Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь
Дилефруз вошла в комнату. Щелкнул выключатель у двери. Ослепительно загорелась большая красивая люстра, спускающаяся с потолка на желтой массивной цепи.
Стены просторной комнаты были увешаны пестрыми туркменскими коврами. На окнах - тюлевые занавески. Под люстрой - круглый стол, застланный бархатной скатертью с длинной, до самого пола, бахромой. Два окна смотрели на улицу, днем из них хорошо была видна панорама Баку, зеленые деревья, голубые воды Каспия. Четыре окна выходили на застекленную галерею, - их подоконники были уставлены фикусами, широкие листья которых скрючились и пожелтели оттого, что цветы почти никогда не поливались. Тут же стоял большой аквариум с несколькими рыбками. Над тахтой - портрет в позолоченной рамке: Дилефруз в молодости.
Задержавшись на минуту у порога, чтобы перевести дыхание, Дилефруз швырнула на тахту зеленую сумочку, за ней шелковый зонтик с ручкой из слоновой кости, подошла к трюмо и принялась вертеться, прихорашиваясь. Расправила перья на шляпе, подняла руки, любуясь золотыми часами, бриллиантовым кольцом, запрокинула голову, тряхнула массивными, похожими на подсвечники, серьгами, потом достала из-за корсажа шелковый платок и вытерла потную шею.
В дверях показался Рахман. Дилефруз кокетливо повернула голову и бросила на мужа томный взгляд:
- Спасибо, милый, вот теперь я вижу, что у тебя есть вкус. Чуть-чуть, но есть...
Польщенный Рахман вскинул вверх брови:
- Да?... Из чего ты это заключила, Дилефруз? Улыбка тотчас же слетела с лица женщины. Глаза
засветились злобой.
- Дилефруз?! - закричала она. - Будь ты неладен! Какая я тебе Дилефруз?! Олух! Тысячу раз говорила: зови меня как положено!.. Моим настоящим именем... У меня прекрасное имя. Или язык отсохнет?...
"Ах, голова садовая! - выругал себя в душе Рахман; - Опять забыл прибавить "ханум"* и поспешил исправить ошибку:
______________ * Ханум - буквально "госпожа", принятое обращение к женщине.
- Извиняюсь, Дилефруз-ханум... Так ты говоришь, у меня тоже есть вкус? Разумеется. Не будь его, как бы я выбрал тебя среди стольких женщин?,
Настроение у Дилефруз испортилось, и теперь не так-то было просто его исправить. Она подняла ногу и что было силы тряхнула ею. Черная лакированная туфля описала дугу и шлепнулась в аквариум. Перепуганные рыбки юркнули на дно.
Дилефруз тяжело опустилась на тахту и повернулась, спиной к мужу.
"Вот так влип... - подумал Рахман. - Что же теперь делать? Ах, язык мой враг!".
Он посмотрел на туфлю, которая, как лодка, раскачивалась на поверхности воды, и покачал головой: "Если б Аллах дал верблюду крылья, тот разрушил бы все дома! Ну что я такого сказал? Чего она взбесилась?"
Рахман вынул туфлю из аквариума, вытер платком и поставил в угол. Затем достал из буфета голубую с узором чашку жены и налил чаю.
- Садись к столу... Только что заварил.
Дилефруз засопела, но ничего не ответила. Часы на стене пробили шесть.
Рахман поставил на скатерть хрустальную вазочку с вишневым вареньем, достал из нее позолоченной ложкой ягоды и положил в чашку жены.
- На, выпей, усталость как рукой снимет, - он перенес чашку и сахарницу на тумбочку у тахты. - Выпей. Дилефруз-хагаум, сразу перестанешь сердиться.
Дилефруз капризно передернула плечами.
- Дай сюда этот проклятый термометр. Ты опять поднял мне температуру! плаксиво сказала она.
Термометр Рахман всегда держал наготове. Он подошел к жене, и хотел расстегнуть ворот платья. Но Дилефруз так крикнула, что Рахман в испуге отпрянул.
- Пошел вон! На что ты мне нужен?! Выхватив термометр из рук Рахмана, Дилефруз сунула его под мышку.
Рахман, чувствуя, что атмосфера все больше и больше накаляется, шмыгнул в соседнюю комнату. Минут через пять Дилефруз глубоко вздохнула и завертела головой. Затем обернулась к двери и повелительно крикнула:
- Рахман!
Казалось, муж стоял за дверью в ожидании приказа - он тотчас появился на пороге.
- Слушаю.
Дилефруз сердито посмотрела на Рахмана, прищурилась.
- На, посмотри, сколько...
Рахман с термометром подошел к окну.
- Пока нормальная, Дилефруз-ханум.
- Какая, к черту, нормальная? Сколько?
- Тридцать шесть и семь.
- Что?! - голос женщины прозвучал глухо, как из бочки. - Сейчас у меня по меньшей мере сорок. Hаверно, этот проклятый термометр испортился!
- Возможно, возможно, Дилефруз-хамум, не спорю, - Рахман попятился назад. - Похоже, у тебя действительно высокая температура. Глаза красные, щеки горят... И чего ты нервничаешь из-за ерунды?
Слова эти, казалось, немного успокоили Дилефруз.
- А где наш мамуля? - тихо спросила она.
- На улице. Не появлялся с тех пор, как ты ушла. Играет... Хорошо, Дилефруз-ханум, скажи, удалось тебе что-нибудь купить?
- Ах, будь он неладен, этот город! - Дилефруз взяла из сахарницы конфету и стала разворачивать, шурша бумажкой. - В магазинах, в комиссионных - всюду только бакинские и московские товары. Даже посмотреть негде на заграничное! - осторожно, чтобы не стереть помаду с губ, захватила конфету зубами, отправила в рот, взяла чашку, отпила глоток. - Хоть ты испортил мне настроение, но уж ладно, скажу: такой шляпы ни у кого нет, клянусь жизнью. Иду по улице - все оборачиваются и с завистью смотрят на меня. Я специально для этого вышла в город. Ни на одной женщине, ни на одной девушке не было такой шляпы. Есть, конечно... но из такого материала, такой красивой не видела.
- Не может быть, Дилефруз-ханум! - Рахман сделал попытку примоститься рядом с женой.
Дилефруз поморщилась и толкнула его в грудь.
- Уйди, платье помнешь...
- Не обижайся, Дилефруз-ханум, но ты напрасно изорвала тот эпонж, который я привез. Клянусь твоим счастьем, неплохой был отрезик!
- Рахман, ты опять хочешь меня разозлить? Сказала барахло - и точка. Не забывай: кольцо примечают по камню. Есть пословица: "Бурдюк хранит сыр, а жену - муж". Прежде, чем курить что-нибудь, сядь и подумай, для кого покупаешь. Вещь должна быть достойна меня, моего имени. Тот эпонж пусть носят другие... Понял?
- Понял, но...
- Никаких "но", Рахман, - Дилефруз топнула ногой и закричала: - Что бы ты ни покупал - все должно быть достойно меня!
- Слушаюсь! Рахман умолк.
У ворот позвонили. Рахман вышел в галерею.
- Кто там?
За воротами послышался мужской голос:
- Откройте, это я...
- Кто там, Рахман? - спросила из комнаты Дилефруз.- Неужели опять учитель Салех?
- Кажется... Голос его.
Рахман нехотя спустился по лестнице и открыл калитку.
Во двор шмыгнул чумазый мальчуган лет пяти, волоча за собой старую автомобильную покрышку. Трудно было угадать первоначальный цвет грязной разодранной до самого живота рубашки. Одна из бретелек болталась между ног, левая штанина свисала до колен, наполовину прикрывая кровоточащую ссадину. На шее висел замызганный шнурок с крупной бусинкой, которая должна была предохранять мальчугана от сглаза. Это был Мамед.
Не обращая ни на кого внимания, он подкатил покрышку к бассейну, нагнулся, поднял с земли небольшой осколок кирпича и, воровато поглядывая на калитку, попятился к лестнице.
Дилефруз не ошиблась: в калитке показался их сосед, учитель Салех, маленький седоволосый старичок в полосатой пижаме. Его седые усы топорщились, как у моржа.
- Ах, дорогие мои! - начал учитель, обращаясь к Рахману. - Ведь за ребенком должен кто-то присматривать. Я уже устал говорить, а ваш сынок все еще не устал выбивать у нас стекла.
Дилефруз по пояс высунулась из окна.
- В чем дело? Эй, учитель, что еще случилось? Ты что разоряешься, как Мешадга Ибад?* Не убивать же нам его?! Ведь это ребенок!
______________ * Мешади Ибад - персонаж одноименной музыкальной комедии Узеира Гаджибекова.
Учитель Салех мягко и спокойно возразил:
- Дорогая сестрица, можно ли такого малыша выпускать одного на улицу? Мало ли что может случиться...
- Хорошо, хорошо! - оборвала Дилефруз учителя. - Пожилой человек, а говоришь такие вещи. "Мало ли что может случиться"... - передразнила она. Подумаешь! Ребенок выбил одно стекло - и на здоровье! Пошли Аллах счастья его родителям. Дадим тебе три рубля, вставишь новое. Нечего меня учить! Мой ребенок - сама знаю, как его воспитывать.
Мамед с кирпичом в руке стоял на лестнице и внимательно слушал.
Дилефруз на минуту умолкла, потом, вспомнив что-то, опять воспламенилась:
- Вы посмотрите! Ему неприятно, что ребенок разбил окно! А мне, думаешь, приятно столько лет платить деньги за свет, которым ты пользуешься? А?
- Какой свет, какие деньги? - учитель поднял на лоб очки и удивленно посмотрел на женщину. - Не понимаю, о чем вы говорите.
- Конечно, еще бы! Ты и не поймешь. Тебе не выгодно. Двухсотсвечевая лампочка горит у меня во дворе, а почти весь свет падает в ваш двор. Деньги же за свет идут из моего кармана. Хоть бы раз предложил: "Дайте этот месяц я заплачу!"
В течение всего разговора Рахман чувствовал себя весьма неловко, однако рта раскрыть не смел, боясь гнева Дилефруз. Только несправедливое обвинение учителя в краже света придало ему немного смелости и он буркнул себе под нос:
