Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь
Мансура подскочила к подносу, схватила два куска сахару, один, как пилюлю, кинула себе в рот, а другой протянула брату.
- Спасибо, не хочу, - отказался Адиль.
- Бери, брат, бери.
- Придет тетя, тогда...
Адиль не успел договорить. Кусок сахара, пущенный меткой рукой Мансуры, угодил ему прямо в рот.
Девочка захохотала так громко, что Топлан, дремавший под деревом, испуганно вскочил.
После утреннего завтрака Мансура повела брата гулять. Адиль, увидев в руке сестры кусок хлеба, удивился:
- Ты ведь только что завтракала, неужели не наелась?
- Наелась. Это не для себя...
- Для кого же?
- Не скажу, - Мансура лукаво улыбнулась. - Сейчас сам узнаешь.
Они то пускались наперегонки, через кусты, не разбирая дороги, то замедляли шаг, останавливались у каждого дерева, срывая пестрые цветы. От росы оба промокли до пояса.
Мансура резвилась и без конца напевала:
Ласточки поют,
Хлебушек клюют...
Наконец, они подошли к ветхому домику, стоящему на отшибе.
- Тише! - сказала Мансура, приложив палец к губам, и осторожно двинулась к полуразрушенному флигелю.
Адиль ничего не понял, но был вынужден повиноваться. У большого куста Мансура присела, обернулась, снова сделала брату знак молчать и, переждав несколько минут, на цыпочках пошла вперед.
Адиль недоумевал. "Куда она крадется? Ступает так, словно боится помять траву".
Мальчик замер на месте, боясь шевельнуться, прислушиваясь к стуку своего сердца.
Мансура была уже у самого флигеля, и вдруг с террасы вспорхнула ласточка, сделала несколько кругов над головой девочки и села на электрический провод,
Адиль, вытянув шею, с любопытством наблюдал за действиями сестры.
"Наверно, хочет поймать..." - мелькнуло у него в голове.
Однако Мансура не обратила внимания на птицу. Ласточка продолжала сидеть на проводе, и, казалось, совсем не боялась.
"Видимо, это она нарочно, - строил догадки Адиль. - Подкрадется ближе и схватит".
Но Мансура не делала никаких попыток "схватить" ласточку. Адиль уже собрался двинуться на помощь сестре, однако не успел: Мансура, пригибаясь к земле, бежала назад.
- Зачем ты вернулась?
Ответ был весьма неожиданный:
- Как зачем? Неужели ты не понял, для кого я приносила хлеб?
Адиль растерянно заморгал глазами.
Две-три недели назад, играя с девочками в прятки, Мансура забежала на террасу заброшенного флигеля и наткнулась на гнездо ласточки. Оно было слеплено из мягких трав и покрыто тонкой корочкой земли. В гнезде лежали четыре маленьких, величиной с лесной орешек, яйца. Почуяв опасность, ласточка-мать выпорхнула из гнезда и села на электрический провод, ожидая, когда девочка уйдет.
С того дня Мансура каждое утро наведывалась к флигелю, проверяла, не вылупились ли птенцы. Для нее был настоящий праздник, когда она, наконец, увидела в гнезде четыре тоненьких голых шейки.
Мансура ежедневно приходила к флигелю и крошила в гнездо хлеб. Ласточка-мать, увидев, что девочка не причиняет ее семейству зла, почти перестала бояться.
- Теперь понял, зачем я взяла хлеб? - закончила рассказ Мансура.
Адиль ничего не ответил, только как-то по-особенному глянул на сестру, словно увидел ее впервые.
Через минуту Мансура уже бежала вприпрыжку к морю, хлопая в ладоши и весело напевая:
Ласточки поют,
Хлебушек клюют...
На берегу Мансура стащила с себя майку, бросилась на песок и начала кататься с боку на бок.
- Адиль, раздевайся! Чего стоишь?
Девочка вскочила с места и бросилась в воду. Видя, что брат медлит, она повернула назад, подплыла к берегу и начала плескать в Адиля водой.
До самого полудня Адиль и Мансура не уходили с моря, купались, жарились на песке и снова купались. Если бы тетушка Сона не позвала их обедать, они плескались бы до самого вечера, забыв о еде.
Ночью дети спали как убитые.
Прошло недели две. Однажды утром Адиля опять разбудил голос Мансуры. На этот раз девочка не смеялась, не радовалась, а горько плакала: кто-то разорил ласточкино гнездо. Мансура всхлипывала и причитала:
- Мои бедные ласточки, мои бедные птички...
Адиль вспомнил мать. Защемило сердце. По щеке покатилась слеза.
Вернувшись в Баку, Адиль долго скучал по своей сестренке Мансуре.
ХАЧМАССКИЕ ЯБЛОКИ
На город опустилась ночь. Уличные фонари не зажигались. Окна домов, заклеенные бумажными полосками, были плотно завешаны изнутри. Мужчины на вокзале, чтобы, не нарушать светомаскировки, прикуривала друг у друга, избегая зажигать спички, пряча папиросу в кулак.
Зеленую будку Дилефруз нельзя было различить уже в пяти шагах. Обычно с наступлением темноты продавщица снимала халат, запирала будку и шла домой. Но сегодня она не торопилась, ждала прихода "московского".
Дилефруз села на табуретку, подперла рукой подбородок и задумалась. До прибытия поезда оставались считанные минуты.
Вдали раздался пронзительный гудок. Сердце Дилефруз учащенно забилось. В конце высокой платформы зажегся зеленый светофор. Еще через минуту послышалось пыхтение паровоза, скрежет и стук колес. На рельсы упала слабая полоска света.
Когда поезд остановился, Дилефруз в нетерпении вскочила и начала высматривать Рахмана в толпе пассажиров.
- Добрый вечер, Дилефруз-ханум, - услышала вдруг продавщица.
У прилавка, с корзиной в руках, стоял Рахман. Он появился с той стороны, откуда Дилефруз его вовсе не ожидала.
- Здравствуй, здравствуй, - улыбнулась Дилефруз, поправила волосы и, смущенно потупив взор, начала перебирать мелочь на блюдечке. - Наконец-то появился! Я уже думала, ты стал невидимкой. Совсем не показываешься... - И многозначительно посмотрела на своего поклонника.
Сегодня Рахман выглядел как-то по-особенному: щеки были гладко выбриты, усы аккуратно подстрижены. Новая куртка из синего сатина прикрывала толстый живот. Фуражка была надета немного набекрень. Казалось, он помолодел лет на десять.
Дилефруз тоже сильно изменилась за последнее время: расцвела, похорошела. И с покупателями она теперь обращалась совсем иначе: не шутила, не улыбалась, не предлагала, игриво поводя глазами, выпить "с двойным сиропом". Разумеется, это отрицательно оказывалось на дневной выручке, зато Рахман ликовал: "Какая скромная, порядочная женщина!".
- Вот, Дилефруз-ханум. - Рахман поставил на прилавок корзинку. Хачмасские яблоки... Специально для тебя.
Дилефруз изобразила на лице смущение, прикусила нижнюю губу, склонила голову набок.
- Ну зачем? К чему такое беспокойство? - она не спеша протянула руку и приняла корзину. - Спасибо за подарок.
Вокзал опустел.
- Чего ты стоишь? Проходи в будку, посиди, - предложила женщина.
Рахман вошел. Дилефруз закрыла окно, опустила черные шторы.
Болтали они довольно долго. Наконец, вышли, заперли будку и начали спускаться вниз по ступенькам вокзала. Рахман переложил корзинку в левую руку, а правую взял Дилефруз за голый мясистый локоть. Женщина не протестовала, напротив, она теснее прижалась к Рахману плечом. Тихо беседуя, они шли по темным улицам города.
Прохожих становилось все меньше и меньше. Изредка тьму пронзали огни автомобильных фар, напоминающие издали волчьи глаза. Из-под трамвайных дуг порой вырывались снопы зеленоватых искр. На мгновенье улица, озарялась ярким светом, затем опять наступала непроглядная тьма. По небу шарили лучи прожекторов. Они то скрещивались, то снова разбегались в разные стороны. Слышался мерный рокот летящего самолета.
Дилефруз жила в крепости*. Рахман несколько раз провожал продавщицу с работы, но побывать у нее в гостях ему пока не удалось. Она прекрасно понимала его намерения и не пускала дальше порога.
______________ * Старинный район Баку, расположенный внутри города и обнесенный крепостной стеной.
Видя, что большая часть пути пройдена, Рахман замедлил шаг:
- Что ж, Дилефруз-ханум, раз от Аллаха не секрет, зачем от людей скрывать? Все будет хорошо, вот увидишь. Дом у нас неплохой. Правда, порядка в нем недостает, но ты придешь - все наладится.
Дилефруз от радости чувствовала себя на седьмом небе, однако вида старалась не подавать.
- Клянусь твоей жизнью, - продолжал Рахман, - мой сын Адиль - славный, послушный мальчик. Он не причинит тебе беспокойства. Как-то на днях говорит мне: "Папа, кого бы ты в дом ни привел, буду любить, как родную мать".
Дилефруз глубоко вздохнула и повернулась лицом к Рахману. Глаза ее светились радостью.
- Сколько лет мальчику?
- Бог даст, к этому Новруз-байраму* исполнится четырнадцать.
______________ * Новруз-байрам - праздник Нового года у мусульман, отмечается 22 марта.
- Пусть растет большим и здоровым.
- Спасибо, спасибо! - Рахман помолчал и добавил: - Да и притом, кто посмеет в моем доме сказать тебе наперекор хоть слово? Не посмотрю, что сын...
Пальцы Рахмана затекли от тяжести корзины, но он не хотел менять руку, боясь расстаться с локтем Дилефруз, Ему не терпелось услышать ответ на свое предложение.
