Анна Матвеева - Голев и Кастро (Приключения гастарбайтера)
Конечно, ситуация не очень приятная. Он заперт в огромном, пустом монастыре-музее вместе с мрачными легендами и кучей захороненных людей, среди которых... Ладно, не будем об этом. Зато он может прилечь на скамеечку и выспаться всласть до утра. Потом, когда монастырь откроют для посетителей, Голев примкнет к какой-нибудь группе и выйдет наружу.
Голев пытался себя успокоить, говорил себе - ничего страшного, наоборот, хорошо, но все это было бесполезно: он знал, что не сможет уснуть хотя бы на минуту. И еще ему было мертвецки холодно.
Он все-таки присел на лавку и развязал тесемки рюкзака просто, чтобы согреться движениями. Нащупал шерстяные носки, обрадовался, надел их на руки. Под ногами у него лежали плиты с выбитыми буквами, он старался не смотреть на них.
Ледяные пальцы постепенно согревались в коконах из грубой шерсти, а Голев неотступно смотрел вперед, туда, где за колоннами были надгробия. Они влекли его с необъяснимой силой, будто подцепили крюком или арканом, и все-таки он сопротивлялся, пока не почувствовал, что сил больше нет, он должен подойти к ней. К Инеш.
Бесстрастная и грустная, она лежала среди ангелов, и Голев снова привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть ее лицо.
Голев протянул руку и погладил Инеш по мраморно-холодным волосам. И вдруг наткнулся на что-то инородное, напугавшее его так сильно, что он отдернул руку. Потом присмотрелся - действительно, между короной Инеш и маленьким скорбным ангелом лежал небольшой бумажный сверток, даже не сверток - конверт.
Он взял его не сразу, чертовщиной какой-то все это попахивало... Хотя храм ведь... Старинный, намоленный. Голев глянул испуганно на ближайшую икону, и ему показалось, что святой Бернард (а это был он) подмигнул ему совсем неподобающим образом. Голев вытащил конверт, он был присыпан пылью, пыль немедленно поднялась, припорошив и Голева, и Кастро.
Письмо, подумал Голев, открывая конверт, но там лежало нечто иное. Деньги. Если точнее - американские доллары. Голев пересчитал их - десять мятых сотенных бумажек. Тысяча баксов.
Голев подумал, что надо снова вложить их в конверт и оставить там, где были, - это ведь чужие деньги, кто-то оставил их здесь с определенной целью. Не самый удачный тайник, кстати говоря, ведь любой прикоснувшийся к Инеш де Кастро мог его обнаружить.
Честный, правильный Голев пытался себе представить, как он отдает конвертик с деньгами сотрудникам монастыря и снова остается в честных, правильных дураках.
Это был единственный способ вернуться домой. Эти деньги - непонятного происхождения - помощь Инеш де Кастро, Танькиной двойняшки печальной судьбы.
Сколько было разных людей вокруг Голева в его португальских скитаниях добрые ресторанные дамочки, Нуньес и Фатима, учитель-грузчик Сергей, поющий попрошайка Вовчик, все они помогали Голеву выжить, и теперь одна из них, давным-давно мертвая, несчастная, дважды похороненная и бессчетное количество раз оплаканная, Инеш де Кастро дает ему последний шанс.
Он сможет отыскать Сергея и сделать фальшивую визу. Потом купит билеты и отправится домой, в Севастополь, к Таньке - живой, родной, ждущей...
Голев еще раз погладил каменные волосы Инеш, а потом молча сидел у ее надгробия до утра. Педро тихонько ревновал, шепча проклятия в кудрявую бороду.
В восемь часов загрохотали двери, и в собор вошли уборщицы, охранники, а потом и первые экскурсанты. Они не обратили внимания на странного худого человека, который сидел на скамеечке и улыбался с блаженным видом, прижимая к груди старый рюкзак.
Потом солнечный свет больно резанул глаза. Голев вышел из странного плена, раскрывая тяжелую высокую дверь. Вчерашняя девушка-продавщица смотрела ему вслед тревожно, пыталась вспомнить.
Голев подошел к разноцветному автобусу, потолковал с водителем. Оказалось, что приехавшие экскурсанты путешествуют в автобусе по всей Португалии, вот почему они приехали так рано. Следующей остановкой будет Обидос, а потом Лиссабон. Водитель согласился прихватить его с собой - за тысячу эскудо.
- Алкобаса - удивительное, древнее, волшебное место, - рассказывал туристам гид на обратном пути, а Голев привалился головой к прохладному с утра стеклу и думал о Таньке.
...И совсем немного - об Инеш.
