Сергей Лукницкий - Отель Империал - выход из WINDOWS
-- Догадываюсь, -- сказал Братченко, осторожно похлопав себя по заднему карману брюк.
Потом он долго ворочал мозгами, уставившись на противоположный берег пруда, где за деревьями и дорогой горели огни ресторана.
-- Семен Мошонко? Главный государственный распорядитель России -- почти что вице-премьер?
-- Угу, -- ответила Серафимова, -- налейте мне еще, Витя.
-- Так он же, у него же...
-- У него, у него, Витя, у него работает референтом наш Похвалов. Никакой он не депутат, а референт Мошонки. Теперь рисуйте кружок: у Финка друг -- директор универмага Овечкин. У друга референт или секретарь Наталья Похвалова. У Похваловой муж -- помощник Семена Филимоновича Мошонко. У Мошонко дочь Катя. У Кати друг сердца и кошелька Адольф Зиновьевич Финк. Замкнутый круг? Замкнутый. А в середине этого круга нас с вами замкнули и за-мыкание это почище электрического. Как бы политическим не оказалось. А вы Похвалова вчера испугались, в депутаты записали.
-- Ну, это я для краткости вчера сказал, да и силен мужик, правда же?
-- Витя, вы понимаете, куда мы заехали?
-- А чего такого? Допросим эту Катю, поймаем этого референта, всех посадим...
-- У-у-у, как все запущено-то, -- пошутила Серафимова, глядя на быстро опьяневшего Братченко, -- вы пока меня воспринимать в силах? Тогда завтра -прямиком к Галочке, в Госком-имущество, выяснить, где у самого Финка дача, еще раз про командировку, про его прежние поездки в Карлсбад, и опросить всех, кто с ним работал. И водителя, водителя, водителя...
-- Я только одного не пойму, -- пожаловался Братченко, -- он вроде сваливать собрался, и вещей нету, и деньги все снял, и паспорт, и билеты, он что -- с мошонковской дочерью сбежать решил? Или любовь побоку?
-- Да какая любовь! Витя! Ну, какая любовь! Тут другое не вяжется: зачем ему сбегать, если у него роман с таким дочерью, то есть с такой папой, тьфу...
Опять Витя забыл передать Серафимовой устное предварительное заключение Княжицкого: Похвалову-то убили днем, за семь часов до расправы над Финком.
Ему приснилась улыбка Гали, ее губы, мягкие, тонкие, произносящие беззвучные слова, которые все-таки каким-то чудом долетали до его слуха: ...а папа... у меня... э-ли-та.
ПСИХИАТР
-- Нонночка, ты прекрасно выглядишь сегодня, -- сказал Михаил Иванович Буянов Серафимовой ранним утром следующего дня.
-- Ты как это по телефону определил, Мишенька? Научи, я тоже попробую.
-- Все психиатры немножечко экстрасенсы, Нон-ночка.
-- Все следователи тоже, -- улыбнулась она.
-- Ну, не все, только единицы. Такие выдающиеся умы, как ты!
-- Льстишь. А если правда, что ты экстрасенс, почему мне преступников не ищешь по карте, по фото? Знаешь, мы бы тебе гонорар выписали.
-- Как эксперту?
-- Как служебной овчарке, -- улыбнулась Серафимова. -- Миш, не обижайся, но ставки для экстрасенса у нас еще нет. Помогай внештатно. Вот у меня такое ощущение, что меня скоро уволят за превышение полномочий. Ты что-нибудь на этот счет можешь предсказать?
-- Думаю, королева, что ты расследуешь политическое дело и мандражируешь, как та служебная овчарка, которая не взяла след на убийстве приватизатора.
Серафимова потеряла дар речи. Откуда он знает это?..
-- Откуда?
-- Да не пугайся, Нонночка. А то весь мой труд пойдет насмарку. Об этой собаке мне рассказал твой Княжицкий, мы были в одной компании... Он, кажется, влюблен в тебя и питает надежды...
-- Иллюзии, -- уточнила Серафимова.
-- Смотри, Нонночка. Он мне немножко рассказал о твоем новом деле, берегись журналистов. Очень растленные люди. А насчет "лифтера" тоже не беспокойся, все образуется. Поймаешь ты его. Кстати, ты прочитала стихи его любовницы о старухе, которая ей подсыпает в туфельки землю с могилы, оттого у нее больные ноги? Как видишь, очень поэтично, но для меня как для профессио-нала понятно: наличествует патология и, следовательно, круг сужается... Целую.
ФИНК
Братченко с бригадой криминалистов провел в Госкомимуществе весь следующий день. Кабинет Финка был на ночь опечатан. А в четверг Галочка встретила Братченко как родного.
-- А ко мне уже с утра журналисты прорывались. Прямо осаду устроили. Я им говорю, опечатан кабинет, нельзя. А их главный -- известный ведущий, знаете передачу "Мир глазами убийцы", -- оказывается, такой наглый, просто хам. Пошел к начальству. Меня обругал. Там ему тоже сказали, что им нужно обратиться в прокуратуру, к сыщикам. Ой, вы на "сыщика" не обиделись?
-- Наоборот. Приятно. Все равно что Мегрэ и Шерлок Холмс. А как, вы говорите, фамилия этой звезды экрана?
-- Юсифов, Юсупов, Юсицков -- вот!.. -- Галочка помнила смутно.
В Комитете легкий шок у всего коллектива. Многих Братченко видел зареванными все эти три дня. Портрет и некролог на входе. Что обнаружено? Да ничего. Никто ничего не знает. По Комитету ползут домыслы, предположения, прямые утверждения: доворовался. По коридорам пролетает шепоток: свои прихлопнули... кто-то, кто метил на его место... Эта версия отброшена Серафимовой: топором конкурентов не убивают. Могли быть недовольные приватизацией, могли быть недовольные ставками Финка. Пара-тройка сотрудников управления намекала, что нечисто велись дела. Кого-то придерживали с приватизацией, кого-то оформляли молниеносно, а кому-то снижали цену предприятия до копеек. Где-то не обращали внимания на спор между трудовым коллективом и дирекцией, которая оформляла право собственности на себя, но все это так устарело. Последние два года Комитет занимался только тем, что присутствовал на собраниях акционеров, расписывался в протоколах. Скукота. В Арбитраж уже полгода не ходили! Нонсенс!
Откуда деньги в сейфе? Молчали все. Кто-то намекал, что это обычное дело -- взятка за льготное оформление аренды предприятия с последующим правом выкупа (лизинг). Но если выкуп по каким-либо причинам срывается, скажем, другой ловкач перекупает, тут без "разборок" не обойтись.
Только для Галочки сама находка не была неожиданностью. Финк доверял ей иногда положить в сейф какую-нибудь бумагу, достать из потайного отсека документ, привезти ему в назначенное место. Ничего особенного, видела она эту груду денег. Но Финк и человек не маленький, она была в полной уверенности, что это -- деньги шефа, которые он заработал на каких-нибудь законных торговых операциях, у него такой высокий круг делового общения. К нему приходят знаменитые политические лидеры, он бывает на дипломатических приемах. Деньги появились в сейфе уже недели три-четыре. После похода в баню. Он два раза в месяц ходил в баню. Какая-то закрытая баня в Москве, в ведомстве Радиопрома на Тургеневке. Но последний раз был в конце марта, в апреле не удалось. Занят был. Что за деньги?
Овечкин? Бывал. Балагур, весельчак, а еще матершинник страшный. Лицо белое, холеное, слегка грассирует, а сам толстый-претолстый. Директор универмага, все звал Галочку отовариться, а у нее зарплата восемьсот рублей, много не купишь. Финк не баловал. Даже его соку Галочка боялась выпить стакан, вдруг оговорит. Преданность -- это, брат, похуже люмбаго.
Галочка уже пришла в себя, больше не плакала, на следующий день, когда Братченко предупредил, что работы в кабинете хватит до конца недели, секретарша пришла слегка накрашенная, маникюр стала делать уже на рабочем месте.
-- Куда вас теперь? Не погонят? -- простодушно спросил Братченко. -Или есть беспризорные начальники?
-- А по мне, дали бы уведомление о сокращении, два месяца отработала бы вполсилы, а потом три -- дома бы посидела, устала. У нас с Адольфом Зиновьевичем такой порядок был заведен: пока он не скажет, что я имею право домой ехать, мне с работы уйти нельзя. А он иногда уезжал, забывал про меня. Но я позже одиннадцати никогда не сидела.
-- Не понимаю, что вас заставляло с ним работать, ведь можно найти попроще начальника?
-- Много вы, Виктор, искали себе начальников? Привыкла я.
-- А живете где?
Галочка улыбнулась, пожала плечиком:
-- Живу в одном доме с Финком, только в другом подъезде. Он и для меня там квартиру пробил. Правда, однокомнатную. Ведомственную. А правда, если сокращают, то ведомственная площадь за человеком остается?
-- Правда, -- проконсультировал Братченко, а сам призадумался: "Вот так новость. Что это дает?"
-- А когда вы ушли во вторник с работы?
Галочка пожалела не о том, что сказала, где живет, а о том, что мысли Братченко, которые она прочла, были смешными и глупыми.
-- В девять я ушла, в девять. И ключ сдала от приемной на вахте, и время там отмечено. Не убивала, не ревновала, не сожительствовала. Вам понятно? Он меня от такого в жизни спас, что я на него готова была до старости работать, даже за гроши. Он меня от смерти спас!
Это Галочка, конечно, преувеличила. Хотя такой, как ее первый муж, мог и убить в белой горячке. Галочка терпела его по мягкости характера, больше причин не было. Спился муж в два счета, не успели в загс сбегать. Это еще не на бракосочетание, а вот только записаться сбегали, и его понесло. А еще военный. Галочка с ним из Тулы в Москву приехала, его в Москву перевели. А он еще больше пить стал, потому что приказы начальства не обсуждаются. Зато взяли его в Генштаб, на побегушки, повысили в должности, а Галочку пристроили в секретари в Министерство обороны. Туда и пришел работать Финк. Как-то увидел у нее порез на руке, пожалел. Другой раз на ноге синяк -спросил: откуда? Она в слезы. Муж -- бьет. Пьет и бьет.
