Илья Кочергин - Помощник китайца
Потом вижу - передо мной автоматчик стоит и говорит что-то. Я только уж после понял, что когда тупичок-то выбирал, не сообразил, что окна ментуры на него выходят, даже в голову не пришло. Так что мы у них, считай, под самым носом грохот подняли.
Положили лицом на машину, обыскали, потом отвезли. Сяопина с Лехой в обезьянник на ночь посадили, а меня сразу к оперу, потому что я сказал, что это я продал. Спросили, где я их беру, пистолеты, для продажи. Я им начал гнать про попутчика в поезде, фамилию даже выдумал.
Опер, видно, понял две вещи - во-первых, что я вру, а во-вторых, что я все-таки не гожусь на роль торговца оружием. Сначала, вроде, даже по ребрам пару раз въехал кулаком, чтобы я все рассказал, а потом махнул рукой.
- Поедем сейчас к тебе домой. Если хоть один ствол найдем еще, то все.
Дверь открыла теща. Грустно смотрела на меня, на ментов, один из которых был с автоматом.
- Раньше сам домой приходил, теперь под дулом пистолета приводят. Иди, Ален, полюбуйся на красавца.
Опер посмотрел на эту картину и махнул рукой.
- Проспишься, а завтра чтобы к одиннадцати был в отделении. Понял?
Назавтра я столкнулся у входа в отделение с Витькой. Его вызвали по телефону, обнаружив в картотеке, что один пистолет зарегистрирован на него. Витька был абсолютно спокоен, в сумке у него уже лежала бутылка "Абсолюта". Вошли в кабинет к грустному, усталому оперу.
- Ну что, орлы, будем делать с вами? Зачем продавали газовое оружие?
- Да мы студенты, понимаете. Стипендии на сигареты не хватает.
- А мы что, рыжие, что ли? Деньги, что ли, лопатой гребем? У нас тоже зарплата - не разгуляешься. - Создавалось впечатление, что они читают свои роли по бумажке. Бутылка появилась на столе с неожиданностью нового персонажа в старой, известной пьесе.
- На, забирай свои пужалы и больше ими не торгуй. - И патроны тоже отдал.
На улице Витька купил мне баночку пива.
- Здорово у нас получилось. Я их вчера продал, а они опять у меня. Надо опять покупателя искать. Хочешь, тебе один отдам? На, держи.
Мы пожали руки и разошлись. Я продал свой через три дня за шестьдесят долларов и полтинник торжественно вручил жене. Чтобы не сердилась, когда меня пленного приводят, - это же для семейной пользы.
Дэн встретил меня в институте и начал наезжать. Вам, говорит, наверное, отдали назад стволы. Я говорю, что нет, мол, даже еще по ребрам немного настучали. А с Витьки штраф взяли. Но Дэн мне все-таки не поверил.
- В общем, ты нам сто сорок баксов просрал со своим тупичком укромным. Так что из твоей доли вычтем.
В последние дни, после того, как я побывал в милиции, мне что-то совсем расхотелось квартиру продавать. Миллионы - это, конечно, хорошо, но врать в ментуре, как я понял, у меня не то чтобы не получается, а просто они мне почему-то не верят. А если вскроется, то это - в тюрьму пойдем. Даже, может, и не пойдем, а вот квартира точно пропадет.
Они-то скроются, их по другим паспортам будут искать, а я останусь всю эту кашу расхлебывать. И еще сто сорок баксов вычтут. Я решил воспользоваться моментом, чтобы увильнуть от этой затеи, сказал, что если доверия между партнерами нет, то и дело затевать не стоит.
- Как это затевать? Оно уже все давно затеялось. Паспорта, знаешь, сколько стоят нам? Нет, дружище, отказываться уже поздно. Все уже. Просто так не получится все свернуть.
- Документы вам на следующий раз понадобятся.
- Не, я тебе говорю, ты даже и не думай об этом. Тут уже люди подключились серьезные.
Чего гонит? Видно же, глаза грустные, что не мне отчитываться, а ему придется перед своими серьезными людьми. Пошел он куда подальше.
* * *
Раньше все эти работы, на которые я устраивался, как-то сами собой всплывали, а сейчас пришлось покупать газеты с объявлениями. Сходил в гербалайфную контору, еще в одно место - примерно то же самое. Потом, к октябрю, попал на собеседование в фирму, где требовались дистрибьюторы.
В железной двери глазок, за ней охрана - человека три-четыре постоянно в предбаннике - а дальше офис. Офис - место, где с утра и ближе к вечеру толчется куча молодых, энергичных (по крайней мере с виду) молодых мужиков в костюмах, галстуках и начищенных ботинках. В офисе есть еще и кабинет главного менеджера, перед ним проходная комнатка с секретаршей, еще там есть несколько складов, зальчик для общих собраний. Все это, пропахшее мужским потом, крашеными стенами, картоном и мокрой одеждой, по своему внешнему виду напоминает какую-нибудь лыжную базу или помещение спортивной секции. Правда, на лыжных базах не сидят красивые секретарши и охранники со сломанными носами, не шелестят каждый день такие толстые пачки денег, и никто никогда не увидит на лыжной базе столько выбритых и причесанных молодых людей в галстуках.
Секретарша цветет за своим столом, потому что каждый проверяет на ней свою дистрибьюторскую неотразимость. Каждый считает своим долгом два раза в день - утром и вечером, - опираясь костяшками пальцев о секретарский стол, чуть наклониться к ней так, чтобы она не слишком морщилась от густого запаха "афтешейва", и, вонзив в ее глаза свой взгляд, поиграть голосом: "Ты сегодня просто неотразима, Олечка". Оля гортанно смеется.
Меня уже, вроде, приняли на работу, по крайней мере, объявили об этом после собеседования, но в чем она будет заключаться, так и не объяснили. Сказали сбрить бороду и приходить на следующий день в костюме. Это и ежу, в общем-то, было понятно, что без него не обойтись, - другой формы одежды я ни на ком не увидел. Пришлось звонить Витьке, одалживать его свадебный, немного коротковатый пиджак и чуть лоснящиеся на заднице штаны.
- Как ты на свадьбе успел его так износить?
- Так это еще отцовский.
В костюме Витькиного папы я мотался на следующий день с моим инструктором по Москве и наблюдал, как он продает всем подряд наборы ручек. И продал он их бешеное количество - два картонных ящика по сто наборов в каждом. Мне бы так раньше иконки втюхивать.
На этой работе это называлось не втюхивать, а впаривать. Втюхивать наверное, это слишком просторечно для дистрибьютора.
А через три дня стажировок меня выпустили в город одного, и я принес домой тридцать тысяч. В университете взял академический отпуск. Только вот с матерью надо как-то объясниться.
Минута опоздания - галочка. Три галочки - уволен. Нельзя быть грустным, медленным, мятым, непричесанным, пьяным, сутулым. Нужно быть активным, алертным, веселым, общительным и хорошо выглядеть.
Войдя в офис, нужно громко и весело приветствовать окружающих, подмигнуть Олечке или Наташе, смахнуть пыль с ботинок, пару раз от души стукнуть по боксерской груше в зальчике и с нетерпением ждать собрания.
После собрания получить товар, уже с трудом сдерживая нетерпение в очереди за ним, расписаться и бежать в город, где тебя ждут сотни людей, обреченных купить то, что ты им предложишь.
Вечером, вернувшись в офис, нужно сдать деньги, попрощаться с секретаршей, товарищами, еще раз пройтись щеткой по ботинкам (уже больше по привычке), и свободен до завтра.
Работа, конечно, не самая душевная, но есть настоящая перспектива быстро подняться. Так что есть из-за чего корячиться, не жалко, что ноги вечером гудят. Иногда так гудят, что стоять невозможно, зато стал виден горизонт, стало как-то яснее жить.
Товар я получал, впаривал, вроде, нормально, деньги сдавал не хуже других, но комплименты и веселые приветствия у меня не выходили. Трудновато вызвать одобрительный гортанный смешок у избалованной вниманием девушки, если пиджак Витькиного папы узок в плечах и манжеты рубахи вылезают на полную длину из рукавов, слишком уж акцентируя на себе внимание.
Деньги я попросил взаймы у Георгий Семеныча.
- Что, костюм со штиблетами нужен? Вон, бери, сдавай тысячу маленьких складней и все деньги себе забирай. Сходи только за пивом сначала.
- Я потом постепенно отдам.
- Ла-адно, кончай. Свои люди. Беги быстрей.
В эти дни я толкал товар, выбирая маршрут так, чтобы он пролегал мимо знакомых церквей, в одну по дешевке сдал эти живые помощи, и в воскресенье мы с Аленкой пошли в магазин. А в понедельник я заявился в офис в черном костюме с красивым желтым галстуком. На утреннем собрании, когда все встали кругом и в середину вышел главный менеджер, меня выпихнули к нему.
- Кто говорит, что время чудес прошло? Кто докажет мне, что оно действительно прошло, тот получает бонусные сто тысяч. Сто тысяч получит тот, кто докажет мне, что наша компания, что наша работа не может делать с людьми чудеса. То, что люди покупают каждый день кучу ненужного им китайского дерьма, - это не чудо, это наше умение. То, что вы приносите домой реальные бабки в то время, когда все исходят соплями, - это тоже не чудо. Но то, как изменился этот человек, которого еще две недели назад я видел в бороде и маминой кофте, то, как он изменился, придя работать к нам, - это настоящее чудо. - Менеджер сделал паузу и отступил на пару шагов назад. - А значит, что? Значит, мы все волшебники, да?
