; и они оба засмеялись. -- Есть внутренняя музыка в математике, -- не сразу ответил Андрейка. Так что музыка от меня не уйдет... -- Он достал из бокового кармана флейту, подарок Барри, и заиграл элегию Боккерени.
-- О чем вы все время хотели меня спросить, Эндрю? -- произнес Майкл Робинсон, когда Андрейка снова спрятал флейту в карман.
Андрейка печально поглядел на учителя и достал из кармана брюк старую газетную вырезку.
-- Майкл, была такая прекрасная женщина Кэрен. Теперь ее нет... Она поместила в газете Торонтского университета вот эту статью. Статья о том, вот посмотрите, что уровень гражданских свобод одинаков. Во всех странах... в каких бы вы думали? Вот:
"В России времен Брежнева...
В Польше в 1982-м, когда разогнали "Солидарность"...
В Италии 1935 года, когда Муссолини травил газами эфиопов...
И сейчас в Канаде. Всюду о свободе только говорят... "
Делится такой ответ? В Москве мы с бабушкой боялись всего, здесь я не боюсь даже Барышникова из полиции... Почему же Кэрен, добрая, умная, так написала? А потом застрелилась. Разве можно отравиться свободой? А тут одни стреляются, другие... Половина девочек в классе худеют, морят себя голодом до смерти! Нескольких "толстушек" уже нельзя вернуть к жизни. "Анорексия неврода", так объясняют... Как это понять? Они верят дурацкой рекламе?... А недавно! Школьницу крадут бандиты, все стоят столбами: "Кого это заботит?" Об аборте говорят, как о порезе пальца... На уроках географии мудрецы с Карибских островов спят, забросив ноги на столы... Никто им не мешает спать. Потом они сядут "на велфер", переселятся в "Королевский отель", где государство будет содержать их всю жизнь... Это тоже свобода?
Мистер Робинсон поглядел на удочку Эни. Удочка уже давно дергалась, видно, попалась большая рыбина.
Эни закричала:
-- Майкл, помоги, а то она меня утащит в воду!
Майкл спрыгнул вниз и, напрягши мускулы, одной рукой выдернул огромную белую рыбу, но, занятый своими мыслями, вдруг швырнул ее обратно в озеро.
-- Эндрю, вы хотите изменить у нас социальную систему? -- спросил мистер Робинсон, взобравшись на серый, в плешинах мха валун. -- Правильно я вас понял?..
Андрейка усмехнулся горьковато.
-- Мой дед уже пытался, у меня есть семейный опыт, сорри...
Мистер Майкл Робинсон поморщился не то от боли в руке, не то от неприятных мыслей.
-- Эндрю, все, что вы сказали, -- справедливо. В Канаде никто ничего не должен. Каждый имеет право знать и право не знать ничего. Мне это нравится не всегда. Но какая альтернатива? Описанная в книге, которая называется "Изнасилование толп". Книга именно об этом. Об опыте революций. Не подходит альтернатива... Мне, в отличие от тебя, некому жаловаться. Даже Эни от жалоб отмахивается. Но ты иммигрант... Возможно, ты меня поймешь.
Андрейка покосился на мистера Робинсона. Научился у доброй Эй иронизировать?
Но мистер Робинсон был далек от желания иронизировать или шутить.
-- Среди тех, кто явился к школе "проучить" тебя, один был с бейсбольной битой, -- начал он свою исповедь, для которой действительно еще не отыскал слушателей. -- В Торонтский университет принимают тех, у кого не менее 65 баллов. Его взяли при 51 балле: он из Конго... На том основании, что предки его были рабами, закрывали глаза на то, что он прогуливает и списывает. Это считалось хорошим тоном -- тащить его за уши к степени бакалавра. Белые искупают свою вину перед миром черных... К чему это привело? Черная Америка оказалась в стороне от компьютерного века. Можно сказать, выпала из него без парашюта. Я тоже черный, Эндрю! И меня оскорбляет этот расизм наоборот. Коль требования к черным ниже, я, возможно, неполноценный учитель. Так люди вправе думать...
-- О, да кто может так думать! Вы знаете, мистер Робинсон, даже то, чего не знает никто. Правда-правда! О битве на Калке, о татарских князьях и их походах на Россию... Да кто же в Канаде, кроме историков по профессии, об этом слыхал?! Здесь изучают в школе только историю Канады. Где у нас пшеница, где треска... Одна и вовсе неглупая девушка, в шахматы играет, как гроссмейстер, сказала мне, что весь остальной мир для нее вроде утонувшей Атлантиды. Один Париж торчит, как кочка над водой... Правда-правда! У вас образование широкое. Как в России...
Губы Майкла Робинсона дернулись в нервной улыбке.
-- Во всяком случае, не как в Канаде. Я кончил технологический в Бостоне, Эндрю.
И добавил не без раздражения:
-- Ты меня поймешь, Эндрю. Чтобы быть вровень с белым преподавателам, я должен быть выше его на три головы.
-- О! Бабушка так говорила о русских евреях. Чтоб преуспеть в России, надо быть выше русских на целых три головы. Подлый мир! Дикий! -- Теплое чувство, которое Андрейка испытывал к Майклу Робинсону, стало вдруг физически ощутимым; таким чувством проникаются к родному человеку, с которым стряслась беда. -- Дикий! -- повторил Андрейка, и глаза его увлажнились.
-- Дикий, Эндрю! -- подтвердил мистер Робинсон, возвращаясь к давно волновавшей его теме. -- Эти ханжеские уступки, послабления черным, -- к чему они привели? Как это сказалось, к примеру, на господине из Конго, который явился тебя убивать?! Очень просто! Он привык, что к нему другие мерки. Ему многое сойдет с рук. Он явился к школе, в отличие от своих дружков, простых работяг, с бейсбольной битой. Не бить, а убивать, покалечить, в лучшем случае.
-- Это ... меня?
-- Тебя, тебя! Он внушил себе, что ему, "жертве белых", простят любой разбой, даже убийство. Как видишь, наша система тоже не всегда работает верно. Возможны ошибки, и трагические... И это на руку серости, и черной, и белой...
Андрейка бросил свою удочку, которую держал, не глядя на нее.
-- А могу я увидеть Барри? -- вырвалось у него. -- Вы не представляете, как это для меня важно...
Месяца через полтора мистер Майкл Робинсон попросил Эндрю остаться после уроков и сказал, что он созвонился с Оттавой и еще кое с кем и разрешение получено. "Это смешно, но опять помогли бывшие баскетболисты, другие, правда, которые охраняют тюрьму в Кингстоне".
Мистер Робинсон давно собирался в Кингстон навестить одноклассника, ныне декана университета. А тут как раз такой случай. -- Подвезу, Эндрю!
Высыпал первый снежок. Все вокруг было девственно чистым, кроме скоростной трассы, идущей от Детройта до Монреаля. Хайвей был черен от грязи, мазута, машины ползли, как на похоронах. День был солнечный, а фары у всех машин горели. Похороны! Точно!
Кингстон -- бывшая столица Канады, славна своим университетом староанглийской архитектуры и парком, вымощенным гранитными плитами с искусной резьбой; прогулками на пароходиках вокруг знаменитых канадских Тысячи островов с дощатыми дачками и... кирпичным утесом-тюрьмой, которая несколько охлаждает туристские эмоции
Эндрю обратил внимание на мощные автомобили вблизи тюрьмы, в боковых улочках; за рулем полицейские в напряженных позах, казалось, вот-вот рванутся куда-то...
-- Из тюрьмы часто бегут? -- спросил Андрейка.
-- У меня нет статистики, -- ответил мистер Майкл Робинсон, высаживая Андрейку у дверей тюремного управления. Договорились о часе встречи, и мистер Майкл укатил.
Как скрипят тюремные засовы! Как тяжелы железные двери! И чего ищут в шоколаде и сигаретах, которые он принес Барри?
Андрейка стоял, переминаясь с ноги на ногу, у стекла, забранного сеткой, и ждал, когда выведут его Барри. Тот вышел не скоро. В серой робе, руки заляпаны какой-то эмульсией. Выбрит клочьями. В глазах горестная усмешка.
-- Автомобильные номера делаем для вас, -- сказал он с улыбкой, заметив, что Андрейка разглядывает его руки... Что ты, Эндрю? Огорчен этим?
-- Барри! -- вскричал Андрейка. -- Я люблю вас, Барри! Почему говорят, вы сели из-за меня? А Кэрен... Почему нет Кэрен?.. -- Он всхлипнул, наморщив веснушчатый нос.
Барри долго молчал. Снял запотевшие очки с толстыми линзами. Начал разгибать зачем-то золоченую дужку. Лицо его без очков казалось необычно беззащитным, круглое, прыщеватое лицо крестьянского парня (Барри и в Голливуде играл крестьянских парней, славянских, канадских, скандинавских... ). Наконец он произнес едва слышно:
-- Так Кэрен и сказала мне, Эндрю: "Пойди и сядь вместо него!"... Так вот сказала и ... ушла.
Андрейка покосился на надзирателя, стоявшего у стены и тоже понизил голос:
-- Значит, из-за меня?
Барри криво, уголком рта, улыбнулся:
-- Забудь об этом, Эндрю. Ты тут ни при чем. Толстяку Джо они, правда, не хотели верить, что ты, мол, понятия не имел. Пришлось "засветиться" мне... Только не считай меня святым, Эндрю! На меня бы вышли так или иначе: груз был наполовину мой... Ты знаешь, сколько бы дали бедняге Джо за порошок ценой в миллион долларов? Пришлось делить срок с ним... -- Он поднял лицо на Эндрю и продолжал тише: -- Кэрен? Кэрен узнала, что я вошел в долю с Мак Кеем, вот и все... -- Вскричал вдруг так, что надзиратель сделал шаг в его сторону: -- Можно было терпеть этот вонючий отель для чего-то другого?
