Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)
АА: "Мандельштам очень хорошо сказал - он всегда, вы знаете, очень хорошо умеет сказать: "Впечатление такое, как будто надо всем во-... (Обрыв.)
АА читает мне отрывок из неоконченной поэты "Трианон", 10-я строка отрывка:
И рушились громады Арзерума,
Кровь заливала горло Дарданелл...
Больше я ничего не запомнил... О, несчастная, проклятая моя хилая память!..
АА говорит, что это поэта, что "тут и Распутин, и Вырубова - все были"; что она начала ее давно, а теперь "Заговор Императрицы" (написанный на ту же, приблизительно, тему) помешал ей, отбил охоту продолжать...
Я говорю АА, что у нее, по-видимому, много ненапечатанных поэм...
АА: "У меня только 2 поэмы и есть: одна петербургская, а другая вот эта - "Трианон"..."
АА сегодня лежит в постели в белой фуфайке. А в прошлый раз, в воскресенье, она была в темном платье и сказала мне тогда, когда у нее поднялась температура и она стала себя плохо чувствовать, что она первый раз решила приодеться, надела платье, и вот жар начинается...
К вечеру слабость АА очень сильна. Ей трудно поднять голову с подушки... Она задыхается... В 7 часов мерит температуру - опять сильный подъем: 37,7...
У АА часы сегодня идут так, как им хочется, - врут не то на час, не то на 2. Я иду смотреть на часы в контору пансиона. Вижу - 8 часов. А поезд уходит в 8. 22.
Я схватился за шапку... Спешно прощаюсь с АА, целую ее руку...
АА на прощанье кладет в карман шоколадную конфету - заботливо...
Нанимаю извозчика, мчусь на вокзал... Оказывается, часы в конторе тоже врут и до поезда еще 25 минут. Раздосадованный, жду.
В поезде начинаю записывать впечатления, но неохотно - нет настроения. Выхожу на площадку вагона, гляжу в окно, с бегущую темноту.
В Петербурге прямо с вокзала мчусь на трамвае на Исаакиевскую площадь к Зубовым, и от них только во втором часу ночи попадаю домой.
Когда сегодня я заходил зачем-то от АА к Мандельштамам (да, передать им приглашение АА пить кофе у нее), О. Э. со смехом подошел ко мне и сказал: "У нас несчастный случай произошел сейчас... Мы (О. Э. и Н. Я.) пишем акростих Анне Андреевне, но у нас выходит Ахмотова, а не Ахматова...
Смеясь и шутя, О. Э. читает акростих, добавляя: "Он глупый до невероятности"... Я его не запомнил. Его строчки перебирают фамилии и имена, не имеющие никакого отношения к АА, и причем тут АА - понять никак нельзя...
Наташа фон Штейн, по 1-му браку с Кривичем - Наталья Владимировна Анненская, а теперь - по 2-му браку - Хмара-Борщевская.
15.04.1925
Был в Публичной библиотеке у Лозинского.
16.04.1925
Был у Кузмина, как с ним условился. Не застал его дома, сидел у него в гостиной (кабинете), дожидался около часу (расположился у него за столом и работал, чтоб не терять времени). Не дождался и поехал (на велосипеде) к О. Арбениной. Она, оказывается, вчера уехала на Мурман недели на 3.
В 6 часов разговаривал с Кузминым по телефону. Он просит прощения, что не был дома, уславливаемся встретиться после праздников.
В 12 часу ночи разговаривал по телефону с Н. Н. Пуниным. Он был в Царском вчера и был сегодня. Вчера рано уехал. Температура у АА низкая и вчера, и сегодня. Сегодня выше 37 не поднималась. АА вставала, даже в церкви была.
Н. Н. Пунин: "У нее высокая температура, только когда она вам диктует..." (причем слово "диктует" было сказано тоном, подобным тому, с которым АА произносит слово "извиняюсь"...).
Я серьезно отвечаю: "Я то же самое ей говорю"...
Н. Н. Пунин: "Нет, правда же - нервное возбуждение... Потому и поднимается температура..."
На самом деле - факт остается фактом - у АА поднималась температура до 37,7 два раза, и оба эти раза совпали с моими приездами.
Лег спать, думая об АА.
17.04.1925. Пятница
Вечером у М. Фромана, на дне его рождения. У него Костя Вагинов с Шурой Федоровой, сестры Наппельбаум (Ида и Фрида), Кулаковы, Цецилия Лазаревна и художник - сосед.
Пили чай, была бутылка розового муската и бутылка хересу. За долгим чаем - разговоры о музыке, о Клемперере и т. д. После чая - в гостиной Цецилия играла на пианино. Костя Вагинов в разговоре о музыке участия не принимал. МАФ читал сказку о зайке. Я читал неизвестный отрывок из поэмы "2 сна", говорили о Гумилеве в связи с этим. Слушал стихи Фриды. Разошлись во 2 часу, Костя остался ночевать у МАФ'а, я провожал Цецилию Лазаревну.
Летом (в августе 1920) было критическое положение: Шилейко во "Всем. лит." ничего не получал; "Всем. лит." совсем перестала кормить. Не было абсолютно ничего. Жалованья за месяц Шилейке хватало на 1/2 дня (по расчету). В этот критический момент неожиданно явилась Н. Павлович с мешком риса от Л. Р., приехавшей из Баку.
В Ш. д., где жила АА, все в это время были больны дизентерией. И АА весь мешок раздала всем живущим - соседям. Себе, кажется, раза два всего сварила кашу. Наступило прежнее голодание. Тут приехала Нат. Рыкова и увезла АА на 3 дня к себе в Ц. С. АА вернулась в Шерем. дом. Снова голод. Тут (завед. Рус. музеем?) со своего огорода подарил АА несколько корешков, картофелинок молодых - всего, в общем, на один суп. В Шер. доме варить суп было не на чем и нечем - не было ни дров, ни печки, ни машинки, и АА пошла в кастрюлькой в училище правоведения, где жил знакомый, у которого можно было сварить суп. Сварила суп завязала кастрюльку салфеткой и вернулась с ней в Шер. д.
Вернулась - застала у себя Л. Р. - пышную, откормленную, в шелковых чулках, в пышной шляпе... Л. Р. пришла рассказывать об Николае Степановиче... Л. Р. была поражена увиденным - и этой кастрюлькой супа, и видом АА, и видом квартиры, и Шилейкой, у которого был ишиас и который был в очень скверном состоянии. Ушла. А ночью, приблизительно в половине двенадцатого, пришла снова с корзинкой всяких продуктов... А Шилейко она предложила устроить в больницу, и действительно - за ним приехал автомобиль, санитары, и его поместили в больницу.
А АА после этого поступила на службу, и опасность умереть с голоду (в буквальном смысле) чуть-чуть отодвинулась.
Николай Степанович, по примеру Т. Б. Лозинской, служившей в Детском доме и туда же поместившей своих детей (Т. Б. Лозинская всегда преподавала и в мирное время), хотел (потому что у него, вероятно, тоже острый момент пришел, и не было никаких продуктов), чтоб А. И. тоже поступила в Детск. дом и взяла туда Леву. АА это казалось бессмысленным и очень неблагоприятным таким образом для Левы, да и для А. И. - старой и не сумевшей бы обращаться с фабр[ичными] детьми. АА рассказала об этом Л. Р. Л. Р. предложила отдать Леву ей. Это, конечно, было так же бессмысленно, как и мысль Николая Степановича, и АА, конечно, отказалась...
О Николае Степановиче Л. Р. говорила с яростным ожесточением, непримиримо враждебно, была "как раненый зверь"... Рассказала все о своих отношениях с ним, о своей любви, о гостинице и о прочем...
АА тогда, в 20, не знала о Л. Р. ничего, что узнала теперь. Отнеслась к ней очень хорошо. Со стороны Л. Р. АА к себе видела только хорошее отношение, и ничего плохого Л. Р. ей не сделала.
С августа АА больше не виделась с Л. Р.
Потом Л. Р. уехала (в 21, кажется - в марте или до марта), и уже никакого общения с АА не было. Было только письмо после смерти Блока - из Кабула (?).
А в 1916 - 17 гг. АА было безразлично - кто Л. Р., Адамович или еще кто-нибудь, поэтому Л. Р. могла смело рассказывать о себе, зная, что "супружеские чувства" АА не будут задеты.
18.04.1925
[AA:] "Мар[ина] Андр[еевна] Горенко. Та самая двоюродная сестра, у которой я жила (жена брата АА - Андрея Андреевича). Она в Афинах сейчас".
Она любила Николая Степановича и стихи его и была в курсе всех отношений между АА и Николаем Степановичем.
19.04.1925. Воскресенье
1-й день Пасхи
С поездом 11.20 еду в Ц. С. к А. А. Ахматовой. Застаю у АА Над. Як. Мандельштам. АА лежит, но сегодня, только сегодня (всю эту неделю были сильные боли) болей нет. Температура с утра 36,9.
Вчера АА вставала и была в церкви - дважды - на Двенадцать Евангелий ходила, и к заутрени ходила с Над. Як. и Ос. Эм. Мандельштамами.
А. Е. Пунина прописала АА лекарство, которое ей помогает и уничтожает боли. Это valerian 8%, который она принимает по столовой ложке через каждые 3 часа. Кроме него, АА принимает codein (порошок).
Температура сегодня такая: утром - 36,9; в 3 часа дня - 37,1; в семь час. - 37,3; в 9 час. веч. - 37,5.
Сегодня к АА обещали приехать сестры Данько, АА их ждет, но они так и не приехали.
Над. Яковлевна минут через 15 после моего приезда уходит домой (в пансион Карпова) - завтракать, и до 7 часов вечера я у АА один.
АА сообщает, что у нее был Сологуб.
Я: "Не сердитый был?"
АА: "Недобрый был!" - отвечает раздумчиво.
АА говорит, что Сологуб ее упрекнул: "Все вы бегаете!".
АА: "А как я бегаю? Лежу все время!"
Мандельштамы вчера утром переехали из этого пансиона неожиданно... Теперь поместились в пансионе Карпова. (О. Э. мне рассказал после, когда я был у него, причину переезда: "Нас попросту выгнали"... Хозяину пансиона нужна была комната для новых жильцов, он знал, что Мандельштамы все равно скоро уедут, и пришел к ним требовать денег вперед, тогда как все деньги, до минуты этого разговора, были ему уплачены. Требование было сделано в такой грубой форме, что Мандельштам решил немедленно переехать.)
