Анатолий Злобин - Горькие слезы
- Им столько задают, - сказала мама. Она уже собрала все тарелки, но не уходила и с укором смотрела, как папа курит. - Очень много заданий. Дети вынуждены просиживать за уроками все свободное время.
- Напрасно, Нина, ты потакаешь бездельникам.
- Коленька, об этом даже в газетах писали. Разве ты не читал? - Мама была удивлена.
Папа посмотрел на Наташу и строго сказал:
- Наташа, ты пообедала? Выходи из-за стола.
- Я пойду погуляю, - сказала Наташа. - Пойду к сливам.
- Ты никуда не пойдешь сегодня.
- Тогда я посижу еще за столом. Можно?
- Наташа, я сказал, выйди из-за стола.
- Иди к себе, Наташа, - сказала мама. - Иди спать, уже темнеет.
- Встань сейчас же из-за стола и отправляйся в свою комнату, раздельно повторил папа. - Мы сообщим тебе наше решение. И запомни раз и навсегда: детям не полагается слушать разговоры старших.
Наташа закрыла лицо руками и выбежала с террасы. Она упала головой на подушку и дала волю слезам. Она была самым одиноким человеком на свете: сначала ее не поняла учительница, потом не поняли папа и мама; ее оставили без компота, не пустили гулять. Никто не понимает ее - и горькие слезы неудержимо бежали из глаз.
Подушка скоро стала совсем мокрой. Лежать на мокрой подушке было неудобно и сыро, но у Наташи совсем не было сил шевельнуться, и она лежала и плакала. Один раз она затаила дыхание - ей показалось, что кто-то подошел к двери и стоит за ней. Наташа приподняла голову и прислушалась: ей очень хотелось, чтобы мама или папа пришли к ней. Но дверь не открывалась, никто не входил в комнату.
- Это антипедагогично, - сказал папа на террасе. - При ребенке начинать такой разговор.
- Об этом даже в газетах писали, - сказала мама.
- Тем более ребенок не должен знать, - ответил папа. - Как же мы будем воспитывать его, говорить ему, что надо заниматься, если газеты пишут обратное.
- Взрослые иногда тоже говорят обратное, - сказала мама, и в голосе ее послышалась обида.
- Не понимаю тебя, Нина.
- Мне казалось, что ты мог позвонить и предупредить заранее, что Маргеляны сегодня не придут к нам.
- Что переменилось бы от этого? - спросил папа.
- Разумеется, тебе все равно. А я не торчала бы весь день на кухне.
- Ах, Нина. Опять ты за старое. Тебе ужасно не идет, когда ты сердишься. Поговорим лучше о другом.
Мама ничего не ответила, на террасе заиграла музыка: наверное, папа включил радио. Наташа была совсем одна. Никому не было дела до ее горя. Она упала на мокрую подушку и снова зарыдала, тяжело и часто всхлипывая.
Солнце опустилось за домом. Сад все больше наполнялся холодными тенями, сумерками. Тени быстро густели, поднимались вверх над кустами, вливались через раскрытое окно в комнату. Меж деревьев пробежал ветер, раскачал стволы, затеребил листья. Сад зашумел глухо и настороженно. Но Наташа уже не слышала этого.
Наташа спала. Лицо ее - обращенная вниз правая щека, губы, ресницы были мокрыми от слез. Волосы намокли от сырой подушки и прилипли к мокрой щеке. Она дышала часто, прерывисто, будто продолжала всхлипывать во сне.
Раскрылась дверь. В полосе света, падающей из коридора, показалась мама. Она увидела Наташу и всплеснула руками. Потом раздела Наташу, накрыла ее одеялом. Пальцы ее попали на мокрую подушку, и мама быстро отдернула руку. Она покачала головой, вышла из комнаты и принесла другую подушку, большую и сухую.
Наташа не проснулась, когда мама меняла подушку. Мама снова вышла, вернулась скоро с чашкой компота и поставила чашку на тумбочку у окна. Потом села на стул, тяжело опустив голову, и долго сидела без движения. Лицо у нее было задумчивое и печальное.
Радио на террасе оборвалось, сразу сильней зашумел сад, и стало почти не слышно, как проносятся машины по шоссе. Впереди машин двигались зыбкие полосы света, они задевали край сада, прыгали по кустам, по качающимся деревьям. Шум машин мешался с гулом ветра, и казалось, что шум рождается от этого причудливого таинственного света, стремительно проносящегося мимо окон.
Мама тяжело поднялась и вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Папа что-то сказал, но мама ничего не ответила. Узкая полоска света под дверью Наташи погасла, и в доме стало тихо. Только сад шумел по-прежнему, настороженно и глухо, и полосы света, как зарницы, мелькали за окном, там, где была стройка.
Наташа спала крепко. Только раз за всю ночь пошевелилась и подложила ладонь под щеку - словно задумалась во сне.
Она проснулась, когда комната была залита светом. Иглистые, сверкающие лучи солнца пробивались сквозь листву и падали в комнату, на кровать, на лицо Наташи. Высокие прямые осины тихо и звонко шумели за окном.
Наташа зажмурила глаза и стала тереть их ладонями, но солнце все равно кололо глаза. Тогда она вскочила, распахнула окно, на мгновение увидела звонкий сверкающий сад, заполненный золотым светом, и снова зажмурилась. Закрыв глаза ладонями, тихо улыбаясь, затаенно слушала, как в саду качаются гибкие ветви берез, звенят листья осины. Ближние ветви молодой березы качались совсем близко, можно было достать их рукой, и Наташа с закрытыми глазами узнавала знакомый шум их движения. Услышала вверху гудение самолета, осторожно раздвинула пальцы рук, открыла глаза и стала искать самолет. Высоко над шумящей листвой нашла его медленно движущуюся среди деревьев точку и улыбнулась ему.
Она попробовала вдруг вспомнить что-то нехорошее, что было вчера, но не могла ничего вспомнить, и глаза ее забегали по сторонам. Она увидела чашку с компотом, одним дыханием выпила компот, но все равно ничего не вспомнила.
Наташа слушала, как свежо и звонко шумит утренний сверкающий сад, и улыбалась в окно молодым березкам, высоким осинам, самолету, который все еще невидимо шумел за листвой. Она была очень счастлива.
1957
