Федор Сологуб - Том 8. Стихотворения. Рассказы

Людская душа — могила,
Где сотворивший мирно спит.
Жизнь живую земля покрыла,
Травами, цветами она говорит.

Приходи помечтать над могилой,
Если сам не умер давно.
Проснется с несказанною силой
Всё, что казалось темно,

И травы приклонятся к травам,
Цветы улыбнутся цветам,
И ветер зашепчет дубравам,
Нивам, полям и кустам.

Когда я стану умирать,
Не запоет ли рядом птичка,
И не проснется ли привычка
В бессильи силы собирать?

Мой вздох последний замедляя,
Не встанет ли передо мной
Иная жизнь, иной весной
Меня от смерти откликая?

Не в первый раз рожденный, я
Смерть отклоню упрямой волей
И отойду от смертных болей
Еще послушать соловья,

Пройдет один, пройдет другой,
И перекресток снова пуст,
Лишь взвеется сухая пыль
Дыханием далеких уст,

 И над пустынною душой
Синея, тают небеса,
И тучи переносят быль
Томления за те леса,

Где кто-то светлый и благой
Благословляет нашу грусть.
Безмолвная душа, не ты-ль
Запомнила все наизусть,

Как шел один, как шел другой,
И как вокруг обычность вся
Металася, степной ковыль
Медлительным дождем рося.

Снова саваны надели
Рощи, нивы и луга.
Надоели, надоели
Эти белые снега,

Эта мертвая пустыня,
Эта дремлющая тишь!
Отчего ж, душа-рабыня,
Ты на волю не летишь,

К буйным волнам океана,
К шумным стогнам городов,
На размах аэроплана,
В громыханье поездов,

Или, жажду жизни здешней
Горьким ядом утоля,
В край невинный, вечно вешний,
В Элизийские поля?

Порозовевшая вода
О светлой лепетала карме,
И, как вечерняя звезда,
Зажегся крест на дальнем храме,

И вспомнил я степной ковыль
И путь Венеры к горизонту,
И над рекой туман, как пыль
Легко навеивал дремоту,

И просыпалася во мне
Душа умершего в Египте,
Чтобы смотреть, как при луне
Вы, люди нынешние, спите.

Какие косные тела!
И надо ли бояться смерти
Здесь дым, и пепел, и зола,
И вчеловеченные звери.

В прозрачной тьме прохладный воздух дышит,
Вода кругом, но берег не далек,
Волна челнок едва-едва колышет,
И тихо зыблет легкий поплавок.

Я — тот, кто рыбу ночью тихо удит
На озере, обласканном луной.
Мне дрозд поет. С чего  распелся? Будит
Его луна? Иль кто-нибудь иной?

Смотрю  вокруг. Как  весело! Как ясно!
И берег, и вода, луне и мне
Все улыбается, и все прекрасно.
Да уж и мне не спеть ли в тишине?

Призрак ели с призраком луны
Тихо ткут меж небом и землею сны.

Призрак хаты с призраком реки
Чуть мерцающие зыблют огоньки.

А над зыбко-ткущимися снами,
И над тихо-зыблемыми огоньками,

И над  призраками бедных хат
Ночь развертывает чародейный плат,

Опрокидывает черный щит,
И о свете незакатном ворожит.

Как незаметно подступила
Успокоительница-ночь!
Но где же все твои светила?
— Я тучею заворожила
Мои светила, — шепчет ночь.

Одна ты радоваться хочешь
Тому, что есть, вещунья-ночь
О чем же тьмой ты мне пророчишь?
— Еще ты много стрел отточишь,
Ликуй, но бойся, — шепчет ночь.

Зачем и чем меня тревожишь
Ты, предвещательница-ночь?
Судеб ты изменить не можешь.
— Ты сам томления умножишь,
Но не печалься, — шепчет ночь.

Ночным вещаньям чутко внемлю,
И вопрошаю снова ночь:
Какую радость я приемлю?
— Свой жезл вонзи в родную землю
Вновь расцветет он, — шепчет ночь.

Мне внятен твой утешный шопот,
Тебе я верю, верю, ночь,
Но что же значит дальний топот?
— Иди спокойно. Что твой ропот?
Все в Божьей воле, — шепчет ночь.

Только мы вдвоем не спали,
Я и бледная луна.
Я был темен от печали,
А луна была ясна.

И луна, таясь, играя
Сказкой в зыблемой пыли,
Долго медлила у края
Тьмою дышащей земли.

Но, восторгом опьяненный,
Я взметнул мою луну
От земли, в нее влюбленной,
Высоко на крутизну.

Что порочно, что безгрешно
Вместе все луна сплела,
Стала ночь моя утешна,
И печаль моя светла.

Ты хочешь, девочка-луна,
Идущая с крутого неба,
Отведать горнего вина
И нашего земного хлеба.

Одежды золотая сеть
Пожаром розовым одела
Так непривыкшее гореть
Твое медлительное тело.

Вкусив таинственную смесь
Того, что в непонятном споре
Разделено навеки здесь,
Поешь ты в благодатном хоре

Твой голос внятен только мне,
И, опустив глаза, я внемлю,
Как ты ласкаешь в тишине
Мечтательною песней землю.

И это небо голубое,
И эта выспренняя тишь!
И кажется, — дитя ночное,
К земле стремительно летишь,

И радостные взоры клонишь
На безнадежную юдоль,
Где так мучительно застонешь,
Паденья ощутивши боль.

А все-таки стремиться надо,
И в нетерпении дрожать.
Не могут струи водопада
Свой бег над бездной задержать,

Не может солнце стать незрячим,
Не расточать своих лучей,
Чтобы, рожденное горячим,
Все становиться горячей.

Порыв, стремленье, лихорадка,
Закон рожденных солнцем сил.
Пролей же в землю без остатка
Все, что от неба получил.

Пал на небо серый полог,
Серый полог на земле.
Путь во мгле безмерно долог,
Долог путь в туманной мгле.
Веет ветер влажный, нежный,
Влажно-нежный, мне в лицо.
Ах, взошел бы, безмятежный,
На заветное крыльцо

Постоял бы у порога,
У порога в светлый дом,
Помечтал бы хоть немного,
Хоть немного под окном,
И вошел бы, осторожный,
Осторожно в тот приют,
Где с улыбкой бестревожной
Девы мудрые живут

Час ворожбы и гаданья.
Солнце в далекой стране.
Но не его ли сиянья
На безмятежной луне?

И не его ли очами
Жизнь на земле зажжена?
И не о нем ли ночами
Томно мечтает она?

В ясную ночь полнолунья
Над колыханием трав
Пляшет нагая колдунья,
Золото кос разметав.

Пан ли играет на флейте?
Звучно-ль падение вод?
Девушки резвые, рейте,
Вейте за ней хоровод.

Вкруг одинокой березы
Дикого духа моля,
Лейте горючие слезы,
Смехом будите поля.

Тело стихиям откройте.
Пыль полуночных дорог
Росами травными смойте
С голых стремительных ног.

Вот, под луною мелькая
Длинной и светлой косой,
В белом покрове Иная
С вашей сплелась чередой

Словно возникла из праха,
Мчится, как вихорь легка.
В зыбком томлении страха
Веет от дивной тоска.

Смейтесь, и плачьте, и рейте,
Вместе одна за другой,
Страх и тоску одолейте
Буйной ночною игрой.