Эдуард Караш - И да убоится жена
- Ой, какая прелесть, какой контраст, - она говорила как бы сама с собой, переводя взгляд с него на неё и обратно. Они в растерянности тоже остановились.
- Извините, молодые люди, но в природе нечасто встретишь такое чёрное и такое золотое, а тем более, их рядом... Я обязательно попробую золотом по чёрному фону... или наоборот. Да Вы не пугайтесь, я в порядке, просто художники мир воспринимают через краски, цвета, а тут навстречу такое сочетание. А кстати, не хотите ли на концерт? Сын с невесткой не смогли пойти, у меня лишние билеты.
Марина в сомнении оглядела свои и Ширинбека свёртки с покупками:
- Н-не знаю, как это...
- Да ну, что Вы, милая, это Москва - полтора миллиона приезжих ежедневно, сдадите свой багаж в гардероб, и дело с концом...
- А что за концерт, - поинтересовался Ширинбек, - и где?
- Здесь, за углом, - засмеялась дама и тоном конферансье выразительно объявила: "Поёт Муслим Магомаев!", чем разрешила все сомнения...
После концерта он проводил Марину в её гостиницу - ему нужно было с утра в аэропорт, ей - собираться на поезд. Они долго прощались у станции метро, договаривались о встрече в Баку, снова обменивались впечатлениями от концерта, перескакивая на другие события последних дней, и вдруг одновременно замолкали, подолгу вглядываясь друг в друга с любовью "как хорошо было, правда?", и с надеждой "и всё будет хорошо, да?..."
Ей вспомнились печальные строки А. С. Кочеткова:
"И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг..."
Подумалa: "Нет, это не о нас...", ещё раз прикоснулась губами к его лицу, и её каблучки прощально застучали в тишине полуночной Москвы.
II
Единожды солгав...
Поезд из Москвы прибывал по расписанию, около восьми вечера на первый путь бакинского вокзала. Марина перед отъездом после некоторых колебаний всё же позвонила домой. Разговаривала с мужем сухо, по-деловому - сообщила дату приезда, номер вагона; сказала, что если он не будет страдать от головной боли и надумает её встречать, то только с девочками - соскучилась. Хотя и помнила, но уточнила, что ему по графику на работу в понедельник, зная, что Ширинбек сдвинул свой отъезд до пятницы. Дала отбой, не попрощавшись.
Теперь Марина, глядя из открытого окна вагона на замедляющий своё движение перрон, старалась отыскать на нём среди беспорядочного мелькания встречающих своих милых девчушек.
Поезд перешёл на "пеший шаг" - колёса уже не бежали по рельсам, постукивая на стыках, а степенно шагали по ним в предчувствии скорого отдыха и блаженного созерцания сотен ног и ножек, принявших от колёс эстафету движения, и в сопровождении чемоданов, сумок и тележек спешащих по своим делам.
Бакинских встречающих можно было условно подразделить на три категории. Первая, и самая многочисленная включала в себя людей, традиционно приходивших встретить своих родных, близких, друзей, сослуживцев, делегации и т. п.
Вторая, всё более в то время разраставшаяся - "посылочники", пользовавшиеся за умеренную плату услугами проводников для отправления и получения посылок вместо долгой и ненадёжной почты. В зависимости от "посылкоёмкости" проводников к некоторым из них выстраивались очереди из отправителей или получателей. В период, который много позже назовут "расцветом застоя", провинциальные продовольственные и промтоварные магазины всё более пустели или, в лучшем случае, предлагали крайне ограниченный ассортимент продуктов и "сшитой для врага" кособокой одежды. Остряки говорили, что когда зарубежные поставщики предлагали генсеку Брежневу доставлять свою продукцию в любые точки огромного Союза, он неизменно отвечал: "Везите всё в Москву, а люди сами развезут отсюда по стране". Таким образом, в Баку из Москвы шло всё, что надо, а в обратном направлении - преимущественно, красная рыба, чёрная икра, разноцветные фрукты и цветы. Надо сказать, что перевозки основывались на безукоризненной честности, поскольку посылки вверялись конкретным проводникам - Светочкам, Зиночкам или Газанфарам, с которых можно и спросить в случае чего, а не невидимым безответным почтовым служащим и рабочим.
И третья, малочисленная группа, относящая себя к деловым людям, но при определённом стечении обстоятельств отвечавшая перед законом по статьям Уголовного Кодекса, связанным со спекуляцией, обычно встречала (и провожала) вагон-ресторан, из которого выгружались большие коробы болгарских и московских сигарет, колбасных изделий, парфюмерии, женских колготок и других товаров повышенного спроса, а загружалась упомянутая выше продукция, но уже, конечно, не в посылочных объёмах. Наряд милиции, которому, можно сказать, повезло в такой день заступить на дежурство, в упор не видел происходящего, думая о том, как лучше распорядиться грядущей "благодарностью".
Среди этого люда Марина, наконец, разглядела два родных личика: обрамлённое светленькими локонами - Яночки, и чуть повыше, с торчащими по бокам косичками - Юленьки. Позади, положив ладони на головки дочерей, стоял Сергей, провожая поворотом головы предыдущий вагон. "Нет, ничего нельзя менять... Чтобы не причинить боль ни девочкам... ни ему", - мелькнула мысль, и она помахала рукой Сергею, перенёсшему как раз внимание на их вагон. Он махнул в ответ и показал дочкам на маму в окошке вагона. Обе девочки замахали ручками, и все трое двинулись по ходу поезда до полной его остановки.
На сей раз после нескольких сошедших пассажиров первой в дверях вагона появилась Лейла Халиловна, начавшая процедуру спуска почему-то новым способом - спиной к зрителям на перроне, которые с интересом стали наблюдать за медленным перемещением "центра тяжести" своеобразной фигуры. Сергей, помня недавний опыт, подошёл поближе, чтобы принять Лёлечку "на себя", но Марина из-за спин пассажиров увидела, как он тут же был оттеснён внушительного вида усатым мужчиной "пятьдесят восьмого размера", который без особого труда снял жену аж со второй ступеньки, поставил на землю, повернул к себе лицом и нежно поцеловал.
Затем он принял сверху два Лёлечкиных чемодана с раздутыми до предела боками и неторопливо, не оглядываясь двинулся к выходу. Лейла виновато улыбнулась Сергею:
- До свиданья... С Мариной Леонидовной мы уже попрощались, - и вперевалочку, утиной походкой поспешила вслед за своим благоверным "Сали Сулейманом", как окрестил его Сергей, вспомнив знаменитого циркового борца детских лет.
Марина появилась через два пассажира со своей дорожной сумкой в руке и с метровым ярким клоуном подмышкой. Яночка сразу поняла, кому предназначен этот подарок, и запрыгала, захлопав в ладошки:
-Шпашибо, мамочка, шпашибо, я как раж такого хотела...
Сергей взял сумку, Яна, забыв про маму, крепко обняла своего клоуна, оказавшегося одного с ней роста, а Марина подняла на руки Юленьку и прижала к себе:
- Ну, первоклассница, пойдёшь в школу в московской форме, как заказывала... И папке нашему есть подарок, - она улыбнулась Сергею, и он понял, что, наконец, прощён.
... Ночью, однако, в его объятьях она долго не могла отвечать на его ласки, пока не представила рядом с собой совсем другого человека...
Ширинбек позвонил утром, услышал громкое "Вы не туда попали, девушка", и тут же шепоток "вечером там", чмок, и отбой.
Зима в этом году выдалась капризная. После привычных ноябрьских штормовых ветров наступили менее ветренные, но слякотные декабрь и январь. Частые дожди со снегом перемежали дневную слякоть с утренним гололёдом, бичом для людей и машин после "сумасшедших " бакинских заморозков в минус один-два градуса. Тем не менее, как и в любых других городах с "порядочными" зимами, падали люди, растягивая сухожилия, вывихивая суставы и даже ломая себе кости, сталкивались автомобили, предоставляя их водителям право шумно отстаивать между собой свою правоту, но в отличие от тех городов в Баку, амфитеатром поднимающемся от моря, районы, расположенные "на галёрке" сразу начинали ощущать недостаток подвоза хлеба, продуктов в магазины, перебои с отоплением, подачей воды и бытового газа. На автобусных остановках в долгих ожиданиях скапливались толпы людей, спешащих на работу и по домашним делам, но в редкие автобусы набивались лишь самые отчаянные, после чего водители, не трогаясь с места, ещё долго и безуспешно пытались закрыть входные двери на застрявших в них пассажирах. Видимо, такая ситуация свойственна всем южным городам, плохо приспособленным к зимним условиям.
Именно в этом направлении текли мысли Ширинбека, когда он шагал по родному микрорайону асфальтированными дорожками между домами, а затем, балансируя, как канатоходец, по первородным глинистым скользким плешинам, напоминая себе "здесь будет телефонная станция, а здесь должны построить детский сад." Ему вспомнился выдающийся турецкий сатирик Азиз Несин, который в одном из своих рассказов "Всё из-за дождя" писал: "...На кой чёрт тратить на нас бомбы? Да разбрызгай над Стамбулом два стакана воды, и жизнь в городе остановится".
