Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 1)
— Ох, у-ууу…
— Можно войти?
— Вой-ди-те… — Гашем лепетал, как мечущийся в жару ребенок. Приоткрыв глаза, он метнул взгляд на дверь и возликовал. — Проходите, товарищ Мадат, какая честь, руководитель района уделил минутку внимания занемогшему!..
Мадат, увидев торчащий из-под одеяла длинный нос Гашема, взволновался: как это нехорошо получилось, — председатель исполкома, друг по партии, по работе, уже несколько дней в постели, а он, Мадат, навестил больного только сегодня, да еще по строгому настоянию жены.
— Что с вами, товарищ Гашем?
— Э-э-э, наше дело такое, стариковское, — прикидываясь беспечным, сказал Субханвердизаде. — Лишь бы вы, молодые руководители района, здравствовали, трудились на благо народа, а наша мука, как говорится, уже просеяна и сито заброшено за облака!..
Положив руку ему на лоб, Мадат не удержал изумленного восклицания:
— Да у вас нет никакой температуры!..
Субханвердизаде приподнялся, надрывно закашлял.
— Банки, банки помогли, но зато неимоверная слабость… А ночью жар, нестерпимый жар, сорок один… Но это все пустяки! — Он передернул плечами. Меня угнетает не болезнь, а то, что ты-то, товарищ, остался фактически один в районе… Вот что страшно!
Мадат придвинул стул к кровати, сказал оживленно:
— Днем провел инструктивное совещание актива. С заготовками дело обстоит неважно. Придется буквально всех работников послать в аулы.
— Действуй, действуй, товарищ! На тебя вся надежда. Видишь, пока я не работник…
— Да, активисты уедут в горы, — кивнул Мадат. — На днях я тоже поеду.
— Действуй, — одобрил Гашем. — Водолаз может научиться нырять лишь в бурном море!.. Молодой кадр закаляется в борьбе!
"Едва ты отправишься в горы, так я зажму весь район в своем кулаке", злорадно подумал он, расточая похвалы энергичному Мадату.
— Положение, конечно, сложное!..
- ^'Ничего нет сложного! — Субханвердизаде отмахнулся дрожащей якобы от слабости рукой. — С таким талантливым секретарем райкома можно дружно работать сто лет.
— Никакой я не секретарь. — Мадат покраснел от досады. — Демиров весьма образованный человек, знающий практику партийной работы. Опыт есть!.. Да нам повезло, что сюда прислали такого работника.
— Вполне с тобою согласен, — сказал Гашем серьезным тоном. — Товарищ Демиров и опытный, и образованный кадр, но каждому овощу свое время. Зеленое еще вчера яблочко налилось ныне соками, созрело, зарумянилось. Вот так же настало время смело выдвигать на руководящие посты местные кадры. До приезда Демирова я не раз ставил вопрос в центре о выдвижении тебя на партийную работу.
— Но я и так на партийной работе…
— Э, речь идет о верховном руководстве! — страстно продолжал Гашем. — Как я говорил? Я говорил: бывший батрак, сын народа, закален в огне классовой борьбы…
Мадат решительно возразил:
— Прошу вас, товарищ Гашем, прекратить эти ненужные ни вам, ни мне разговоры.
— Да ты еще не понял, о чем я говорю! — снисходительно улыбнулся председатель. — Не о Демирове же — о нашей "КК", о Заманове… Этот Заманов прикидывается и твоим и моим приятелем, а сам строчит левой рукой доносы. И на кого? На тебя, Мадат, на человека, который яснее месяца, чище солнца! возмущенно воскликнул Гашем, содрогаясь всем телом под одеялом.
Мадату захотелось поскорее уйти… В Заманове он видел кристально чистого большевика, неподкупного в своих суждениях, последовательного во всех деяниях. А вот к Субханвердизаде он относился подозрительно, легко замечал в его речах фальшивые нотки.
— Всему району известно, кем я был, кем стал, — уклончиво ответил Мадат и поднялся.
— Так ведь и я об этом же говорю! — ударил себя кулаком в грудь Гашем. Пусть сперва докажет свои обвинения… Эх, брат, я такой же наивный и простодушный, как ты! Интрига мне чужда и неприятна. Вижу ошибку, скажу без обиняков прямо в глаза, а там уж как хочешь — либо обижайся, либо не обижайся!.. Интриган льет воду на мельницу классового врага, истребляет молодые кадры! Но лишь бы аллах сохранил мне жизнь, а через несколько месяцев ты станешь первым секретарем райкома, и тогда все интриганы будут беспощадно разгромлены!
— Послушайте, мне стыдно… Оставьте, пожалуйста! Какой же я руководитель?
— Вот иди в народ и стыди сельских коммунистов, бедняков, — строго сказал Гашем. — Не я же это придумал, — народ жаждет видеть тебя, своего, местный кадр на посту первого секретаря!.. Джаным, разве я против Демирова? Всей душою… Но; мне трудно оспаривать желание актива, местных жителей, вкрадчиво мурлыкал Субханвердизаде. — Собственно, а чего политически порочного в стремлении людей видеть своего брата батрака, защитника батраков, в райкоме? Уста народу не зажмешь, товарищ, нет!
— Ну, я пошел! — Мадат торопливо пожелал Гашему выздоровления и выбежал из комнаты, забыв рассказать о телеграмме Абиша.
— Спасибо, что навестил! — крикнул Субханвердизаде, и злая гримаса скривила его лицо.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Вернувшись на другой день из райкома, Мадат с удивлением увидел, что вся терраска его дома заставлена новой мебелью; тут же валялись какие-то узелки, тюки. "Откуда это взялось?" — недоумевал Мадат.
— Ну, похвали свою женушку за покупки! — воскликнула Афруз-баджи, выбегая из столовой и ластясь к пятившемуся мужу. — Вчера купила, а сегодня привезли из кооператива. Конечно, бесплатно доставили в знак любезности!.. Ты попусту раздаешь деньги в долг приятелям, а я берегу каждую копейку и пускаю ее в доход семье. Гляди же, неблагодарный, вот новые туфли, вот занавески на окна, вот покрывала для кроватей, а это… дешевенькие отрезы мне на платья! Хе!
Мадат чувствовал, что его язык прилип к гортани.
— Это костюмчики Мамишу и Гюлюш, это шаль мне… Деточки, деточки, идите сюда, покажите папочке подарки, — приоткрыв дверь, нежно заворковала Афруз-баджи.
В соседней комнате послышался грохот, и на террасу выбежал кудрявый веселый мальчуган, таща за бечевку игрушечный грузовик. Колеса машины взвизгивали, скрипели, а фары были, как у настоящего автомобиля, и это, пожалуй, сильнее всего радовало Мамиша. За ним появилась тонконогая Гюлюш, сиявшая от счастья, к груди она прижимала огромную куклу в розовом шелковом платье.
— Посмотри, какую красавицу мне мама купила! — похвасталась девочка. — А ты вот ничего не покупаешь!..
— Видно, чужие дети тебе дороги, а собственные, из моего чрева, дешевы! тараторила Афруз-баджи, стараясь заговорить мужа, заставить его смириться. Смотришь, у людей самых рядовых полон дом игрушек, там и мишки, и зайчики, и обезьянки, и верблюды, и собаки… А наши бедняжки! — Она всхлипнула: — Да, наконец, скажи — твои это дети или приблудные? Ты кто — секретарь райкома, или батрак, или студент в Тифлисе? — повышая голос, спрашивала Афруз-баджи, так и впиваясь глазами в смущенного Мадата. — На то и советская власть, чтобы баловать детей!
— Откуда ты взяла деньги? — спросил Мадат хриплым, словно в горле что-то застряло, голосом.
— Исполком прислал! Государственное пособие секретарю райкома. Я не проливала крови, никого не грабила! — Она прижала к своим выпуклым бокам притихнувших детей. — Чем это я провинилась? Пособие от советской власти. Мадат взялся за голову.
— Эти деньги надо немедленно вернуть!
— Все деньги одинаковые, — фыркнула Афруз-баджи. — Хочешь, так возвращай из своего жалованья. А у меня осталось, — сна заглянула в сумочку, — осталось всего сорок шесть рублей!.. Потому-то у тебя кровать и без покрывала, что ты боишься денег… Жены ответственных работников на дню меняют по десять платьев, а мне стыдно показаться на улицу в своих обносках!.. Государство, что ли, обеднеет из-за этих грошей? Если установлено пособие, то, значит, так и полагается! Всякие бездельники, проходимцы, не моргнув глазом, глотают тысячи, а ты, батрак, сын батрака, получив пособие от советской власти, дрожишь как осиновый лист!
— Мне не полагается никакого пособия, да еще от исполкома, — стараясь подавить раздражение, сказал Мадат. — Я поговорю с Гашемом.
— Конечно, поговори! — разрешила жена, тряся жирным тяжелым подбородком. Да он тебя на смех поднимет! Ишь скандал закатил из-за таких пустяков!.. Ты, вижу, боишься собственной тени! Да если бы я тебя, дуралея, слушалась, то в нашем доме до сих пор были бы только хэсир и Мамеднасир! (Хэсир — соломенная подстилка. Афруз-баджи напомнила Мадату частушку: "В доме хоть шаром покати: поломанная подстилка и муженек Мамеднасир" ред.) — взвизгнула Афруз, точь-в-точь как колеса игрушечного грузовика. — Тяну своего муженька вверх, в достойные люди, а он — полюбуйтесь! — мечтает вернуться вспять к стоптанным чарыкам, к хурджуну!..
А на кухне сидел втихомолку Кеса, со свистом хлебал темно-коричневый чай, любовался своим отражением в блестящем серебристом самоваре. Это под его непосредственным руководством были привезены на арбе покупки из магазина. И теперь хитрый Кеса считал, что Афруз-баджи его уже никогда не выдаст, не отречется от верного прислужника, а, наоборот, вознаградит его по заслугам.
