Феофан Злоправдов - Отелок котелка
Вот так "альтер эго", растерянно подумал я. Когда же он успел телевизор-то разобрать? В пределах слышимости не было ни его, ни чувинки-картинки. Телевизор у Эллочки был цветной, очень красивый и очень дорогой. Я сразу же предположил, что моего знакомца тоже разобрали на составные, но так как оторванных рук и ног по комнате не валялось, то сделали это в другом месте. В туалете, например. И сразу воду смыли. Жаль...
Я сделал еще шаг к купальной девице.
- Играем в черноморское побережье? - осведомился я.
- Ага. - Она лениво приоткрыла правый глаз. - Но только успела задремать, как помойкой пахнуло.
- Жаль, что не в Пакокобану, - вздохнул я.
Она приоткрыла глаз пошире.
- Почему?
- А там все голыми загорают.
- А-а...
- Разрешите к вам присоединиться? - учтиво спросил я.
- Загорать голым?
- Нет, в смысле, посидеть рядом на диване.
Она открыла второй глаз и оглядела меня бинокулярно.
- А диван не придется отдавать в стирку?
Я тоже взглянул на себя. Да-а, в стирку пришлось бы отдавать не только диван, но и бетономешалку, вздумай я посидеть на ней.
И тут в комнату вошла чувинка-картинка, таща на буксире мое "альтер эго". Сжалилась, видать, и собрала обратно. Но вот кто будет собирать несчастный телевизор?
- Эллочка, лапочка, - осторожно спросил я, - а что случилось с твоим теликом? Он возомнил себя лягушкой?
- Какой лягушкой? - фыркнула она. - Он в ремонте. Марш в ванную! И чтоб через пять минут явился как поросенок. В смысле, такой же розовый...
Получив информацию, что "альтер эго" телевизора не разбирал, а всего лишь столкнул со столика коробку с радиодеталями, я моментально возлюбил весь мир и на крыльях этой любви полетел в ванную.
В пять минут я уложился, но рубашку и брюки бесполезно было приводить куда угодно, кроме свалки. Поэтому в гостиную явился я в плавках. Видел, кстати, лозунг в металлургическом цехе: "Вся сила - в плавках".
- Буду тоже играть в пляж, - объявил я с порога.
- В Пакокобану? - ядовито осведомилась особа в купальнике.
- Увы, мадам, за границу меня не выпускают, придется ограничиться родными берегами.
- Жаль... - протянула особа.
- Жаль, что родными?
- Жаль, что не выпускают. Уж лучше бы выпустили, а впустить обратно забыли.
Пока я приводился в порядок, в гостиной произошли некоторые перемены. Особа в купальнике перекочевала с кресла на диван и даже сняла ножки со стола. В кресло было сгружено мое "альтер эго" и осоловело глядело вокруг. А на столе дымилась огромнейшая кастрюля, из которой хозяйка заведения наполняла тарелки огромнейшими порциями пельменей.
Я без дальнейших приглашений и уговоров плюхнулся на диван рядом с купальником. Диванчик у Эллочки маленький, на полтора сидячих места, поэтому волей-неволей я оказался прижатым к бедру любительницы позагорать. Бедро было вполне пристойным, мягким и в меру теплым. И я даже почувствовал, как что-то зашевелилось у меня внутри.
- А на сухую-то пельмешки в горле застрянут, - протянул я в пространство и пощекотал одним пальцем животик соседки у самой резинки трусиков. Она громко хихикнула. - Устами младенцев и обнаженных дев глаголит смеющаяся истина, - провозгласил я, не убирая палец, чувствуя, что сразу за резинкой начинается восхитительный островок поросли, но не решаясь туда переправиться под бдительным взором Эллочки.
- Хоть бы раз с собой притащил, - проворчала чувинка-картинка, хлопая на стол "белоголовку".
- А то я не таскал! - искренне возмутился я.
- От тебя дождешься! Все, что ты таскаешь, это всяких охламонов, которых если вперва не постирать, то приходится потом стирать простыни...
Я ничего не ответил, потому что занимался головкой. Бутылочной, разумеется.
Пока разливал по рюмкам, в голове плясали радостную сарабанду. Наконец-то можно отставить пассивный алкоголизм вдыхания паров от своего знакомца и заняться экспериментальной проверкой совокупления пельменей и водки в моем желудке!..
4
Дальше почему-то опять провал. Заполняю. Смутные кривлялись тени на обшарпанных ступенях, белоснежные колени я ласкаю языком... Вот это уже неплохо. Обидно будет, если забуду. Впрочем, что там неплохо - гениально! Сам от себя не ожидал. Не хуже, чем "Шелковый, тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах полонил, наполнил скоро смутным ужасом меня..." Феофан Аллан Зло...
И полумрак в комнате, и огромная луна за окном, и почесаться охота, но неприлично, и мысли, мысли... голубые, пурпурные, круглые, колючие, как небритый ежик, мысляны-великаны и мыслютки-малютки... Все разные, но все об одном. Неуели такова участь поэтов, к коим я имею скромность себя причислять: писать о жизни, думать о жизни, но самому, практически, не жить?
Впрочем, провал заполнен. Поехали!..
5
Была Эллина комната для гостей. Был включенный ночник на столике в углу. И был полумрак.
Должно быть, мы играли в Пакокобану6 поскольку лежали рядком на нерасстеленной кровати и жмурились на воображаемое солнце во мраке под потолком. То есть, мы - это я и любительница загорать. Моя рука по-братски покоилась на ее грудке, поигрывая твердым соском. А я лежал и пытался вспомнить, оправдал ли ее надежды или все еще впереди?.. Проклятый склероз!
Тогда я решил послушать, что она там говорит. И послушал...
- Проезжали мимо, а какая-то сволочь как рыганет в окошко. Прямо на меня. Сарафан я замочила у Эльки, вонища от него, как от ликеро-водочного завода, слученного с фабрикой тухлой селедки. Толик, конечно, притормозил, вышел с парнями и разобрался с этими жлобами. Толик - это которому ты доказывал, что его жена дома ждет...
Она захихикала, а мне было не до смеха.
Это же я, выходит, жлоб, с которым разобрался Толик... Ну, жизнь-поганка, как все перекореживает! Нет в жизни счастья, как нет и смысла. Не жизнь, а детская считалка: "Вышел фраер из тумана, взял членкора из кармана, неужели это сон, раз уж встал - то вышел вон..." Бессмысленная считалка, бессмысленная, как жизнь. Впрочем, все считалки и жизни бессмысленны по природе своей...
За стенкой глухо взревел бык, потом пошла звенеть, трещать и крушиться мебель. Дает мое "альтер эго", подумал я. Они там с Эллочкой всю спальню разнесут. Я вот на такое не способен. Я с девушками любвеобильный, но нежный, как облако. В данном случае, без штанов. Но пора бы мне начать проявлять свою нежность. И любвеобильность.
Не успел. Считалка-жизнь повернулась другой гранью. Из тумана вышли три фраера, одним из которых был вышеупомянутый Толик, а других я узнал, когда они стали меня месить. Вазо-моторная память... За стенкой ревело бугаем мое "альтер эго" и визжала Эллочка. Ничего уже не трещало, видно, трещать было нечему. Подружка моя пакокобанская молчала, по-моему, месили и ее. Или любви учили - мне было уже не видно. А потом небо стало в алмазах...
ФИНИТА ЛЯ...
Еще больше смерзелось. Над темными крышами тянулись погасшие тучи. Мы с "альтер эго" лежали на мягком, но колком. И пахло почему-то опять помойкой. Ну и страна! Сплошная помойка!..
Соображение вливалось в меня по частям, отрывистыми толчками, словно водка, если пить ее из горла. На небе мерзели зловонные черные тучи, меж ними рыгала луна, как бездонная яма... Хорошо все-таки быть поэтом! Ответы на все жизненные ситуации давно готовы.
И виноват во всем конечно же я. Входя в последний раз, забыл замкнуть дверь. А может, у Толика был свой ключ. С чувинки-картинки все станется! Короче, это не важно, а важно то, что пора сползать с колкого и расходиться по домам. Занавес опущен. Финита ля...
Я сполз, и оказалось, что мы лежали у мусорки в углу дворика чувинки-картинки. То-то пахло помойкой! А я думал опять от меня. Был я почему-то в плавках, но сила в них иссякла. На свете счастья нет...
У ног захихикал вдруг мой знакомец. Я наклонился к нему. Судя по светлеющему и белеющему, он тоже был голый.
- Что это тебя разобрало?
- Да знаешь... А он ее муж, - выдавило между приступами мое "альтер эго".
- Кто? И чей?
- Да мордатый этот... Толик... Эллочкин муж, разумеется, не твой же... А я его облевал.
- Опять? - изумился я способностям "альтер эго".
- Да нет, в машине еще.
- Тогда ты не его облевал, - разочарованно вздохнул я. - Ты любовь мою облевал... А чувинка-картинка, к своему сведению, не замужем.
- Замужем, - уперлось "альтер эго". - Они на прошлой неделе свадьбу сыграли. Теперь развод, наверное, сыграть придется. После сегодняшнего...
Я чуть не сел. Да, отбилась от рук чувинка-картинка, любовь моя платоническая. На две недельки забросил всего - и уже отбилась. Ладно. С этим мы потом разберемся. И с ее Толиком тоже. Сейчас же пора по домам.
- Пора по домам, - пробурчало мое "альтер эго", вставая на четыре кости. - Поздно уже... Меня Любка потеряла.
- Меня потеряла любовь, - ответил я. - Или я ее - поди разберись. Пошли, пока поздно, а то скоро будет совсем рано.
- Пошли, - согласилось "альтер эго", ткнулось мордой в кучу мусора и захрапело.
