Феофан Злоправдов - Про любовь
Обзор книги Феофан Злоправдов - Про любовь
Злоправдов Феофан
Про любовь
ФЕОФАН ЗЛОПРАВДОВ
ПРО ЛЮБОВЬ
I
Недавно мне сказала одна хорошая знакомая:
- Феофанчик, ты же ни черта не понимаешь в женщинах. Ты никогда никого не любил. Кроме себя, разумеется, а это не в счет. И ты не пишешь о любви, несмотря на многочисленные твои заверения. Ты пишешь о гимнастике. Понимаешь, гим-нас-ти-ке! А это скучно.
- Я пишу о любви, - со слабой улыбкой возразил я. - Я любил и люблю. Господи, да я раз в полгода непременно когонибудь люблю! Вот сейчас, например, я люблю тебя, а ты не хочешь этого замечать. И вообще я перманентно люблю всех женщин. Разом и скопом, кроме тех, которые уже доказали, что их не стоит любить, но это другой разговор. Так что ты ошибаешься, Ксеня. Я все время люблю. Я вообще любвеобильный...
Круглое лицо моей знакомой сморщилось, словно ей в рот попало что-то кислое.
- Вот-вот, о чем я и говорю. Ты не любишь, ты просто желаешь их. Не любовь это, а похоть... Ладно, не рычи секс, гимнастика.
Я налил еще по рюмке коньяку, который мы оба предпочитали более других напитков. За открытым окном очень изредка пробегали машины. Был вечер, потому что ощутимо темнело. Но лампу я не включал. Все можно было прекрасно различать, кроме шрифта в толстой книжке, которую знакомая держала на коленях. То ли чтобы защититься от меня чужими, написанными не мной словами, то ли в качестве продолжения миниюбки своей, чтобы мой нахальный взгляд не лазил слишком далеко по ногам.
- Не люблю спорить, - сказал я. - Но по-моему, ты пускаешься в спор на пустом месте. В сущности, я и не говорил, что эти рассказы о любви. Они и не о сексе. И даже не о женщинах. Женщины вообще там - второстепенные персонажи, а главный герой один. Рассказы же эти - об одиночестве. Удивляюсь, что ты этого не поняла... Причем не об одиночестве героя - бог с ним! Об одиночестве всех нас. Все мы - я, ты, окружающие нас близкие - одиноки. У нас потому много друзей, что ими мы пытаемся заслониться от лежащей впереди пустоты. Но друзья заслоняют от пустоты лишь дневной. А ей на смену приходит пустота ночная, непроглядная, непробиваемая, страшнее скалящегося черепа. Неужели ты ни разу не взглянула в ее бессмысленные глаза? Не верю, глядела... И вот, чтобы спастись от этих глаз, мы бросаемся в объятия друг к другу, и любим друг друга, и спим вместе... Бог и создал любовь для спасения людей от этого ночного чудовища. Разве ты не замечала, Ксенька, что когда женщина хочет наказать мужчину, она сидит с ним вечер, и они славно беседуют, и пьют что-нибудь вкусное. А потом она говорит: "Мне пора", и за ее спиной скалит зубы призрак одиночества. "Останься", - шепчет с замершим сердцем мужчина. "Нет", - говорит она и уходит. Так погиб Маяковский. И многие другие... Бывает, конечно, и наоборот, но редко. Мужчины редко бывают такими жестокими...
- Мужчины гораздо чаще бывают кобелями, - усмехается знакомая.
Я наливаю еще по рюмке коньяку. Хорошо он идет, если мелкими глоточками, и никакой закуски не надо. Знакомая, впрочем, все равно закусывает. Я - нет, чтобы не перебивать вкус коньяка. Темнеет еще сильнее, хотя лицо знакомой еще по-прежнему видно. Она поджимает ноги на диван. Книга сползает с них и закрывается. Белеют красивые колени. Так и хочется их погладить, но я сдерживаюсь. Как всегда, боюсь, что меня неправильно поймут. А потом, когда уже поздно, вечно оказывается, что это я неправильно понял, что она неправильно поймет. Но уже поздно. За всю жизнь я так и не научился доверять своей интуиции и порывам. А жаль...
- Смотря, что вкладывать в слово "кобель", - говорю я, поднимая свою рюмку. Гляжу сквозь нее, но ничего не видно. Без света коньяк просто темный, как вода в омуте, где водятся черти.
- А что ни вкладывай, получается одно и то же, - говорит знакомая. - Самое поганое, что знаешь все наперед. Они всегда поступают так, как тебе будет известно. Понимаешь, заранее знаешь, чего он хочет и что будет делать...и чем все закончится. И не было еще ни одного, который вдруг повернулся бы неожиданной стороной, сделал бы что-то такое, о чем я даже не думала. Или хотя бы сказал. Скучно...
- И я? - шепчу я с улыбкой, не отрывая взгляда от рюмки.
- Конечно, и ты, Феофанчик, - грустно смеется знакомая. - Мы вот сидим тут, болтаем о высоких материях, и я наперед знаю, что ты хочешь... Ты гладишь мне руку, пальцы твои чуть подрагивают. Ты хочешь поцеловать меня. Хочешь погладить мои ноги. Потом хочешь меня раздеть. И все завершится той же гимнастикой. Скучно все, скучно...
- Знаешь, Ксеня, а ведь ты не права, - вздыхаю я, допивая рюмку и ставлю на столик. - Вернее, права меньше чем наполовину. Где-то на треть. Конечно, я тоже мужчина и хочу всего этого. Но это не главное. Главное в том, чтобы не остаться на всю ночь с одиночеством. Чтобы ты была рядом. И вовсе не обязательно заниматься, как ты говоришь, гимнастикой, это не самоцель. Просто одежда как-то мешает духовному сближению. Не просто приятно ласкать и чтобы тебя ласкали, но именно в эти моменты или часы мы не чужие друг другу, мы свои и потому не можем быть одинокими. Можно прекрасно и без гимнастики. Я бы не был разочарован, если бы мы всю ночь пролежали рядом, и я бы гладил тебя, очень нежно и чутко, и мы говорили бы о чем угодно, а потом просто уснули. Я бы не был разочарован, лишь бы не была разочарована ты, если бы тебе не захотелось большего. А ты говоришь - гимнастика... Нет же, нет! Сближение душ, а ведь это и есть любовь...
- Врешь ты все, Феофанчик, - ласково говорит знакомая и тоже допивает коньяк, а в бутылке уже пусто, как в склепе. Сам прекрасно знаешь, что врешь.
- Знаю, - с грустью не могу удержаться я. - Что поделаешь, если ты считаешь, что ты одна способна любить и страдать, а всем остальным отказываешь в этом праве. Если считаешь, что остальные стремятся только к гимнастике и ничего им больше не нужно. Мне тебя не переубедить. Мне просто тебя искренне жалко.
- Мне пора, - твердо говорит знакомая и поднимается с дивана.
- Останься, - шепчу я, не трогаясь с места. Сердце делает перебой, хотя я прекрасно знаю, что после этого слова ничего не изменится. Я вообще сомневаюсь, что слова могут что-либо изменить. Хотя иногда кажется - могут.
- Нет, - качает головой знакомая. - Нет, Феофанчик. В этом бы не было смысла.
- Все равно напишу рассказ о любви, - говорю я ей в спину. - Такой рассказ, что даже ты признаешь - это про любовь.
- Не напишешь, Феофанчик, не выйдет, - не оборачиваясь, отвечает знакомая. - Для этого самому надо любить...
2
Рассказ о любви. Сюжетов вертится масса, море, я просто тону в них и не знаю, что выбрать. Я не беру за мерку то, что назвала бы любовью знакомая. Я пишу не для нее. Пишу я всегда только для себя, хотя часто с подначек окружающих. Итак, любовь, любовь...
"Живет себе человек. Приходит к нему друг с невестой. Или с любовницей - теперь это не разберешь, не прошлый век. Потом эта женщина приходит одна... и отдается. Не совсем точно, просто так у них получается само собой ("Вот, опять гимнастика, - слышен ироничный голос знакомой. - Причем здесь любовь?" К черту такие мысли, к черту! Дальше!..) Человек понимает, что любит ее. Она говорит, что любит его. Три месяца все прекрасно и удивительно. Потом она возвращается к другу этого человека... Черно. Месяц жизнь катится по инерции, без всякого желания. Случайно (а может и нет, кто знает?) встречается она и спрашивает: "Ты меня уже не любишь?" Жизнь начинается снова. Два месяца все опять прекрасно и удивительно. Потом она говорит: "Я тебя люблю на всю жизнь, но в постели ты не в моем вкусе." Пять лет он не дотрагивается до нее. Они часто встречаются, чисто платонически. Что он чувствует при этом - не передать, это можно лишь пережить. Что испытывает она - неизвестно, тайна. У нее много любовников сменяют друг друга, но она по-прежнему говорит человеку, что он для нее самый главный и единственный. Слова, противоречащие делам... А может, и нет, смотря как взглянуть. Временами он ненавидит ее, временами жить без нее не может. Беда вся не в том, что они не ложатся в постель. Просто раз за разом человек видит, как она отдаляется от него, замыкаясь в непробиваемой скорлупе. Пять лет он хранит ей верность. На шестой понимает, что это ее не трогает. Ей все равно. У него появляются женщины. Она отдаляется все больше, затягиваясь голубым туманом неизбывной тоски. Это все, что остается от его любви, и человек понимает, что эта тоска ему - на всю жизнь..."
"Живет себе человек. Знакомится с женщиной. Она приезжая и скоро должна уехать. Разведенная, одинокая, близкая по духу. Человек тоже холост и одинок. Ничего такого не происходит в эти недолгие встречи (не усмехайся, знакомая, никакой гимнастики!). Она уезжает, и человек постепенно понимает, что любит ее. Он приезжает к ней в город, они очень мило встречаются. Человек признается ей в любви и предлагает выйти за него. Отказ. Твердый, нерушимый, железобетонный... Потом по несколько раз в год она приезжает в командировки и живет у этого человека. Они спят в одной комнате, но на разных постелях, они много разговаривают, пьют вино, им хорошо друг с другом (и опять никакой гимнастики, знакомая, клянусь!). Так проходит девять лет. Человек по-прежнему любит ее, но никогда ни словом не признается в этом. За это время она выходит там, у себя в городе, замуж. У нее уже дети. С человеком она по-прежнему встречается несколько раз в год. Они переписываюся. У нее уже нелады с мужем и близок развод, она не скрывает ничего этого в письмах. И вдруг приезжает... И был вечер, и была ночь. Единственная ночь, безумная ночь, когда чувства смяты и выплеснуты наружу, когда двое стали единым целым и никого больше не было в целом мире (вот она, твоя гимнастика!). Единственная ночь... А наутро она уехала. И разводится с мужем раздумала. И опять покатилось, потянулось времечко. А человек все ждет, хотя такая ночь, быть может, никогда не повторится. Никогда..." И это тоже любовь?