Михаил Садовский - Под часами
что вы не со-стоите... во-первых, не это главное, а убеждения, а они у вас очень подходя-щие, соответствующие -- главное: неравнодушие, боль за дело, а при этом вполне можно вступить в ряды... "
Он шел по улице, прокручивая все до мельчайших интонаций -- все дело в них, в нюансах, и все же не мог никак понять, что произошло? Ку-пили? Зачем? За какую цену? Он ничего не обещал. А его и не просили -- вроде поставили перед фактом...
это как же? Значит, он приходит к Иванову на просмотр, как этот приходил к нему, и должен сказать ему те же слова, что выслушал сам, кипя и еле сдерживаясь...
или, следуя мудрому деду, со-ветовать, какие книги поставить на полку?! Где тут граница, и можно ли ее не переходить... и как долго удастся идти вдоль нее...
так ведь недолго и за-вербоваться... или уже? Влип?.. и никого не спросишь...
Если, действительно, на небе есть Большая Книга на огромном столе у Бобе Лее...
или на стеллаже много, много томов этой книги и можно раскрыть нужную на нужной странице и прочитать, что там напи-сано... может быть, можно, может быть... узнать, что с тобой будет завтра... а, может быть, на странице, посвященной именно тебе, нарисована вся твоя жизнь, как географическая карта, и когда ты тоненькой указочкой коснешься какого-нибудь места, сразу расширится эта точка, и на всю страницу распо-ложится, что с тобой будет... можешь узнать. Но изменить все равно ничего не сможешь... и это знание будет потом угнетать тебя тем больше, чем дальше отстоит от момента, когда ты его открыл... "многая мудрости поро-ждает много печали... " так зачем это?.. а еще страшнее, если ты заглянешь в эту книгу и увидишь, коснувшись прошлого дня, как не совпало в твоей жизни по собственной глупости или чужому злому умыслу то, что должно было быть, и что было на самом деле и осталось в твоей памяти горечью, бо-лью и тяготой сожаления, что произошло, или же, наоборот, не про-изошло...
Эх, мама, мама... может, лучше было бы не говорить тебе об этой единственно Великой книге, книге Судьбы, в которую ты так верила... с детства... от своего деда передав ее мне... "многая мудрости порождает много печали"...
Теперь было все равно. Он испугался. Наверное по-настоящему -- первый раз в жизни. Если случилось то, что случилось -- это дорога в ни-куда... этот страх убьет его... зачем он не послушал Татьяну!? Только ни-чего ей не говорить... да как это сделать... эта рыжая -- настоящая ведьма и читает мысли по лицу, по глазам, по интонациям голоса... по тому, как спишь, и как не спишь... по всем ясным только ей одной приметам... она будто не оторвалась, как все они, от природы за столько веков, засыпанных грехами человечества, а наоборот, существовала в нереальном времени и брала только то, что ей было надо, а не подсовывал день срывающимся голо-сом...
Нельзя ей говорить... и Пал Силычу тоже... да он и обещал мол-чать... связал себя словом... как это просто войти в круговую поруку... в круговую поруку страха... нет...
если страха, кончилось то, ради чего он предполагал жить...
- Таня, я хочу уехать с театром...
- Куда?
- На гастроли... по стране...
- Зачем? -- Удивилась Татьяна
- Они же все -- таки везут мою пьесу... предложили мне с ними... все оплачивают... дорогу, гостиницу, суточные...
- Да? И все остальное?
- Не понял? -- Соврал он
- Ты все пркрасно понял. -- Возразила Татьяна. -- И он тоже едет? -Автор хотел соврать, что не знает, но сообразил, насколько это глупо и сказал:
- Конечно, он же Главный режиссер... мы с ним новую пьесу будем обговаривать...
- А я?
- Что ты?
- Завтра утром скажешь мне, ладно... - она подошла к нему близко... совсем близко... на такое расстояние, когда все аргументы исчезают, слова бессмысленны и действует только природа, руководя инстинктами... она тряхнула рыжей копной, волосы полоснули его по лицу, обволокли запахом, единственным, таким неотвратимым в своей притягательности, таким просторным, что он сразу же утонул в нем, потерялся и забыл, зачем хотел врать, куда стремился убежать, и последнее, что еще вполне осознанно успел подумать: "Зачем? Убегать от того, к чему так рвался?!.. "
Наутро он объявил, что никуда не едет... бог с ними с гастролями... садится дописывать рассказ, и кончен об этом разговор... но Татьяну не так просто было отстранить. Она стала возражать, что неплохо было бы ему проветриться...
- Нет. Если ехать -- вместе...
- Ты же понимаешь, что это невозможно -- у меня же заказ... театр, между прочим, тоже готовит премьеру... он хоть и кукольный, а страсти там не шуточные... я не могу их подвести, и не могу с собой тащить мастерскую... это у тебя -- пишущая машинка и все...
- Нет. Я не поеду... я без всего этого... - он обвел рукой комнату, подохну там за месяц...
- Я тоже без тебя буду скучать... очень... - тихо добавила она, - но если захочешь... всего час лета, - ты же на халяву едешь... вот и потратишь зарплату... мы копить все равно не умеем... - она опять подошла близко... он положил ей руки на плечи и сказал голосом третьеклассника обещающего маме... - я обязательно прилечу...
Гастроли
Примерно через месяц Слава пришел в себя и стал подумывать, не сорваться ли ему пораньше домой... но тут выплывало некое худое, изогнутое существо и безмолвно спрашивало: "Простите, куда? " Ответа у Славы не находилось, во всяком случае -- убедительного. К хорошему, очевидно, привыкают быстро, и он привык... к таким ночам, от которых потом сладко было целый день... не хотелось ни вставать, ни работать -- только снова ждать ночи... "Может, потому и называется "медовый месяц"! " Он впервые в жизни привыкал к "нормальной человеческой жизни", поэтому слово "дом" сместилось в пространстве... Наташа ничего специально не делала для этого, и это было настолько интуитивно точно, что не могло быть никак опровергнуто. Если бы он почувствовал хоть каплю натянутости, стремления специально увлечь, удержать, убедить... он бы уехал... но он впервые ощущал себя в той среде, где, вероятно, должен был существовать, как изначально для него было уготовано природой.... Был огромный перерыв до их встречи - его и условий существования... а теперь перерыв кончился. "Природа взяла свое". Он всегда считал себя самым обыкновенным человеком, поэтому легче воспринимал и потери, и неудобства, и необходимости. Никогда не мыслил к себе особого благоволения судьбы, и все удары ее и выверты воспринимал сразу же, с первой секунды, совершенно однообразно: "Как быть? " Впрочем, как все вокруг... может быть, чуть большая решительность отличала его... он не любил пустой болтовни...
Наташа чувствовала, что он успокоился... по крайней мере, внешне... он поправился, округлились скулы, и желваки меньше проступали... и реже... на самом-то деле она старалась, а впрочем, делала все то же самое... ну, чуть тщательнее и с большим удовольствием... красиво одевалась, вкусно готовила... и дом обихаживала... То, что он был рядом... она даже боялась формулировать и загадывать, неужели, наконец, все вышло, как она хотела... она боялась счастья, оно всегда неосязаемо неудержимо, она не хотела никак называть этот месяц... и знала только, что если он опять исчезнет, она не отчается, а снова найдет его -- никуда ей от него не деться... не ему -ей... она внушила себе, может быть, что ей на роду написано быть с ним... и все. Переигрывать она не будет.
Раз в неделю они ходили в кино. В клуб. На этот раз она взяла билеты, но вместо фильма был гастрольный спектакль театра. Слава не возражал. Она так радовалась, когда выбиралась с ним куда-то... спектакль, так спектакль...
Зал был хороший... настоящий театральный... в сталинские времена построенный дармовой рабочей силой -- зеками... бархатные красные кресла, бронзовые бра по полукругу балкона и двух ярусов... тут даже "царская ложа" была... Сцена мелковата, с маленькими карманами и без наклона... на ней в углу стояла массивная трибуна с гербом, напоминая для чего осуществлена постройка, - здесь разом должны были уместиться все городские партактивисты на собрание... чтобы в идею верили, надо ее оформлять и подкармливать! В просторном буфете столики были покрыты белыми скатертями. За стеклами красовались деликатесы, которые можно было достать только в спецпайке в распределителе по списку, но не в магазине... поэтому очередь в буфет выстраивалась еще задолго до начала спектакля...
Слава купил программку, но даже не прочел название и автора, а передал ее Наташе... лица двух актеров показались ему знакомыми, и он первое время даже не вслушивался в реплики, а старался припомнить, где их видел... странно, что его профессиональная тренированная память не давала ему сразу ответа... "Ты что! -- Зашептала ему Наташа в ответ, - Это же очень известные актеры, мы же с тобой их в кино видели на прошлой... - Все! -- Он остановил ее жестом, сразу вспомнив и фамилии и фильм, и другие немногие, которые довелось в жизни посмотреть... " Он находился, как называл это, в состоянии "механического существования" -- в любой атмосфере мог сосредоточиться и думать о своем, при этом механически воспринимать и точно оценивать все, что происходит в пределах досягания всех органов чувств, не вникая в тот самый момент. Но если надо было бы воспроизвести точно, что происходило, звучало, пахло и тому подобное, он мог с удивительной точностью и достоверностью воспроизвести в пределах разумно досягаемого времени. А иногда запоминал совершенно ненужное ему навсегда... "Мы используем свою память за всю жизнь всего на четыре процента! -- всегда вспоминал он слова полковника, - не хрена жадничать! Запоминайте больше -- пригодится! Тренируйте память!... Это бесплатная копилка! "
