Иван Подсвиров - Чинара
Костя, потеряв надежду отыскать медведя, повернул назад. А шатун, тенью прошмыгнув, уже затаился в ельнике, почти на том же месте, где его настиг выстрел, и терпеливо ждал возвращения человека. Шатун чуял вблизи свою кровь на снегу. Она раздражала его, однако он не шевелился.
Когда человек поравнялся с ним, он вздыбился во весь свой рост, молча накинулся на него со спины, подмял под себя. Когтистая лапа рванулась по лицу, и одновременно что-то внутри у Кости лопнуло, порвалось.
В горячке он выхватил из-за пояса нож и всадил его по рукоятку в горло зверю.
- Ари-ин! - закричал Костя, пугаясь оттого, что небо над ним багровело, а вокруг образовывалась глухая, жуткая пустота. Крик его испугал медведя. Он отвалился от Кости и вялыми, слабеющими прыжками побежал под гору. Вдруг закружился на месте, жалобно взревел и свалился на бок, обратив морду к человеку.
Костя уже не слышал его последнего, предсмертного рева.
9
Долгое отсутствие Кости встревожило Евграфа Семеныча, он сообщил председателю колхоза. Стали искать пропавшего охотника - и нашли. Медведь и Костя, присыпанные белой порошей, лежали неподалеку друг от друга. Студено было в горах. Вовсю погуливал ветер, прочесывал насквозь ельник, натужно свистел в балке.
Все ниже спускаясь к земле, неприветливо хмурилось небо - к большому снегу. Люди содрали с медведя шкуру, бережно завернули Костю в брезент и Понесли его вниз, к жилью.
Тело предали земле на хуторском кладбище, хотя на нем давно уже никого не хоронили. Но для Кости сделали исключение. Может быть, потому, что любил он Сторожевой больше других, а значит, и заслужил право остаться навечно там, где родился.
Женщины голосили навзрыд, вспоминали доброту покойного. Беременная Машутка до того растравила себя слезами, что упала в обморок. Ее подхватили под руки и куда-то увели. Евграф Семеныч тенью ходил вокруг могилы и, путаясь в полах своего пальто, все спрашивал v кого-то:
- А как же я? Что ж мне делать?
Марея положила на свежий бугорок вылепленные из воска прозрачно-белые цветы, пошевелила сухими бескровными губами:
- Не воротись Арина, жил бы он...
- Из-за медвежьей шкуры сгубила человека, - склоняясь над могилой, поддакнул ей широкой крепкой кости старик, с рыжими усами и с такой же бородой. Это был Прокофий Прокофьевич, тот самый, что когда-то встретился Арине у оврага. Он давно жил в селе, а сейчас гостевал у дочери и случайно оказался на похоронах. - Что же это творится? - тоном поучения говорил Прокофий Прокофьевич и с осуждением поглядывал в сторону Арины.
Выл, выл ветер. Рвал на женщинах платки. В вое его Арина ничего не слышала. Вся в черном, стояла она у бугорка и невидяще смотрела на остро ограненный металлический обелиск с красной звездой.
Люди стали расходиться: Климиха звала всех на поминки в старую хату. Кладбище опустело. Еще неуютней стало кругом. К Арине подошел Федор Кусачкин, осторожно тронул ее за локоть:
- Куда тебе?
Арина ничего не ответила, вздрогнула и пошла к дороге, ведущей в село. Федор постоял, хотел было повернуть в противоположную сторону, но в последний миг передумал и направился вслед за ней. Он опасался оставлять ее одну.
- А на поминки? - спросил Федор, когда они уже были далеко от хутора.
Арина шла как немая, глядя в пустое пространство перед собой.
Почти у села их неожиданно настиг Игнат, с сумкой через плечо. Федор отвернулся. Голубела на сумке среди мутно-белой, неприютной степи реклама Аэрофлота, призывающая к выгодным и удобным путешествиям на воздушных лайнерах. По всему было видно, что Игнат отправлялся в неблизкий путь. Он приостановился, собравшись что-то сказать Арине, уловил в ее лице пугающую отрешенность ко всему - и молча обогнал их, зажелтел впереди своей дубленкой. В спину ему дул ветер.
В воздухе мелькали снежинки. Откуда ни возьмись на дорогу выкатился колючий шар перекати-поля и, сухо шелестя, бездомной собачонкой кинулся Игнату под ноги. Тот пнул его - шар заюлил, завертелся, вскачь замельтешил по дороге. Чтобы согреться, Игнат побежал за ним, гулко стуча по затвердевшей земле.
Не дойдя до нового Арининого дома, Федор остановился, проводил глазами Арину. Он больше не знал, чем ей помочь, и решил вернуться на поминки.
Арина задержалась у чинары, в забытьи провела рукой по ее тонкому вздрагивающему стволу, подернутому прозрачным слоем льда. Деревце принялось и незаметно жило, противясь ненастью. Лед таял под горячими пальцами, кора теплела...
Когда-то зацветет чинара и даст первые орехи. Упадут они в землю, лопнут и развернутся в ней, как живые.
Из семени пробьются на свет побеги. Потом зашумят деревья...
Арина вскрикнула от внезапного и радостно-незнакомого толчка под сердцем. Что-то живое опять шевельнулось в ней. Все еще не веря чуду, она жадно прислушивалась к зарождающейся в самой себе новой таинственной жизни. Арина ждала этого, ждала с тревогой, нежностью и надеждой... Она припала вдруг щекою к чинаре и заголосила во весь голос - от осознанной до конца потери...
1973
