Александр Бойм - Летние истории
Они протанцевали остаток церемониального, в восемь па, танца: ": алло", "привет - привет", "как дела? - лучше всех", "а ты как? нормально".
Инна, вместо того, чтобы перейти к произвольной программе и, скажем, издевательски бодро рассказать о весело проведенном без него времени, сбив ритм, заговорила неуверенно:
- Знаешь, Женька, я с тобой хотела об Оле поговорить:
Он понял, что сейчас услышит, и листы белой стаей чаек спорхнули на влажный и красноватый кафель. Вульф, распрямившись, встал посреди ванной, ему не нужны были порожние слова, и только вертелись перед глазами какие-то бессмысленные обмылки теней, а он, опустив трубку в ослабевшей руке, бессильно прошептал: "как же я теперь? а?"
- Алло! Алло! - надрывался телефон.
- Да, - поднял Вульф шарнирную руку.
- Ты меня слышишь?.. Я и говорю: скотина ты, Женька, мог бы ей все-таки и позвонить.
- Кому? - спросил он, не решаясь поверить.
- Извини, а с какой целью ты изображаешь идиота? Ну не папе же римскому! - от неловкости Инна стала грубовата, - в самом деле, не развалишься же ты от телефонного звонка. Бедная девочка:
К концу монолога, Вульф настолько пришел в себя, что даже принялся отшучиваться, наслаждаясь самым лестным для мужчины обвинением.
Завершив беседу, Женя, не подбирая с пола рукопись, постоял секунду в задумчивости, покачал в руке трубку, и, резко развернувшись, прошел в кабинет, где, переворошив кипу бумаг и разыскав нужную, опустился на вертящийся стул.
Девушка и в самом деле лежала в постели. Когда тишину разрезал звонок, она подскочила и, на бегу схватив со стула нежно-голубую рубашку, ринулась к стоящему в коридоре аппарату.
- А я думала - ты мне не позвонишь, - сказала она, услышав его голос, и добавила: я соскучилась.
- В самом деле? - спросил он.
- В самом деле, - ответила она.
Ее было холодно стоять на вытертом линолеуме, и она поднялась на цыпочки, отчего ноги стали казаться еще длиннее обычного.
- Тогда приезжай ко мне в гости, - предложил он.
- А ты действительно этого хочешь?
- Действительно.
- Честно-честно? - спросила она.
- Честно-честно, - ответил он.
Повесив трубку, девушка, закружившись счастьем, разметала вокруг себя вихри великоватой ей рубахи и двинулась обратно, в свою комнату.
Мужчина, сидевший на растерзанной постели, хмуро почесал в паху и раздраженно спросил:
- Ну, и кто это был?
Она начала врать, причем врать совсем неубедительно, но он хотел поверить и поверил, постепенно перейдя от раздраженности к язвительности, а потом и к униженности.
Когда же он, прощенный и обласканный, ушел, рослая девушка рухнула обратно в постель.
Господи, как она ненавидела этот город! Эти свиные, каждый день одни и те же рыла, эту безнадежность и тоску, эти вечные перешёёптыванья за спиной, эту бесконечную непроходимую скуку, где не происходит ничего, эту нищету, весь этот:
Иногда от ненависти и бессилья она была готова удавится, но только не сейчас - сейчас она мечтала и не бесплодными видениями слабых, а выстраиванием тех слов и поступков, какими она прогрызет свой путь в мир настоящей, искрящейся жизни, и куталась в первый залог будущего - дорогую джинсу выцветшей рубахи.
Вульф, снисходительно улыбаясь, зашел в ванную, пропахшую вкусным сигарным дымом, где, неторопливо опустившись на колени, принялся подбирать разлетевшиеся по полу страницы, тщательно раскладывая их по порядку.
