Нодар Думбадзе - Не бойся, мама !
- Второй год я близко к женщине не подходил, уступи мне хоть ее! толкнул меня Щербина. - Отдай бинокль!
- Сгинь! - прикрикнул я на него. - Ты получаешь из Харькова три раза в неделю письма и рнимки своей курносой девочки? Получаешь! И хватит с тебя!
Жена учителя, без сомнения, разглядывала нас. Я невольно поправил фуражку и воротник. Она также провела рукой по волосам. Я опустил бинокль и улыбнулся. Посмотрев снова в бинокль, я увидел, что она также опустила трубу и улыбнулась. Я поднял руку и согнул ее в локте. То же самое проделала она. Так длилось несколько минут: женщина, словно в зеркале, повторяла все мои движения.
- Пиши, Щербина: жена учителя продолжает наблюдение за нашими постами...
- Одно и то же каждый день. Разведчица она, факт!
Разведчица? Не знаю... Что-то не слышал я, чтобы разведчики действовали так открыто. Смотрит на нас и улыбается... Вот кто впрямь разведчик, так это тот глупый тип, что пристроился в яме за кустом и думает, что мы не видим его. Эй, выходи, чудак, не мучай себя, ведь я целый год вижу тебя! И твою стереотрубу отлично вижу, хоть ты и полагаешь, что я принимаю ее за ветку.
Выходи, выходи, нечего тебе играть в кошки-мышки! "Куку! Вижу тебя!" хочется мне крикнуть горе-разведчику, но делать этого нельзя, ибо подобный поступок расценивается как вмешательство во внутренние дела сопредельного государства и нарушение его суверенитета. Так сказал майор Чхартишвили.
...А жена учителя все смотрит и улыбается, смотрит и улыбается. Кто же ты, незнакомка? Ну-ка дай погляжу я как следует на тебя ...Так... Еще ближе... Отлично!
Я теперь вижу ее так четко, словно между нами нет расстояния в сотни метров. Ну вот, теперь поговорим, красавица!
- Здравствуй, девушка!
- Здравствуй, парень!
- Как тебя звать?
- Зачем тебе мое имя?
- Просто так. Хотелось знать, какое оно - грузинское?
- А тебя как зовут?
- Меня? Автандил. Только об этом никто не должен знать, это военная тайна!
- Хорошо, парень, никто не будет знать.
- Сколько тебе лет, девушка?
- Как по-твоему?
- Девятнадцать, двадцать, двадцать один. Да?
- Да.
- Что ты тут делаешь целыми днями? Смотришь и смотришь на меня. Может, я нравлюсь тебе?
- Очень нравишься!
- Но ведь у тебя есть муж!
- Есть. А ты мой побратим.
- Как?!
- Побратим, брат мой!
- А-а-а... И не надоедает тебе сидеть вот так целый день и смотреть на нас?
- Нет. Я смотрю на вас, на моих братьев и сестер, и мне так хорошо с вами... Может, я мешаю вам?
- Нет, что ты! Без тебя было бы так скучно... Ты очень красивая.
- Знаю. И ты очень красивый.
- Это тебе так кажется.
- Нет, не кажется. У вас все красивое. Разве не так?
- Так. А у вас как?
- Как видишь...
- И у вас красиво.
- Хочешь утешить меня?
- При чем утешить? Село-то ваше - часть нашего, одна земля, одно небо... Вот только неухоженное оно...
- Да, ты прав.
- А старушка эта - свекровь твоя?
- Свекровь.
- Зовет тебя домой?
- Зовет.
- Ты уйдешь?
- Уйду.
- Завтра придешь? - Приду.
- Ну, до свидания!
- До свидания, брат!
- Пиши, Петро: жена учителя закончила наблюдение за нашими постами... Появились два американских "джипа", из них вышли два старших офицера, направились к зданию заставы... Пишешь, Щербина?
- Пишу, мать их за ногу, пишу! - вздохнул Петро.
Вдруг на той стороне раздались крики, свист, улюлюканье. Из кухни аскеров вырвалась огромная кавказская овчарка и во весь дух помчалась к селу. Собака держала в пасти говяжью ляжку. За овчаркой бежал повар с топором в руке, за поваром - аскеры. Перспектива остаться без-обеда удваивала силы преследователей - они стали настигать собаку. Тогда овчарка вдруг повернула к морю.
Аскеры с криком последовали за ней. Собака с разбегу бросилась в воду, взметнув фонтан брызг, сделала несколько шагов, потом обернулась и угрожающе зарычала.
Аскеры в нерешительности остановились. Повар оказался смелее: он стал медленно приближаться к овчарке. Плыть дальше собака не решалась. Она поняла, что борьба проиграна и придется расстаться,с мясом. И тогда случилось непредвиденное: собака с мясом в пасти перемахнула через линию границы, отряхнулась, улеглась на нашей территории и принялась спокойно уплетать отвоеванную ляжку. Иногда она поднимала голову и вызывающе смотрела ва аскеров, словно спрашивала: "Ну что, почему вы не идете сюда?" Покончив с ляжкой, овчарка еще некоторое время пробыла на нашей земле, а потом, убедившись, что аскеры ушли, не спеша отправилась восвояси.
- Эй, что там произошло? - окликнул нас подошедший Пархоменко.
- Ничего особенного. Собака ихняя перешла.
- Спустить Танго? - спросил Пархоменко.
- Куда твоей неженке Танго до того пса - за пять минут полкоровы сожрал! - ответил Щербина.
- Ничего себе неженка! Таскает меня за собой, словно тряпку! Я уж не знаю, кто из нас двоих собака, а кто - хозяин! Слышь, Щербина, спустись, походи немного с Танго, а я пойду на вышку!
- - Еще чего! Мне, брат, поручено защищать границу от врагов, а не самого себя от собак! Пойди погуляй!..
Пархоменко ушёл.
Все вокруг, дышало спокойствием. Я передал бинокль Щербине, вошел в комнатку на вышке, присел на табуретку и закурил...
...Граница... Странное чувство вызывает она в человеке! Представь себе, читатель, необозримые просторы нашей Родины и ее протянувшиеся на тысячи километров границы - - через горы и долины, через моря и океаны, через леса, болота, скалы, пустыни... Представь себе заставы, посты, шлагбаумы, разбросанные вдоль этих границ; десятки тысяч пограничников, охраняющих их... А потом представь, что ты - один из этих людей, пограничников.
По сравнению с несметной их армией ты песчинка, муравей, обыкновенная точка. И все же ты стоишь на своем крохотном участке смело, гордо, чувствуя в себе огромную силу, непреодолимую мощь. Преклонив колено перед святым знаменем, ты принимал присягу. Ты поклялся народу, себе, своей совести отдать жизнь за счастье своего народа. Ты отвечаешь за судьбу двухсот пятидесяти миллионов твоих братьев и сестер. Они безмятежно спят, доверив тебе жизнь свою и своих детей. Ты их надежда.
Глядя на тебя, он, враг твой и твоего народа, не решается пролить кровь, ограбить твой дом. Ты тот, перед которым опускается рука соседа, поднятая даже на собственную собаку, если собака эта оказалась на твоей земле... Да, великое это дело - быть солдатом моей армии, хозяином границы моей земли. И если ты думаешь иначе - грош цена тебе и твоей жизни!..
- Джакели, готовься к интервью! К нам пожаловал классик! - оборвал мои мысли Щербина.
Я подошел к перилам. По тропинке, сложив руки на спине и расстегнув ворот гимнастерки, медленно поднимался лейтенант Мдинарадзе. Вскоре он подошел к вышке и стал карабкаться по лесенке.
- Встретим! - сказал Щербина. Он застегнул гимнастерку, выбросил сигарету и повесил на плечо автомат.
Я поднял крышку люка. В люке показались сперва седая голова лейтенанта, потом его вспотевший лоб, потом раскрытый в улыбке до ушей рот и, наконец, весь лейтенант.
- Здравствуйте, ребята! - поздоровался он и сел.
Я и Щербина стояли вытянувшись. Мдинарадзе, вдруг вспомнив о своем офицерском звании, вскочил и, согнав с лица улыбку, вытянулся тоже.
- Товарищ лейтенант! За время дежурства на нашем участке происшествий не было! Старший наряда рядовой Джакели!
- Никаких происшествий? - спросил Мдинарадзе разочарованно.
- Так точно, никаких! - ответил я.
- Мда-а. Садитесь, пожалуйста! - попросил нас Мдинарадзе.
Мы удивленно переглянулись.
- Ах, да... Здравствуйте, товарищи! - поправился писатель.
- Здравия желаем, товарищ лейтенант! - гаркнули мы.
Мдинарадзе вконец растерялся.
- Вольно! - вспомнил он наконец спасительную команду.
Мы свободно вздохнули.
- Эй, вы чего там разорались? - донесся снизу голос Пархоменко.
Мы втроем подошли к перилам. Увидя офицера, Пархоменко прикусил язык и вытянулся. Воспользовавшись этим, Танго легко вырвала у него поводок и бросилась к лестнице. Я быстро захлопнул люк.
- Кусается? - спросил Мдинарадзе.
- Ест с костями! - ответил Щербина и тут же крикнул Пархоменко: - Эй, убери собаку!
С большим трудом Пархоменко удалось справиться с Танго. На вышке наступило неловкое молчание. Мдинарадзе не знал, с чего начать разговор. Он достал из кармана и протянул нам коробку сигарет "Кент":
- Угощайтесь!
- Я бы с удовольствием взял две сигареты, но не посмел.
Мдинарадзе, угадав, улыбнулся:
- Бери, бери! Впрочем, я возьму пару, остальное оставьте себе. У меня их много...
- Что вы, не надо... - смутился я.
- Бери, говорю! И подай-ка, пожалуйста, бинокль.
С минуту он всматривался в село, потом опустил бинокль.
- Ничего не вижу!
- Вы посмотрите через стереотрубу. Вот сюда, пожалуйста!
Мдинарадзе пристроился к стереотрубе.
- О, это другое дело! - воскликнул он. - Объясни-ка, пожалуйста, что там у них...
