Захар Прилепин - ПАТОЛОГИИ
На третий день, конечно, расслабились, стали себя посвободнее вести. На сельские постройки, да на дома у дороги, да на далёкие «хрущёвки» никто уже не смотрел. Дома, как дома, чего на них смотреть. Тем более, что на крыше школы - четыре поста.
Смуглые, грузные чеченки спокойно стоят за прилавками, расставленными вдоль дороги. Не шумят, не торгуются, называют цену и не рубля не сбавляют. Ни мало не похожи они на жертв российской военщины, - не испуганные, сытые, усатые. К слову сказать, красивого лица не встретишь. Есть одна девушка на рынке, вроде ничего, миловидная, да и то, скорей, полукровка, с русским вливанием. Это Хасан нам сказал, ему видней. Возле этой девушки постоянно стоят наши пацаны, говорят что-то, смеются. У девушки лицо при этом брезгливое.
Хасан, как-то отправившись на рынок, - мы называем это «в город», - попал в дурную ситуацию. Купил пивка, побрёл неспешно на базу и услышал, как за спиной торговка с соседкой переговаривается по-чеченски:
- А это ведь наш парень. Он в школе с моим учился…
Хасан сказал об этом Семёнычу. Командир запретил Хасану в город выходить.
- Теперь твои яйца стоят по тысяче долларов! - кричит Хасану, внося чан с супом, Плохиш. - Все твои одноклассники соберутся… - кряхтит Плохиш, устанавливая чан на скамейку, - с бо-о-ольшими кинжалами…
Хасан хитро улыбается.
- Я бы за две штуки себе яйца сам отрезал, - задумчиво говорит Вася Лебедев. У него вечно грязные, будто проржавевшие, руки. Белые, атласные, новые карты, которые он держит в своих заскорузлых лапах, смотрятся беззащитно и трогательно. Такое ощущение, что дама, на груди которой лежит окаймленный черной полоской ноготь Васи, сейчас взвизгнет. Вместе с Васей играют Саня Скворцов и Слава Тельман. Слава их постоянно обыгрывает. Вася матерится, Скворец улыбается, и, похоже, думает о другом.
- Есть маза прокрутить выгодную сделку, - задумчиво продолжает поднятую Плохишом тему Язва. - Хасан! Говорят, это совершенно безболезненно…
Хасан все ухмыляется.
- Я беру на себя самую тяжелую часть операции, - продолжает Язва, - Собственно, прости за тавтологию, операцию. Покупателя ты сам найдешь. Позвони по старым телефонам, может среди твоих друзей по двору есть какой-нибудь завалящийся полевой командир. Торговаться пойдет Тельман. И - две штуки наши. Или четыре, а, Тельман?
Язву внезапно увлекает новая, назревшая в его голове шутка. Он подходит к играющим.
- Парни, смотрите какой непорядок. Саня у нас Скворцов, Вася - Лебедев, а Слава какой-то Тельман. Слава, давай ты будешь… Вальдшнеп?
Вася Лебедев довольно смеется. Саня смотрит на Язву удивленно, такое ощущение, что он даже не понял о чем речь. Слава недовольно молчит.
- Отстань, Гоша, я уже говорил, что я русский, - выговаривает он.
- А я тувинец! - хуже прежнего смеётся грязно-рыжий Вася, щуря южно-русские глаза с бесцветными ресницами.
Парни рассаживаются есть. Режут лук. Никогда мужики не едят столько лука и чеснока, как на войне.
Семёныча по рации вызывают в штаб. Он кличет Васю Лебедева и Славу Тельмана. Слава сразу встает, сбрасывает с тарелки недоеденные макароны в чан для отходов, берёт автомат и выходит. Вася давится, ложку за ложкой набивает рот недоеденным. От выхода возвращается, берёт кусок хлеба и луковицу.
После обеда мы с Саней выходим на улицу покурить. Бездумно обходя школьный двор, я заглядываю в каморку к Плохишу. Эта скотина там водку в уголке разливает. Астахов и Женя Кизяков стоят со стаканами наготове.
- А, бляди! - кричу.
- Тихо! - зло шипит Плохиш. - Шеи нет там? А? А начштаба?
- Будешь? - предлагает мне Женя Кизяков.
- Ща, я Саньку позову, - я выглядываю на улицу. - Санёк! Давай сюда.
Мы быстро выпиваем. Закусываем луком. Опять выпиваем. Разливаем остатки… Плохиш засовывает в щель в полу пузырь. Бутылка звякает, видимо, там уже таятся ей подобные.
- Плохиш, ты весь НЗ пропьешь! - смеюсь я.
Выходим на улицу. Закуриваем. Сладко туманит и одновременно немного тошнит. Санька все никак не развеселится.
- Ты чего какой, Сань? - спрашиваю.
- А?
- Ты где?
- Как где?
Я смеюсь.
- Девочку хочу, - вдруг говорит Саня.
- На ужин? - глупо шучу я, и, понимая глупость своей шутки, продолжаю, - Чего это вдруг? Только вторая неделя пошла.
- Ты представляешь, Егор, - вдруг говорит мне Саня, - я вот что подумал: это ведь ужас, что на земле есть девушки… тонкие, нежные…
- Чего ж тут плохого? - спрашиваю, чуть вздрагивая от нежданной Саниной искренности.
- Егор, ты пойми, вот ходят все эти существа, на них трусики одеты, тряпочки всякие… грудки свои девочки несут… попки… и у каждой из них, подумай только, у каждой, - ни одного исключения нет, - между ног вот это розовое… серое… прячется, - Саша сглотнул слюну. - Это ведь божий дар, то, что у них это есть. Не у всех, конечно, божий дар… у многих, - так, просто орган… но у некоторых, - это божий дар. А девушки, Егор, все девушки, им торгуют. Балуются им, - этим даром. Не так торгуют, чтоб блядовать, а просто разменивают… как папуасы… на всякие побрякушки. Я пока пацаном был, в школе пока учился, думал, что нормальные девочки все недотроги. Ну не так чтоб никогда и никому… но, по крайней мере, серьезно это делают, отчёт себе отдают. Со шлюхами всё понятно, а вот если есть у девушки голова, она же понимает, что всякие прелести ей не просто так даны. Как ты думаешь Егор? - не оставив ни секунды мне на ответ, Саня заговорил дальше, - Я до нашего спецназа три работы сменил. В разных конторах работал, у меня ведь отец буржуй, он меня пристраивал.
- Кем работал? - зачем-то спрашиваю я.
- Да какая разница, кем… Черт знает кем. Там полно было девушек, самых разных возрастов. Малолетки были, - после школы, первый курс какого-нибудь юрфака… лет двадцати-двадцати двух были, которым за муж пора… замужние были, пару-тройку лет в браке… о разведёнках вообще молчу… Не скажу, чтоб я там их всех перехапал. Было, конечно. Дело не в этом. Дело в том, что они с самого начала собой торгуют. Устроится такая девочка на работу. Улыбается, заигрывает немного, но всё красиво… пристойно… А потом, когда поближе познакомимся все… Восьмоё марта, скажем, отметим… Вот тут надо только момент уловить, чтоб, как на рыбалке - подсечь. Выпила она чуть больше, развеселилась, - ты ее рассмешил, заставил ее хохотать, всех девочек и не девочек тоже заставил смеяться… А потом вы курить выходите и ты ее, - пока она горда перед подругами, что ты ее, а не их курить позвал, ты ее сразу - цап… Или - другой вариант: ее парень обидел. Девочки обычно в этот день задумчивые приходят на работу, раздраженные даже… Главное, с менструацией этот день не перепутать. Вот ее парень обидел, а тут ты наготове. Тютьки-матютьки, заливаешь ей… изображаешь из себя такого внимательного, понимающего, всепрощающего… И весёлого. Девушкам ведь надо всего три вещи, - чтоб их смешили, чтоб их баловали и чтоб их жалели. Я имею в виду, для того чтобы… они могли поделиться своим даром… Всего-ничего им надо. И не дают они некоторым вовсе не из чувства собственного достоинства, а потому, что тот, кто добивается, все условности необходимые не соблюдает. Сделай как надо и - всё будет, как хочешь. Я это десятки раз видел. И сам пробовал. Иногда прямо на работе, в кабинете… Можно домой ее к себе позвать. Можно к ней в гости зайти. Самый гадкий вариант - в гостинице. Туда только законченные твари идут. Гостиница, - погостили и ушли. Хуй погостил в ней и - до свиданья… Я почему-то сразу никогда не понимаю всего бесстыдства происходящего. Зато сейчас очень хорошо понимаю… Ты подумай, Егор, мужики они лопухи. Но в них, в хороших мужиках, нет этого бесстыдства. Они тоже, конечно, бывают хороши. Но у них, у мужиков, Егор, божьего дара-то нет. Хуй себе и хуй. Висит. Какой это божий дар! И самое главное, это не парни девочек снимают, а наоборот. Всегда наоборот. Есть, конечно, кобели. Но их мало. А все остальные мужики - простые существа. Не мудрые. Их самих девушки снимают. Я серьёзно… Импульсы от них исходят, от девочек - рассмеши меня, покатай меня на машине, купи мне что-нибудь… чулочки… пожалей меня, когда мне грустно… и всё… Ты представь, Егор! - Саня повернулся ко мне, - Он ведь совершенно чужой ей человек, этот мужик, парень, пацан. Никто ей. Она его едва знает. И она, девочка, совсем голенькая, ложится с ним вместе. В рот себе берёт его… мясо. Из любопытства, что ли? Никогда не поверю, что случайному человеку это приятно делать! Ножки забрасывает ему… Куролесит, как заполошная… Он ее мнёт всю, тонкую… В троллейбусах, в трамваях все девочки сидят, как подобает, никто на голове не стоит. Попробуй тронь там, в троллейбусе, девушку. Погладь ее. Получишь сразу. А вот если ты сделал какой-то набор действий, самый примитивный, - она сразу на все готова. Она знает-то тебя, на один комплект чулочков и на четыре глупые шутки больше, чем соседа в трамвае. И уже готова от тебя зачать ребенка! Даже если у неё сто спиралей стоит, она все равно готова зачать! Чего они такие дуры?
