Валерий Брумель - Не измени себе
Под конец беседы директор пообещал мне полную поддержку.
Сообщая Зайцеву о том, что мои дела понемногу пошли в гору, я имел в виду недавнее заседание коллегии Минздрава РСФСР. Дело в том, что двумя неделями раньше в Москве побывала Ломова с годовым отчетом. Она доложила, что из всех врачей области у меня самый высокий процент выздоровлений. (В два раза больше.) Ломову попросили объяснить причину подобного успеха, что она и сделала. Об аппаратах, о новом методе некоторые представители министерства услышали впервые. К тому же Ломова со свойственной ей прямотой (как врач и коммунист) выразила возмущение по поводу упорного нежелания некоторых ведущих травматологов и ортопедов признавать перспективное новшество доктора Калинникова. В результате я был вызван в Москву.
Коллегия постановила: "Организовать на базе второй городской больницы г. Сурганы проблемную лабораторию доктора Калинникова, увеличив число коек до 180. Помочь лаборатории наладить серийный выпуск аппаратов на производственной основе. Внедрить эти аппараты во все центральные травматологические институты. Организовать в г. Сургане семинар по подготовке травматологов с целью освоения и обучения методу доктора Калинникова".
Возвращаясь из Москвы домой, я лежал на второй полке вагона и мысленно подводил итог за восемь лет. Открыт принципиально новый метод в целой области медицины, изобретено средство для его осуществления - аппарат. На конструкцию получено авторское свидетельство. Разработано более ста методик применения аппарата. Вместо десяти коек теперь станет сто восемьдесят. Создана проблемная лаборатория. Появились ученики и сторонники.
Наконец, самое главное - излечено около двух тысяч человек, многие из которых ни на что уже не надеялись.
БУСЛАЕВ
Моему сыну было десять дней. Глядя на него, я недоумевал: неужели из этого красного, крошечного комочка вырастет человек?
Жена поминутно толкала меня:
- Ну, чего ты стоишь? Это ж твой сын!
- А что я должен делать?
- На руки хотя бы возьми!
- Страшно. Он такой хрупкий.
- У нас папа чудак, правда? - Людмила склонилась к ребенку. - Скажи: па-па!
Беспрерывно шевеля игрушечными руками и ногами, сын созерцал потолок.
- Смотри, какие у него глазки сообразительные!
Я неуверенно пожал плечами:
- Вроде в этом возрасте они все вверх ногами видят?
- Все равно сообразительные! - не согласилась жена. - Дай ему палец!
Я сунул сыну мизинец. Он тотчас крепко сжал его в кулаке. Я потянул палец обратно, сын не отпустил.
- Вот рука у него мужская. Сразу видно!
- Нет уж! - возразила супруга. - Спортсменом он наверняка не будет! Мне и одного хватит! - Людмила вновь склонилась к сыну. - Правильно, Витенька?
Как и я, сын промолчал.
Острое чувство родственности к своему ребенку у меня возникло несколько месяцев спустя, когда он впервые встал на ноги. Это событие мой Витек приурочил к полету в космос первого человека - Юрия Гагарина.
Вернувшись с очередных соревнований, я открыл ключом квартиру, окликнул из прихожей жену - никто не отозвался.
Я заглянул на кухню, в столовую, спальню, наконец, в детскую. В деревянной кроватке с решеткой абсолютно молча стоял мой Витек. Ухватившись за перекладину, он поднимал в стороны то правую, то левую ногу. И вдруг, увидев меня, замер. Сын глядел на меня пытливо и очень серьезно. Затем неожиданно расплылся в улыбке - узнал.
Я спросил:
- А где мама?
- Гу, гу! - ответил он. И, отпустив перекладину кроватки, протянул ко мне руки. Я быстро шагнул к нему, взял на руки. И тут же почувствовал: мой! Каждая клетка его легкого тела - моя!
Я быстро перепеленал ребенка. Когда явилась Людмила (она звонила от соседки по телефону), я сказал ей:
- Ты, наверное, думаешь, что ему не восемь месяцев, а восемь лет.
Она сразу обиделась.
- Что я, поговорить по телефону не имею права? Я не привязанная, чтобы сутками торчать в квартире! Твоя нянька третий день не приходит!
- Почему моя?
- Не я же ее искала!
Я усмехнулся:
- Логично.
Жена проговорила:
- Ты что, собираешься устроить сцену? Давай! Только быстро же ты забыл свои благие порывы. "Пусть тебе будет легче".
Все было так. Бросить работу посоветовал ей я. Взять няньку тоже. Я действительно хотел, чтобы ей было легче. Откуда я мог знать, что семейная жизнь как раз складывается из трудностей!
В эту ночь сын, словно чувствуя нашу ссору, спал плохо. Через каждые полчаса он хныкал. В эти минуты я и Людмила сразу открывали глаза и ждали, кто из нас подойдет к ребенку первым. Я понимал: супруга решила своеобразно отомстить за мои сегодняшние претензии.
Я поднимался раз пять. На шестой раз не выдержал:
- Напрасно ты хочешь показать, как тебе плохо! Завтра у меня тяжелая тренировка. Больше я не встану!
Жена ничего не ответила. Витек продолжал плакать, она не шевелилась. И тут во мне возникла ненависть. Я даже испугался. Встал, перепеленал ребенка и лег. Я ощутил, как в моем прежнем отношении к жене появилось что-то новое.
Помирились мы через несколько дней. Но именно за это время она подружилась с Раей, женой Звягина. Рая была женщиной умной, расчетливой и патологически завистливой. Она полагала, что своего мужа "сделала" она. Отчасти так оно и было. Звягин сочетал в себе почти столько же способностей, сколько и лени. Жена буквально заставляла его тренироваться регулярно. Супруг "пошел в гору" выиграл чемпионат СССР, первенство Европы.
Ко мне Рая относилась неприязненно. Я чувствовал это. Причина была в том, что фамилия Буслаев все чаще стала произноситься. Жена Звягина повела против меня тонкую и планомерную "настройку". Вот ее примерная схема: "Ты (Людмила) жена большого спортсмена и не должна жить, как остальные женщины". Людмила часами просиживала в парикмахерских, косметических кабинетах, ателье, неожиданно испытывала потребность куда-то ехать. Мы отправлялись на юг, а через неделю возвращались обратно. Людмиле быстро все надоедало, она начинала тосковать по сыну и бояться, что с ним в ее отсутствие что-то случится...
Потом в супругу вселялся "бес общения". Каждый день ей хотелось бывать в гостях, знакомиться с самыми известными и талантливыми людьми, ходить в театры, на концерты, и все в таком плане. В эти дни она бывала очень оживленной, привлекательной...
И вновь все кончалось. Притом довольно скверно. Людмила объявляла, что жить со мной больше не станет. Все "мои знаменитости" - лжецы и притворщики, они проявляют интерес не к ней, а ко мне, и ей это противно...
Вслед за этим у Людмилы, как правило, наступала полоса меланхолии. Она целыми днями бродила по дому в халате, непричесанная. В квартире не убрано, на кухне гора немытой посуды. В такие дни я старался молчать и ограничивался тем, что смахивал с кухонного стола крошки, выносил мусор и меньше бывал дома...
Наконец моя супруга "пробуждалась" и просила отвезти ее в какой-нибудь хороший ресторан. Мы садились в машину, ехали, выбирали в зале самый лучший стол, минут пять-десять улыбались друг другу, после чего она закатывала какой-либо скандал. Например, по поводу того, что официант не с той стороны положил ей вилку. При этом она громко выкрикивала одну и ту же фразу:
- Вы сначала узнайте, с кем имеете дело!
- Тише, - уговаривал я ее. - Успокойся. Ты меня позоришь!
- Прекрасно! - восклицала она. - Значит, я тебя позорю? Очень хорошо! Ты всегда думал и думаешь только о себе. Всегда! Тебе наплевать, что всякий тип позорит твою жену!
Она демонстративно поднималась из-за стола и уходила...
Сейчас, оглядываясь на эти выверты, я думаю, что половину вины нужно взять на себя.
После Пало-Альто я стал готовить себя к покорению нового рубежа - два метра двадцать семь сантиметров.
Проанализировав все моменты, которые помогли мне установить рекорд в Америке, я выписал их на бумагу. Вот они. К высоте 226 я уже давно был подготовлен психологически. После зимних тренировок находился в хорошей спортивной форме. Сыграли роль ответственность и приподнятость самих соревнований: матч США - СССР. Стимулировало огромное количество зрителей. Помогла их доброжелательность. Заинтересованность прессы. Отличная погода. Прекрасный грунт (я всегда любил, чтобы трава была подрезана под корень). Наконец, я почти идеально овладел техникой.
Но при такой выкладке обнаружились и мои слабости. Оказалось, что процентов на шестьдесят мой успех зависел от побочных факторов: погоды, прессы, количества публики, ее отношения ко мне, от грунта и значимости состязаний. А если всего этого не будет?
Как-то Скачков спросил:
- Побеждать, я смотрю, ты научился. А вот что делать, если в секторе не будет соперника?
"Стоп! - сказал я себе. - Здесь и надо копать!"
Вместе с тренером мы пришли к выводу, что тактика многих ведущих прыгунов в высоту преимущественно ложная. Именно эта лжетактика не давала и не дает им достичь максимальных результатов. В чем ее суть? Первое: выиграв соревнование, оставшись без соперника, спортсмен, как правило, прекращает борьбу. Одни оправдывают это тем, что берегут силы для следующих состязаний, другие не хотят испортить впечатление от собственной победы, третьи избегают поражения уже перед самой планкой. Это ошибка. Прерывая поединок, прыгун лишает себя прекрасной возможности "прощупать" неизведанную высоту в момент наивысшего подъема, эмоционального и физического. Кроме того, легкоатлет с каждым отказом от дальнейшего наступления на высоту все больше развивает в себе чувство боязни. Наконец, это попросту неспортивно.
