Борис Казанов - Осень на Шантарских островах
Кто-то из моряков окликнул его. Поток груза в это время прекратился, видно, грузчики перекусывали наверху, а здесь моряки совещались о чем-то.
Оказалось, нужно было несколько человек, чтоб поехать на кладбище -похоронить погибшего на промысле моряка. Отбирал людей огромного роста матрос со шрамом, которого Сынуля видел впервые. Он был грубо-красив даже в рабочей одежде, с тем особенным загаром на лице и руках, который бывает у людей, работающих в ледовой обстановке. И этот матрос неожиданно показал на него...
В грузовике ехали четыре человека, не считая шофера: один стоял у переднего борта, а два -- сзади, у ног покойного, который лежал в закрытом гробу, обитом красным сукном. Матрос, который выбрал Сынулю, сидел вместе с шофером -- он показывал дорогу. Шофер вел машину на большой скорости: когда она поднималась на сопку, моряки, стоявшие у заднего борта, упирались ногами в стенку гроба, удерживая его на месте; когда машина спускалась -- то же самое проделывал матрос, который стоял впереди. Он удерживал в руках пустую автомобильную покрышку для амортизации. Это был пожилой человек с бородой -концы ее были засунуты под ватник, который он застегнул до последней пуговицы.
На улицах не было видно ни машин, ни пешеходов, только трамвай грохотал по рельсам -- среди темных деревьев то появлялись, то исчезали два освещенных вагона. Ниже трамвайных рельсов слабо светилась спортивная гавань -- без судов и огней, в воздухе проступал контур яхты с неубранными парусами, с цифрами на полотне. Машина одолела крутой подъем -- колеса грузовика прямо буксовали на расплавленном асфальте, -- свернула в узкий переулок и остановилась. Матрос со шрамом вышел из кабины. Сынуля увидел слева от дороги невысокую ограду из булыжника, аккуратный дворик с цементным подходом к крыльцу дома. Матрос долго вытирал ноги на крыльце -- царапал доски отставшими на подошвах гвоздями. Наконец он вошел и долго не выходил. Сынуля даже не заметил, как он вернулся.
-- Ну что? -- спросили у него.
-- Не хотит ехать, -- ответил матрос.
-- А как она?
-- Сидит за столом в темноте, и все.
-- Ты ей все рассказал?
-- Что ей расскажешь? Твердит одно: не видела я, что он погиб, так что и знать не хочу ничего...
Шофер высунулся из кабины:
-- Ребятки, давайте быстрей, -- сказал он, -- а то мне в больницу за женой надо...
-- Пойду я к ней, -- проговорил матрос со шрамом. -- А вы уж там без меня, не могу я ее оставить...
Дальше они поехали втроем. В конце улицы, у железнодорожного переезда, матрос, который стоял рядом с Сынулей, попросил остановить машину.
-- Только жинке скажу, что мы здесь, -- пробормотал он, не глядя ни на кого. -- Подождите минутку...
Ему долго не открывали, а потом внутри дома кто-то пронес зажженную лампу, дверь отворилась, послышался женский крик. Они о чем-то говорили, а потом между ними началась какая-то возня, женщина закричала: "Вася, пожалей меня, не уходи!" -- в доме заплакали ребятишки...
Пожилой матрос, перегнувшись через борт, крикнул:
-- Погоняй!
И машина тронулась.
Пожилой матрос сошел за железнодорожным переездом, где начинался поселок -- ряд плоских каменных бараков с деревянными фасадами. Он ничего не сказал, только коротко взглянул на Сынулю и вдруг выпрыгнул на дорогу на полном ходу -- легко, шофер даже не услышал ничего.
Теперь Сынуля остался один. Шофер гнал машину, не сбавляя скорости, -гроб то отлетал к кузову, с такой силой ударяя в автомобильную покрышку, что воздух выходил из нее со свистом, то отлетал к заднему борту, -- Сынуля едва успевал поднять ноги, чтоб не зашибло. Он стал опасаться, что гроб в конце концов проломит борт и выпадет на дорогу, и хотел предупредить шофера, но тут машина остановилась. Сынуля понял, что они приехали.
Кладбище занимало весь склон солки, огибало ее с морской стороны, почти спускаясь к воде. Сынуля здесь был один раз -- пришел взглянуть от нечего делать. Был воскресный день, и, как помнил Сынуля, его тогда особенно поразило то, сколько там было людей. Наверное, на улицы в праздник выходило меньше. Вовсю работали продовольственные ларьки, велась оживленная торговля товарами с открытых машин, детишки весело бегали... Все было так буднично, весело, так спокойно -- без слов и причитаний... Ограды почти везде были одинаковые, похожие на широкие двуспальные кровати, с железными венками на надгробиях. Большей частью здесь были захоронены моряки -- кладбище было морское, но он видел также несколько могил летчиков, на них лежали самолетные винты. На самом верху сопки было одиннадцать могил без холмиков, одни надгробья из серого камня с надписями на английском языке -- здесь лежали солдаты и офицеры канадского стрелкового полка. Все они были зарыты в один день и в один год -- 1919-й, неизвестно, что с ними случилось здесь, вдали от родных берегов...
Шофер, освещая дорогу фонарем, стал продираться в зарослях серого дубняка -- он вроде знал место. Сынуля шел за ним. Вскоре они услышали стук железа о камень, потом увидели свежую могилу, оттуда вылетали комья глины. Человек в яме подобрал лопатой последние куски земли и, кряхтя, выбрался наверх. Это был лысый старик в пиджаке, в пижамных брюках, из кармана у него торчал пучок зеленого лука.
-- Привезли? -- спросил он.
Шофер, не ответив, вернулся к машине, ломая ветки, подогнал ее к месту. Втроем они, напрягаясь, спустили гроб в яму.
Старик шумно высморкался в платок.
-- Этот самый? -- поинтересовался он у Сынули. -- Не перепутали?
Он шутил, но Сынуля не понял шутки и недоуменно посмотрел вниз. Яма получилась чересчур узкая, и гроб повис в ней, не достигнув дна. Сынуля опустился на корточки и стал давить на крышку руками, пот лил с него ручьем.
-- Ничего, сам осядет, -- заметил старик. -- Дождик пойдет, и осядет... Тут место низкое...
Место было в самом деле низкое, но неплохое, открытое с моря: был виден пролив Босфор Восточный с выступающим Русским островом -- маяк сигналил оттуда проблесковым огнем...
-- А когда дождик пойдет? -- спросил Сынуля.
-- Как задует с моря муссон, так и пойдет, -- ответил старик.
-- Ну, поехали! -- не вытерпел шофер. -- А то у меня жена рожает...
-- Чтоб она тебе двойню родила! -- пожелал ему старик.
Шофер вдруг широко улыбнулся.
-- Я согласный, -- ответил он. -- Прокормлю как-нибудь... Ну поехали...
Сынуля не нашел своего судна в порту. На его месте стоял рефрижератор "Амур". Там все спали, даже вахтенного не было на палубе -- так что не у кого было спросить. Судно, на котором теперь предстояло работать Сынуле, временно отозвали с промысла. Стоянку разрешили до утра, но моряки поговаривали, что ее могут сократить. Сынуля сгоряча решил, что судно отправилось на промысел без него, и страшно перепугался. Этот испуг совершенно вытеснил все его прошлые страхи, думы про Таньку, все в нем сжалось от тоски и отчаянья. Но потом до него дошло, что судно не могло уйти -- ведь часть команды была на берегу. Наверное, оно отошло на рейд или, скорее всего, отшвартовалось в неохраняемой зоне, чтоб было проще подобрать оставшихся на берегу людей. Так оно и оказалось. Шхуна стояла на песках, у самых городских стен. Сынулю подбросил туда швартовый буксир.
На судне было много людей, моряки привели сюда жен и ребятишек. Ребятишек, видно, взяли сонных, прямо с кроватей, и они недолго выдержали -их выносили на руках из кают и укладывали рядышком на трюме, на расстеленных тюфяках. Сильно пьяных не было, но трезвых Сынуля тоже не видел. Среди жен моряков было немного молодых женщин, все больше среднего возраста. Недоспавшие, с распухшими лицами, они казались даже старше своих лет. Он увидел пожилого матроса -- тот расслабленно сидел на палубе и, по-видимому, больше притворялся пьяным, чем это было на самом деле, а женщина, наклонившись, прикладывала к его голове мокрое полотенце. Пожилой матрос выговаривал ей, икая: "Плохо вы нас ждете! Почему, когда в город идем, все время ветер по ноздрям? Почему?" -- строго допытывался он и пробовал отвести ее руки. В выходных штанах и тенниске, без бороды он выглядел нелепо, казалось, это совсем другой человек.
На носовой палубе происходила свадебная церемония: женихом был загорелый матрос со шрамом, он даже сейчас не сменил своей рабочей одежды. Зато невеста в настоящем подвенечном убранстве, которое, правда, не очень шло ей. Даже несмотря на плохое освещение, было заметно, что она уже не первой молодости, но глаза ее светились такой счастливой, наивной радостью, такая славная улыбка играла на раскрасневшемся лице, что от нее трудно было отвести взгляд. Свадебная церемония осуществлялась, так сказать, в ее морском варианте: один матрос держал на полотенце хлеб-соль, а боцман бил в рынду, а два шафера из моряков и подружка невесты, взяв за руки новобрачных, обводили их вокруг якорной лебедки -- сперва один раз, потом второй... Теперь, по морскому обычаю, жениху и невесте следовало съесть по кусочку земли с якоря. Они, перевесившись через борт, пытались дотянуться до него, а остальные, хохоча, удерживали их за ноги -- платье на невесте задралось, были видны смуглые жилистые ноги с крепкими икрами...
