Захар Прилепин - Санькя
Он застыл, почти испуганно. Спустя минуту открыл глаза, увидел ее. Она убирала упавшую прядь за ушко. Лицо ее было напряжено и серьезно, словно она делала важное, требующее внимания дело. И она неотрывно смотрела на то, с чем работала, очень серьезно, спокойными и даже, показалось, жесткими глазами.
Спустя секунду прядь снова упала, но Яна больше не отвлекалась на нее. Лица Яны не было видно за волосами.
Не закрывая глаза и, кажется, даже не впадая в полубред, Саша почувствовал, как его сшибли с ног и несколько раз ударили очень гибкими дубинками по голове и куда-то еще - в те органы, которые поставляют воздух. Воздуха не стало, но отчего-то его было достаточно внутри тела - настолько много, что можно было не дышать ртом.
Его били с оттягом, в жестком, все убыстряющемся ритме, и он сам подставлялся под удары, стремился им навстречу всем телом. Принимал унижение легко, чувствуя, что хочется закричать, но нет голоса. И не надо. И сводит ноги. Бейте в ноги, просил он, их сводит. Казалось, что чем сильнее будут бить, тем скорее отпустит боль мышцы, скручивающиеся в жесткие жгуты. И мышцы расслабятся.
Откуда-то, всего на секунду, вновь пришло острое и болезненное зрение. Увидел: острый ее подбородок, весь влажный.
Новый удар вывел его из сознания, и он догадался, зачем его били: едва он утерял связь с рассудком, его начали фотографировать - несколько фотографов сразу, невидимых за вспышками их аппаратов. Эти вспышки три или четыре раза остро, но безболезненно выхватывали его из засасывающего небытия. Каждая вспышка озаряла его расширенные зрачки и раскрытый рот с болезненно сухими и пристывшими от частого дыхания зубами, за которыми хрипел и клекотал, вырываясь наружу, крик.
Им явно хотелось зафиксировать момент его гибели. Но последние вспышки показались слабыми, размытыми, словно его фотографировали из тумана…
И все пропало.
На глаза наплыл легкий больничный потолок.
Саша даже не успел разобраться с собой, с цветом потолка, как Яна вернулась, и, моргнув, он вдруг увидел ее лицо над собой, очень близкое. Кажется, она просто поцеловала его. Сначала он ощутил ее горячий - словно от горячего чая - и усталый рот, а потом - почти исчезнувший, но еще живой, животный, свой собственный вкус на ее губах, смешанный с ее слюной, и этого было более чем достаточно.
…более… чем…
Яна действительно была похожа на ящерицу - изворотливым и быстрым телом. Иногда казалось, что она, подобно ящерице, не может лежать на спине и хочет перевернуться, чтобы исчезнуть, юркнуть, сбежать. Саша крепко брал Яну за руки, за плечи - чтобы рассмотреть ее, поймать ее дыхание, ее постоянно ускользающий взгляд: темные, острые зрачки.
Он гладил ее, вдруг понимая, что кожа ее, нет, вовсе не шелковистая, не гладкая, а напротив - жесткая. И едва теплая… как… Саша попытался вспомнить, с чем схоже ощущение от прикосновений к спине Яны, к ее упругим ногам, и вдруг увидел себя на летнем пляже, пацаном, лежащим грудью и животиком на черном кругу автомобильной камеры, пахнущей едко и сладко, - водой, солнцем и еще чем-то дурманящим. И грудь Яны не была яблочной, жесткой, и соски - острыми. Нет, напротив, грудки ее колыхались молочно, малые, по-детски мягкие и почти без сосков - только с розовыми полукружиями.
"А в одежде соски казались острыми, наглыми…" - мелькнуло у Саши.
…И позвоночник ее то исчезал, то проявлялся остро, оттого, что Яна, вывернувшаяся-таки из-под Саши, выгибала спину хищно и тут же расслаблялась бессильно.
Легким движением бедер она высвободилась от Саши.
Он подумал, что - случайно, и попытался вернуться назад, но Яна вновь отстранилась - чуть-чуть - на несколько сантиметров, покачивая при этом бедрами: "Нет-нет, не так. Не… сюда. Попробуй… чуть выше…" Яна не сказала ни слова, и когда Саша догадался, она застыла - так застывает умное животное, когда ему делают укол или извлекают когтистую занозу, - кося напряженным и немного испуганным глазом, легко, еле заметно подрагивая всем влажным, легким телом.
"Сссс…" - произнесла Яна и чуть придержала Сашу рукой, тонкими, изящно выгнутыми пальцами, за бедро. Но спустя мгновение сама сделала такое движение, что ушло мягко и глубоко, глубже.
С каждым движением Саша чувствовал, как белеет его сердце, - оттого кровь из сердца уходит. Ток, ток, ток, уходит.
Но когда белизна эта достигла раскаленного, почти уже серого цвета, рыжая, лохматая кровь вдруг хлынула, ворвалась в сердце, закружила там… Саша вздрагивал, держа Яну ладонью под живот, ее пупочек чувствовался мякотью ладони - и располагался он где-то между линией судьбы и линией жизни.
"Яна кричала", - понял Саша. Только что кричала.
Он высвободился из нее и мягко осел на бок, и Яна легла на спину, плотно сжав ножки. Дышала, закрыв глаза. Веки ее были напряжены и подрагивали, как у человека, который старается не открыть глаза, боится или стесняется увидеть свет.
- Посмотри… у тебя… все хорошо? - попросила она.
Саша посмотрел.
- Все хорошо, - ответил он и погладил ее по руке. - Яна, ты необыкновенная. Невообразимая. Сладкая. Горячая, - сказал Саша, вдруг почувствовав, что немного задыхается.
- А ты блудливый кот, - сказала она, помолчав. Голос ее был дурашлив и забавен.
- Нет.
- Тогда… тогда ты поджарый и жадный кобель.
- Нет, не я… - невпопад ответил Саша.
- А почему ты блудишь, кот? - спросила Яна, так и не открывая глаза, улыбаясь краями губ. - Почему ты трешься об меня своим поджарым собачьим животом? Делаешь то, что нехорошо?
- Ах, это я? А я думал, что это ты. Крутишь своей попкой. Зачем ты крутишь?
- Это неосмысленно получилось.
- А по-моему, очень осмысленно.
Яна задумалась. Облизала быстрым язычком губы.
- У тебя очень красивая эта твоя… вещь… Я подумала, как замечательно она будет лежать внутри меня, такая стройная… И я кончила, да.
Яна неожиданно открыла веселые, смеющиеся глаза, и Саше показалось, что вот он шел-шел по полю, среди серой, одинаковой травы, и вдруг увидел два живых, словно отражающих солнце, цветка. И они смотрят на него. Он наклонился и поцеловал эти цветы, и губы защекотало.
Яна поднялась и пробежала по комнате голенькая, ища что-то, держа комочек неодетых трусиков в руке.
Саша с удивлением и нежностью оглядывал ее, думая, что - вот оно, такое ясное и теплое тело, и внутри него, везде, где только возможно, сейчас струится, сползает по мягким стеночкам внутри Яны его влага.
Саша вглядывался в спину Яны, в ее узкий живот, словно пытаясь увидеть Яну насквозь, как рентген - чтобы различить, где именно - его, белое теплится и отекает плавно.
Это было родство - Саша чувствовал это как абсолютное и почти божественное родство.
Глава шестая
- Саша, мне срочно нужен один надежный человек. Но не ты.
Яна глубоко затягивалась и медленно выпускала дым.
Они сидели на лавочке возле ее дома.
Саша по привычке провожал взглядом прохожих - любого пола и возраста. Он любил смотреть на людей.
- Почему не я? - спросил он.
- Потому что для тебя есть работа здесь. У тебя есть такой человек?
"Шаман, Паяла, Бурый… Дальнобойщик… Грек? Олежка-спецназовец?" - мысленно перечислял Сашка самых забубённых своих ребят.
"Негатив", - решил он.
- Есть.
- Он может поехать куда-нибудь? Надолго?
- Может. Насколько надолго?
- Если его возьмут, а его возьмут, он, скорей всего… сядет. На год, на два, не знаю… Это не в России.
Саша замолчал.
- Ну? - повернула строгое лицо Яна.
- Я спрошу у него.
- Не по телефону.
- Когда это нужно сделать?
- Вчера.
- Мне нужно ехать домой, - в форме утверждения, а не вопроса, сказал Саша. - Я поеду. Сегодня.
- Хорошо, - сказала Яна. - Я в бункер. Тебе надо там что-нибудь?
- Нет, - ответил Саша, в который раз за утро с интересом разглядывая Яну, а верней - фиксируя смену ее настроения.
Он специально сказал, что - нет. Ему не хотелось ехать с ней, оттого, что она вновь стала отстраненной. Весь ее вид говорил: "Ничего не было. Не придавай ничему значения".
Саша дымил и тряс головой, словно сбрасывая что-то навязчивое, приставучее.
- Пойдем к метро? - сказала Яна. - Тебе ведь на метро?
Саша встал, выбросил сигарету - он не любил курить на ходу.
В метро они быстро расстались. Саша не смог удержаться и прильнул к стеклу дверей в своем вагоне - пытаясь увидеть, где Яна, - быть может, она тоже смотрит на него.
"И машет рукой тебе…" - жестоко поерничал Саша над собой.
Яну он не разглядел. Поезд влетел в тоннель, и Саша увидел свое отражение, густо-темные волосы, размытый, неясный взгляд, щетину, которая отчего-то показалась седой, с седыми волосками.
На вокзале он выпил пива, хотя хотел водки, и, ожидая поезда, выкурил сразу несколько сигарет.
В поезде он забрался на верхнюю полку и легко, посреди дня, заснул, и спал, не видя снов. Один раз только разбудила проводница - он, открыв глаза, дал паспорт и билет. Чтобы вернуть ему документы спустя минуту, ей пришлось будить Сашу снова.
