Александр Солженицын - Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России)
Но далеко не все ходатайства депутатов удовлетворялись. Нужны были деньги, и, "чтобы добиться денег, депутаты застращивали [свои] общества, сообщая им в мрачных красках о намерениях правительства и передавая им в преувеличенном виде столичные слухи". Маркевич в 1820 и обличал депутатов "в преднамеренном распространении неверных сведений... дабы таким путём заставить население вносить в кагал требуемые суммы"81.
В 1825 институт еврейских депутатов - был упразднён.
Ещё то вызывало напряжение между властями и кагалами, что кагалы, единственно уполномоченные собирать подушную подать с еврейского населения, "скрывали "души" при ревизиях", утаивая их в большом размере. "Правительство хотело знать точную численность еврейского населения, чтобы взыскивать соответствующую податную сумму", большая забота была узнать эту численность82. Например в Бердичеве "незаписанное еврейско[е] населени[е]... всегда было около половины всего числа действительных еврейских его обывателей"83. (По официальным данным, какие правительство могло установить к 1818, - евреев было 677 тысяч, это уже возросшая цифра: например, в сравнении с 1812 число мужчин вдруг удвоилось, - но всё ещё цифра сильно заниженная, и к ней ещё же следует присоединить около 400 тысяч евреев в Царстве Польском.) Однако и при этих докладываемых кагалами уменьшенных цифрах имели место каждый год недоборы податей и не только не покрывались, но нарастали год от году. Недовольство столь несомненной утайкой и недоимками (вместе ещё с контрабандным промыслом) высказывал еврейским представителям сам Александр I. В 1817 был издан указ о снятии наросших штрафов, пеней и всех прежних недоимок, прощены все, подвергнутые взысканиям за неверную прописку душ, - но с тем условием, что отныне кагалы будут подавать всё честно84. Однако и это "не принесло никакого облегчения. В 1820 г. министр финансов заявил, что все меры, направленные к экономическому оздоровлению еврейского народа, остаются безрезультатными... Многие из евреев скитаются без документов; новая перепись установила такое число душ, которое вдвое, втрое и даже более превысило цифры, раньше указывавшиеся еврейскими обществами"85.
А еврейское население - продолжало и продолжало крупно возрастать. Едва ль не главной причиной того многие исследователи считают утверждённые в то время среди евреев ранние браки: мальчиков с 13 лет, девочек с 12. В упомянутом анонимном докладе 1808 года тот неизвестный еврей писал, что этот обычай ранних браков "есть корень бесчисленных зол" и мешает евреям отвлечься "от тех закоренелых обычаев и дел, коими они навлекают на себя общее негодование и бывают вредны себе и другим". Установилось так, что "неженившиеся в ранние годы презираемы среди евреев" и "даже беднейшие напрягают последние усилия к тому, чтобы возможно раньше женить детей, хотя этих новобрачных ожидают муки, нищенского существования. Ранние браки были введены раввинами, извлекавшими из этого доходы. Кто ревностно изучает Талмуд и строго исполняет обряды, тот скорее найдёт выгодное супружество... Люди, рано женившиеся, занимаются лишь изучением Талмуда, и когда наступает наконец время самостоятельного существования, эти отцы семейств, совершенно не подготовленные к труду, вовсе не знающие жизни, обращаются к винным промыслам и мелкой торговле". Так же и в ремесле: "женившись, пятнадцатилетний ученик уже не обучается своему ремеслу, но делается сам хозяином и "портит только работу""86. (В середине 20-х годов "в Гродненской и Виленской губерниях распространился слух, что будет запрещено вступать в брак до зрелого возраста, и потому поспешно стали заключаться браки между детьми даже девятилетнего возраста"87.)
Ранние браки - обессиливали народную жизнь евреев. При такой роевой жизни, при таком сгущении населённости и конкуренции в однообразных занятиях - как было не возникнуть и нищете? Политика кагалов сама способствовала "ухудшению их [евреев] материального положения"88.
Менаше Илиер, выдающийся талмудист, но и поборник просвещения, в 1807 напечатал и разослал раввинам свою книгу (вскоре изъятую раввинатом из обращения, а следующая его книга подвержена массовому сожжению), в которой "отмечал тёмные стороны еврейской жизни. Нищета, - говорил он, - необычайно велика, но может ли быть иначе, когда у евреев ртов более, нежели рабочих рук? Надо внушить массе, что средства к жизни следует добывать собственным трудом... Молодые люди, не имеющие никаких заработков, вступают в брак, надеясь на милосердие Божие и на кошелёк тестя, а когда эта поддержка рушится, они, обременённые уже семьями, бросаются на первое попавшееся занятие, хотя бы и не честное. Толпами берутся за торговлю, но она не может всех прокормить, а потому прибегают к обману. Вот почему желательно, чтобы евреи обратились к земледелию. Армия бездельников, под личиною "учёных", живёт на средства благотворительности и за счёт общины. Некому заботиться о народе: богачи заняты мыслями о наживе, а раввины - распрей между хасидами и митнагдами" (ортодоксальными иудеями), и единственная забота еврейских деятелей предотвращать "несчастье в виде правительственных распоряжений, хотя бы они несли с собою благо для народа"89.
И вот, "источником существования значительнейшей части еврейского населения служила мелкая торгово-промышленная и посредническая деятельность", "евреи чрезмерно наполнили города факторством и мелочной торговлей"90.
И как же могла быть здоровой - экономика еврейского народа в таких обстоятельствах?
Впрочем, более поздний еврейский автор, уже середины XX в., пишет о том времени: "Правда, еврейская масса жила в тесноте и бедности. Но еврейский коллектив в целом не был нищ"91.
И тут небезынтересны придутся свидетельства с неожиданной стороны: как увидели жизнь евреев западных губерний участники наполеоновской армии 1812 года, как раз и проходившей через эти места. Под Докшицами евреи "богаты и зажиточны, они ведут крупную торговлю со всей русской Польшей и посещают даже Лейпцигскую ярмарку". В Глубоком "евреи имели право гнать спирт и изготовлять водку и мёд", они были "арендаторами или владельцами расположенных на больших дорогах кабаков, корчем и заезжих дворов". - Евреи Могилёва "зажиточны и вели обширную торговлю" (хотя "наряду с ними была ужасающая беднота"). "Почти все местные евреи имели патенты на торговлю спиртом. Сильно развиты среди них были денежные операции". Ещё от одного стороннего свидетеля: "В Киеве... бесчисленное количество евреев". - Общая черта еврейской жизни - довольство, хотя и не всеобщее92.
С точки же психологически-бытовой наблюдатели находили "характерны[е] особенности" русского еврейства: "постоянная настороженность... к своей судьбе и своеобразие... путей в его борьбе и самозащите". Многое держал уклад наличие "властной и авторитетной общественной формы [для] сохранения... своеобразного быта"; "приспособление народа к новым условиям было в значительной мере коллективным приспособлением", а не индивидуальным93.
И надо по достоинству оценить органическую слитость и единство, которые в первой половине XIX в. "придали русскому еврейству характер своеобразного мира. Мир этот был тесен, ограничен, подвержен притеснениям, связан со страданиями, лишениями, но всё же это был целый мир. Человек в нём не задыхался. Можно было в этом мире чувствовать и радость жизни, можно было найти в нём... и материальную, и духовную пищу, и можно было построить в нём жизнь на свой вкус и лад... Значение тут имел и тот факт, что духовный облик коллектива был связан с традиционной учёностью и еврейским языком"94.
Хотя другой автор того же сборника о русском еврействе отмечает и: что "бесправие, материальная нужда и социальная приниженность мешали росту самоуважения в народе"95.
Как почти каждый вопрос, связанный с еврейством, сложна и представленная здесь картина тех лет. Надо во всём движении и впредь не упускать этой сложности, всё время иметь её в виду, не смущаясь кажущимися противоречиями между разными авторами.
"Некогда, до изгнания из Испании, шествовавшее впереди других народов по пути прогресса, еврейство [восточно-европейское] дошло теперь [к первой половине XVIII в.] до полного культурного оскудения. Бесправное и изолированное от окружающего мира, оно замкнулось в самоё себя. Мимо, не затрагивая его, прошла эпоха Возрождения, миновало его также умственное движение XVIII в. в Европе. Но это еврейство было крепко внутри себя. Скованный бесчисленными религиозными предписаниями и запретами, еврей не только не тяготился ими, но и видел в них источник бесконечных радостей. Ум его находил удовлетворение в тонкой диалектике Талмуда, чувство же в мистицизме Каббалы. Даже изучение Библии отошло на задний план, и знание грамматики считалось чуть ли не преступлением"96.
Сильное движение евреев к современному просвещению началось со 2-й половины XVIII в. в Пруссии и получило название Гаскала (Просвещение). Это было движение умственного пробуждения, стремление усвоить европейское образование, поднять престиж еврейства, униженного в глазах других народов. Вместе с критическим исследованием исторического прошлого евреев, деятели Гаскалы - "маскилим" ("прозревшие, просвещённые") хотели гармонически сочетать с еврейской культурой европейское знание97. Первоначально они намеревались остаться в традиционном иудаизме, но, увлекшись, стали жертвовать иудейской традицией и склоняться к ассимиляции, при том выказывая "презрительнее отношение... к народному языку"98 (т. е. идишу). В Пруссии это движение длилось всего одно поколение, но быстро перебросилось на славянские провинции Австрийской империи - Богемию, Галицию. В Галиции поборники Гаскалы, с ещё большим ассимиляционным уклоном, уже готовы были и насильно внедрить просвещение в еврейскую массу, и даже "нередко прибегали к помощи властей" для этого99. - Граница же Галиции с западными губерниями России довольно легко просачивалась и людьми и влияниями. Так, с опозданием почти на столетие, это движение проникло и в Россию.
