Николай Почивалин - Юность
- Быстро наверх!
Там, где стоял дом, чернеет груда развалин. Взрыв разметал старенький пятистенник по бревнышкам - одно бревно валяется у самого входа в подвал.
- Ах, дура! - сокрушается Пресс.
Бежим по черным пустым улицам, заваленным бревнами, битым кирпичом, телеграфными столбами. Словно ураган прошел!
Далеко, очевидно, в центре, снова грохают взрывы.
Теперь они кажутся не такими страшными.
- Ночка!
- Успели ли наши уйти? - нервничает Гранович.
Пресс вытирает лицо платком, успокаивает.
- Успели. Я еще в политотдел забегал.
- Что там?
- Грузились на машины. Переезжают в ближайшую деревню... Налет не случайный... Пронюхали, что в центре штаб армии... Двух ракетчиков сняли... Ну, пошли!
Над головой снова проносятся самолеты - инстинктивно хочется упасть, прижаться к земле.
- Где же наши самолеты?
- Командующий сказал, авиацию вызывать не будут.
Занята делом поважнее. Штаб уже снялся. Будем трогаться и мы.
- Куда?
- В четырех километрах небольшое село. Остановимся на день-два.
- А если и там будут бомбить? - допытывается Метников.
- Тогда лучше всего ехать в Новосибирск, - сердится Пресс. - Там бомбежек не бывает. Рай!
Если бы не по-кошачьи зоркие глаза Грановича, мы долго бы еще разыскивали на окраине свои автобусы, Машины стоят в узком проулочке.
- Зайцев! - наугад окликает Пресс.
И тотчас же от первого автобуса отделяется фигура,
- Слушаю!
- Как машины?
- В порядке! Стекла только повылетали.
- Будьте наготове. Сейчас выезжаем.
- Есть!
В небольшой комнате тесно и жарко. Девушки сидят у стола, Гулевой курит у печки. Иван Кузьмич дремлет прямо на полу, положив голову на горку вещевых мешков и шинелей. Вот спокойствие!
Перехватив удивленный взгляд редактора, Гулевой поясняет:
- Не спал вовсе. У машин дежурил. Вот и сморило. - Начальник издательства усмехается. - Да еще с того света вернулся!
- Что за ерунда?
- Сам рассказывал. Его взрывной волной сбило, сверху снегом засыпало с головой. Очнулся с перепугу - ничего не видно, только лицо мокрое. Ну, и подумал - убит, на том свете.
- А потом?
- Потом рукой пошевелил - двигается. Ногой пошевелил - тоже двигается. Встал - по грудь в снегу, рядом машины стоят. А вы как добрались?
- Благополучно. Давайте собираться.
- Пошли, товарищи. - Гулевой тормошит метранпажа. - Покойник, вставай!
Медленно, не зажигая синих "ночников", машины трогаются. Девушки едут вместе с нами в кузове полуторки, негромко переговариваются. После беготни клонит ко сну. Спали мы всего часа полтора.
"Макаров говорит, что в редакции совершенно безопасно", - вспоминаются почему-то строчки из письма.
Конечно, тут - как у христа за пазухой!
- Портупею надел, а гимнастерку не застегнул. Так и разгуливал, рассказывает Метников. - Поэт тоже струсил. Пожалуй, один Прохоров в себе был.
- А вы не боялись, Сережа? - удивляется Машенька.
- Еще как боялся!
- Я думала, умру со страху, - говорит Машенька. - Сама бы раньше не поверила, что такая трусиха!
- Жить хочется! - впервые за всю дорогу роняет Гранович. Говорит он эти слова с какой-то внутренней страстью, тон его не вяжется с нашими шутками, мы невольно замолкаем.
В небе снова плывет рокот моторов. Спустя несколько минут в центре раздаются взрывы, взлетают и тут же гаснут багровые всполохи.
На наше счастье, дорога в поле оказывается хорошо накатанной, водители "нажимают". В лицо остро бьет ветер, мы пригибаемся.
- Что, не нравится? - спрашивает Метников девушек. - А мы все время так. И ничего, для легких полезнее!
С удивлением прислушиваюсь к оживленному голосу ответственного секретаря. Не очень разговорчивый, самолюбивый, он как-то незаметно стал словоохотливее, проще и, по привычке подшучивая над другими, совершенно свободно может прокатиться и на свой счет. Война учит, воспитывает, меняет.
Село маленькое. Мы спрыгиваем с машины, подходим к ведущему автобусу.
- Дом большой, две половины. Уместимся, - говорит Гулевой.
- Пошли, - распоряжается Пресс. - Завтра оглядимся. Сейчас - шесть часов. Спать полтора часа и - за работу. К вечеру газета должна выйти!
Заспанная хозяйка пытается нас разместить как-нибудь поудобнее, Пресс останавливает:
- Не выдумывайте. Устроимся по-походному. Спать особенно некогда.
И первый сбрасывает на пол шинель. Вповал размещаемся и мы. Спать, спать, спать. Сейчас - это единственное желание!
Утро, как и наши заспанные лица, хмурое, серое.
В горнице еще спит наша "типография". Набора и корректуры нет, пусть лишний час поспят. Поднять пришлось только Лену - вместе с Лешей Зайцевым они настраивают приемник.
- Мало, мало, - раздраженно говорит Пресс, просматривая подготовленные к набору заметки. - Барахло!
Гулевой!
- Слушаю!
- Берите машину, езжайте на узел связи. Должны быть материалы от Левашова и Кузнецова, захватите почту. Побывайте в политотделе.
- Есть!
- Гранович!
Женя молча поднимает голову.
- В номер надо стихи. Смысл: как бы ни злобствовал враг - судьба его решена!
- Попробую.
- Не пробуйте, а пишите!
- А если не получится?
- Должно получиться! Подумайте о сталинградцах, вспомните вчерашнее!
- Слушаюсь!
Редактор- неодобрительно косится на Грановича. Женя берет блокнот, карандаш, выходит на улицу, - сейчас для него это самый удобный "кабинет".
- Что осталось из запаса?
- "Ефрейтор Адамчук".
- Планируйте на третью полосу. Если Гулевой привезет что интереснее, снимем.
В комнате раздается легкое потрескивание - заработал приемник.
- Порядок! - довольно говорит Леша.
- Заводите движок - сейчас дадим набор. Немного придется посветить: темно.
- Есть!
Несколько минут работаем молча, слышно только, как быстро шуршит бумагой Лена. Вдруг она широко улыбается, машет рукой.
Пресс подходит к приемнику, пробегает глазами первую страницу.
- Товарищи! - возбужденно кричит он. - Победа!
И, спохватившись, громким шепотом, торопясь, читает: - "В последний час. Успешное наступление наших войск в районе города Сталинграда"...
С грохотом отлетают табуретки, Лена испуганно оглядывается - шум мешает ей работать, а Пресс, словно помолодев, словно став выше ростом, звенит голосом:
взяты города Калач и Абганерово... 13 тысяч пленных....
14 тысяч убитых...
Метников тычет меня в бок кулаком, я трясу кого-то за плечо, ослепительно сияют глаза Машеньки...
Как и вся страна, мы с волнением и тревогой следили за Сталинградской битвой. В последние дни радио коротко и тревожно сообщало: ожесточенные бои в заводской части города. Противник обрушивал на город тысячи тонн металла, отвага и мужество сталинградцев вошли уже в поговорки, а враг все лез. И вот тяжесть с сердца спала:
19 ноября войска Сталинградского фронта перешли в контрнаступление, гигантское кольцо вокруг окруженных гитлеровских дивизий стягивается все уже...
- Будить типографию! - командует Пресс.
Иван Кузьмич, Зина, новый наборщик Аверьянов, как и мы час назад, выходят с усталыми, серыми лицами.
- С праздником, товарищи! - встречает их Пресс. - Сталинградцы идут!
И как светлеют лица, как ярко загораются взгляды!
Уже спокойнее Пресс перечитывает сообщение, без всякого перехода предупреждает:
- Придется нажимать, товарищи! Запаса почти нет.
Вся надежда на вас, РИван Кузьмич.
Сухое лицо метранпажа освещает улыбка.
- Не подведем, Михаил Аркадьевич! В честь сталинградцев!
- Вот, вот!
Зина только усмехается. "Уж за кем, за кем, а за нами дело не встанет", - как будто говорит ее задорная улыбка. Метников откровенно любуется девушкой. Поймав мой взгляд, всегда находчивый секретарь краснеет.
Через несколько минут прибегает расстроенный Леша.
- Движок не работает!
- Что?
От резкого движения очки Пресса съезжают на самый копчик поса.
- Наверно, тряхнуло, когда бомбили. Не иначе.
- Я вчера предупреждал: проверьте машины!
- Наладим, Михаил Аркадьевич. Сейчас разберу, - Чтоб к вечеру свет был! Не то...
- Я здесь, в углу пристроюсь. Боюсь, перематывать придется. Кое-что принесу.
- Неси хоть весь автобус!
Спустя полчаса Зайцев занимает в кухне целый угол.
Мы беспрекословно теснимся: если движок не пойдет, вся работа окажется бесполезной. А не выпустить газету - скандал! Такого у нас еще не было.
Издали доносятся глухие удары взрывов. Стекла в рамах натужно дребезжат. Еще взрыв, третий, четвертый...
В тишине пронзительно скрипит промерзшая дверь, - Опять город бомбят, кивает Гранович.
Пресс недобро усмехается.
- Город почти пустой... Как стихи?
- Кажется, будут.
- tfa вот, почитай, для вдохновения! - протягивает Пресс сталинградское сообщение.
Гранович, ничего не подозревая, берет страничку, мельком смотрит, и в ту же секунду на его запавших, синеватых от частого бритья щеках разливается яркий румянец. Волнуясь, он облизывает красные полные губы, читает сводку второй раз, третий, быстро идет к двери.
