Инна Кинзбурская - Один год в Израиле
Ирина сразу прикипела сердцем к этому своему караванчику и к месту, где он разместился. Поселок окружали горы и сосны, небо улыбалось, а воздух хотелось пить и пить. К домику прилегал клочок земли, вернее, площадка в несколько квадратных метров, куда надо было привезти землю. Ирина уже мечтала, что посадит здесь цветы и деревья. И как это будет красиво.
Они уезжали в Галилею, а мы с мужем оставались внизу -- в те караваны селили только молодых. Нам надо было менять квартиру: мы одни, даже если бы сели па хлеб и воду, не смогли бы оплатить этот за полгода немного облагороженный сарай. Потому и селятся олимы по две, по три семьи вместе, одной семье снять жилье не по карману, вернее -- не но корзине. Нам тоже надо искать что-нибудь подешевле.
Но как расстаться с Ципорой?
Вот какая злая шутка была сыграна с нами за те короткие двадцать минут, когда, перепуганные отсутствием квартир, мы сдались и подписали договор. Нам что-то прочитали на иврите, что-то быстренько перевели, ни одно слово, кроме "пятьсот долларов", не задержалось в несведущих головах. Честно говоря, мы не понимали и что такое "пятьсот долларов" -- всю жизнь мы считали только рубли.
Нам подсунули какие-то бланки и подали авторучки. Главы семей поставили свои подписи. Спустя время, оправившись от шока, мы попросили старожилов перевести нам договор. Оказалось -- мы продали себя Ципоре в рабство на двенадцать месяцев. И еще оказалось, что если мы нанесем повреждение ее сараю, то должны будем выложить ни много ни мало -- пятнадцать тысяч долларов. К договору были приколоты векселя, у нас оставались копии.
-- Вы знали, что подписываете? -- спросил нас один знакомый, прочитав договор.
-- Нет, конечно.
-- А если бы здесь был вынесен вам смертный приговор, вы бы тоже подписали?
-- Конечно.
Нам трудно было представить, что главное, что мы должны делать на своей исторической родине, -- это с первой минуты держать ухо востро.
Прошло только полгода, рабство наше не закончено. Надо говорить с хозяйкой, надо как-то уладить это дело, и Ирина отважилась:
-- Пойду к Ципоре.
Была суббота. За столом сидели сыновья Ципоры, их жены. Ирине не предложили сесть, и, стоя, она сказала:
-- У нас нет денег, -- и все остальное, как есть.
-- Двадцать процентов, -- произнес один из сидящих за столом, красивый смуглый молотой человек, и спокойно стал смотреть на Ирину.
-- Двадцать процентов, -- подтвердила Ципора и тоже посмотрела на Ирину -не так спокойно, но и без робости.
Ирина вдруг подумала: как они похожи -- мать и сын, одно лицо, только она светлая, а он -- сын Востока
-- Двадцать -- от чего?
-- От того, что вы еще должны заплатить за полгода Сколько же это, двадцать процентов? О, Господи!..
-- Но у нас нет таких денег. Мы и уходим потому, что нечем платить.
-- Как хотите. Живите, как жили. Мы вас не гоним Да, но опять -- пятьсот долларов в месяц, а их нет. Но это начинается сказка про белого бычка. Тема была исчерпана. Все молчали. Ирина вышла.
Торги продолжались три дня. На помощь пришли наши новые знакомые, ватики, как в Израиле называют тех, кто не родился здесь, но живет давно, -- Абрам и Ира. О них я еще расскажу.
-- Побойся Бога, -- говорила Ира нашей хозяйке, -- ты и так содрала с них кругленькую сумму.
-- Почему я должна дарить им (нам то есть) эти деньги? -- не могла взять в толк Ципора. -- У меня тоже есть дети, я должна им помогать.
Ах, вот оно что! Ципора должна помогать детям. Святое право матери. Ее дело, как понимать помощь.
Мы тоже долго не могли взять в толк: почему она не поможет своему младшему сыну? В одной из комнат просторной ципориной квартиры ютился ее младший сын Тамир со своей юной женой, тезкой матери, и двумя малышамипогодками. Милая Ципи из приюта свекрови часто убегала к своей матери -немного отдохнуть. В канун субботы она почти всегда уходит: после шума дети совсем не спят. Ципи па наших глазах худеет и гаснет. Тамир уходит на работу рано, возвращается затемно, одни руки на все.
Иногда, если есть время и нет дома Ципоры, Ирина заходит к ним и играет с малышами. Или Аля берет старшего, своего любимца Шломи, и идет с ним гулять. Тогда Ципи бросается на кухню, в ванную, -- за короткое время надо успеть все переделать.
-- Ты ела сегодня? -- спрашивает у Ципи Ирина.
-- Сейчас поем, -- виновато отвечает та.
-- Мама, -- возмущенно говорит мне потом Ирина, -- ну что, Ципоре трудно сварить кастрюльку супа?
-- А где Ципора?
-- Кто ее знает. Где-то. Ципи делится с Ириной. Она мечтает о своем уголке. Снимать квартиру нет денег, а жить со свекровью...
Ах, как она хороша, Ципора, в черной удлиненной клешовой юбке, что колышится в такт ее легкому шагу, и сиреневой расшитой под золото блузке. Очень ей к лицу. Она поднимается по лестнице с сумками, полными снеди. Завтра опять суббота.
-- Аля, -- просит тихая Ципи, -- помоги мне снести коляску. -- Ципи собирается к маме -- перебыть субботу
-- Почему Ципора не отдаст квартиру, где мы живем, Тамиру? -- спросила однажды Ирина одну из невесток Ципоры. -- Ведь, кажется, она любит Шломи.
-- Но она ведь никому из сыновей не помогает, почему должна Тамиру? -недоуменно ответила невестка.
А кто помогал самой Ципоре растить детей? Мать? Тетя? Муж? Она не похожа на женщину, изможденную жизнью.
...Мы пошли к адвокату. Молодая элегантная женщина-адвокат раз в неделю принимала в Сохнуте бесплатно.
-- Уходите, -- сказала она, выслушав нашу исповедь. -- Ничего вам не сделают. Я с ними поговорю.
Надо отдать ей должное -- после только одного напоминания Иры, нашей знакомой, адвокат позвонила сыну хозяйки.
-- Чего ты заботишься о них? -- спросил у адвоката красавец сын. -- Какое тебе дело? Что тебе, если я сдеру с них эти деньги?
-- Если будет суд, я пойду их защищать.
-- За какой гонорар? -- этот вопрос мы задавали уже сами себе.
В те четыре дня, что шли торги, Ирина разыскала для нас небольшую компактную квартирку. В ней давно никто не жил, надо было чистить, мыть, белить и красить, но мы были согласны. Главное -- сравнительно недорого. Хотя -- с чем сравнивать? В маклерской конторе (сколько их расплодилось в Израиле!) перед нами предстала та самая женщина-адвокат. Не моргнув глазом, она положила в свою маленькую сумочку чек на немалую сумму -- для нас очень немалую, она знала -- за час работы. Правда, на этот раз нам все объяснили и все перевели, мы взяли с собой своего переводчика.
-- У вас есть только один выход, -- сказал нам знакомый маклер, -- уговорите хозяйку уменьшить сумму отступного.
Сумма сползла до тысячи шекелей. На то время это было примерно четыреста долларов.
-- Пусть будет не столько, сколько сказал мой сын, пошла на уступки Ципора. -- Дайте тысячу. -- Она тоже не хотела затевать безнадежное судебное дело.
-- Но у нас нет сейчас и тысячи, -- убеждала ее Ирина. -- Смотри, сколько нам дали в корзине на все и сколько мы заплатили тебе только за квартиру. Почти ничего не осталось.
О том, что никто из нас не работает, она знала. Сыновья обещали помочь с работой, но до того ли им?
-- Пойди в Сохнут, попроси, тебе дадут.
Вот как она понимала наши возможности! Она считала, что о нас заботятся, мы можем делать заявки на любые суммы. Отчего же и ей не поживиться?
В тот же день Алина играла со Шломи. Ципи рассказала ей, что у их знакомых олимы тоже съехали до срока, и суд присудил оплатить все по векселям да еще судебные издержки. Понятно, это Ципора подкинула эту историю, а добрая Ципи рассказала нам, чтобы мы знали и что-то придумали.
Но и Ципора боится, что мы уйдем, а потом ищи нас. И сыновья не очень-то спешат на помощь -- свои заботы. Двери в квартире напротив не закрываются, Ципора непривычно сидит дома и даже играет на лестнице с внуком. Ясно -следит.
Ну, что мы -- преступники, в самом деле!
Ирина опять пошла на переговоры.
-- Ладно, -- сказала Ципора. -- Пятьсот.
Пятьсот шекелей -- двести долларов... Тоже много, но больше она не уступит. Надо ковать железо, пока горячо. Ковать до субботы, до того, как появится здесь темноволосый красавец.
-- Не забудьте порвать все копии договора, -- учил нас тот же знакомый маклер, -- возьмите расписки, что она не имеет к вам претензий.
Полтора часа мы жили, как в детективе -- по минутам. Ищем, кто напишет расписки: мы еще не настолько знаем иврит. Звоним знакомому старожилу. Он сам писать, оказывается, не умеет, но знает девушку, которая сможет это сделать. Бежим, едем, ищем, находим. Не где-нибудь -- в полиции, девушка как раз дежурит. Возвращаемся. Садимся за стол. Читают, щупают, рассматривают, опять читают. Подписывают.
-- Рвите, рвите скорее, -- говорит Ципи и пододвигает Ирине векселя.
Слышно, как рвется бумага. Ирина зажимает в руках клочки. Ципора пересчитывает купюры. Все правильно. Она расплывается в улыбке, обнимает и целует Ирину.
-- Поцелуй Ципоры стоил пятьсот шекелей, -- говорит муж, и мы начинаем смеяться.
Боже, не измени нам хоть чувство юмора! II
