Нина Горланова - День, как год
- Какой хам этот заведующий отделением, - говорил врач "скорой", мотая длинными львиными складками лица. - Можно здесь покурить?
- Давайте выйдем в предбанник, - сказал секьюрити, пока Джек собирал свои вещи в номере гостиницы, то и дело выскакивая в коридор, чтобы обнять кого ни попадя (ему казалось, что не все еще понимают, как это хорошо, что он остался живой).
- Как же этот заведующий с беззащитными больными разговаривает? продолжал московский врач.
- Да-да, мне стыдно за нашу Пермь, - продолжил формально охранник, в обязанности которого входило быть приятным для постояльцев.
У врача постепенно в лице стало проступать благородство, как у человека, который долго скрывал свое дворянство и вот дождался времен, когда его не нужно скрывать.
- Мне уже под пятьдесят, и вроде ни к чему эти броски: тысяча километров туда, тысяча обратно. Мне сколько раз предлагали пойти на повышение.
Охранник вопросительно посмотрел.
- А зачем мне это? Здесь я сам за себя отвечаю. Людей вытаскиваю с того света - словно протяну руку и вытащу.
- Ого! - сказал охранник.
- А у нас в родне - я подсчитал - сейчас двадцать шесть врачей и один даже академик. Угадайте с трех раз - к кому я никогда не поведу своего внука?
Наш охранник сделал вид, что закашлялся.
- Да к этому академику! - торжествующе выкрикнул врач. - К своему двоюродному братцу! Никакой у него практики: все конгрессы да разъезды по разным странам.
Наш охранник и сам не понял, что случилось. Вроде ни одного красивого женского тела не промелькнуло поблизости, а он почувствовал бодрость и что-то вроде счастья. Он тоже захотел рассказать интересную историю, чтобы развлечь хорошего человека с львиными складками лица. Как в армии офицер сошел с ума и выстрелил в него из гранатомета, а он в это время нагнулся СПРОСИТЬ У МИШИ, и выстрел ушел в лес, и потом узнали, что там никого тоже не убил. "Первые пять минут я любил всех, даже этого идиота," - хотел начать почему-то с конца наш работник охранной фирмы "Омега", но выскочил Джек с уложенной дорожной сумкой и забинтованной головой. Казалось, что за те десять минут, пока он отсутствовал, синяки на лице уже слегка выцвели, побеждаемые непрестанной радостью.
- Поперли, брателлы! - громко и весело употребил Джек новые для него слова.
Оранжевая "скорая помощь", похожая на раскормленный утюг инопланетный, взревела ему навстречу. Шофер убрал руку с клаксона и по-холостому перегазовал.
И покатили в столицу, распирая "скорую" каждый своей радостью: этим прилично заплатят, а Джек жив и весел.
Вдруг что-то кольнуло Джека, и он подумал, что это от тряской дороги. Но это он вспомнил, как познакомился в больничном коридоре с одной пациенткой - предложил ей сумку с минералкой поднести от киоска до палаты. Она по акценту поняла, что он иностранец:
- Вы из Америки? А меня в Америке негр-наркоман бейсбольной битой приложил. Он хотел мой кошелек, а я не отдавала. Там было триста долларов.
- Надо было отдавать! - закричал Джек. - Такой в Нью-Йорке как бы уговор: ты отдаешь, что у тебя в карманах, и тебя не бьют.
- Как же отдать! Ведь это были мои единственные триста долларов. До сих пор помню широкую улыбку этого негра и его великолепные белые зубы. Он еще захохотал от удивления, что я не отдаю, перед тем как ударить.
- А я все отдал здесь, в Пермь, - сказал Джек. - Но меня все равно били.
Дама вздернула вверх короткие пружинистые ручки:
- Если б я знала, что полиция все вернет мне! Если б я знала, я бы без возражений эти доллары отдала. В полиции мне вернули всю сумму. Там офицер выходец из России по имени Вася - расспросил про мою пенсию, поразился, когда я перевела ее в доллары. Он все забыл о своей бывшей родине! И поверили мне на слово, и выплатили из каких-то специальных фондов, только попросили, чтобы я им из России - потом - прислала справку о доходах.
Тут спутниковый телефон резко оборвал воспоминания Джека. Это звонили уже из Москвы его родители.
