Инна Кинзбурская - Дорога на высоту
Девочка подняла голову, и Светлана увидела в ее глазах -- глубоко-глубоко -- улыбку.
-- Мама, -- вдруг сказала Светка, -- тебе ведь тоже нужен компьютер.
-- Нужен. Купим, конечно, купим. Не все сразу.
Улыбка погасла. Светка опять ушла в себя. Окошко в дочкин мир приоткрылось и захлопнулось. Светлана спросила первое, что пришло в голову:
-- У тебя завтра контрольная?
-- Да.
-- Ты недавно писала контрольную по математике.
-- О, это было давно, на прошлой неделе.
Какие никчемные вопросы! На них только так и можно отвечать.
-- Мама, -- сказала Светка, снизойдя к ее беспомощности, -- если тебя действительно интересует моя учеба, то не волнуйся, с этим у меня все в порядке. Правда, если не считать Танаха.
-- Почему?
-- От этой премудрости у меня все перепуталось в голове, никак не могу понять, когда был создан мир и каким образом.
-- Ой! -- воскликнула Светлана совсем как маленькая, -- И я тоже.
Девочка опять улыбнулась.
-- Но, понимаешь, -- продолжала Светлана-старшая, -- у меня нет времени разбираться, вся надежда на тебя. Освоишь, растолкуешь. Так что надо учить.
-- Придется, -- ужасно комично вдруг согласилась младшая.
На душе стало чуточку легче.
-- Ма, -- неожиданно сказала Светка, -- жрать хочется. Чего бы пожевать?
-- Возьми в холодильнике, и -- тише, не греми: спят.
-- Понятно, -- произнесла Светка покорно-насмешливо. -- Придется обслуживать себя самостоятельно. Но если честно, я больше люблю, когда меня кормят.
-- Я тоже, -- сказала Светлана.
Светка-Лиора опять улыбнулась. Улыбка у нее хорошая, мягкая, добрая. Увидишь -- на душе легче.
-- Это значит, что ты тоже хочешь кушать, и мы будем жевать вместе.
-- Да, -- Светлана поудобнее устроилась на стуле, -- с удовольствием. И ты будешь обслуживать.
-- Йофи! {Прекрасно!} -- воскликнула Светка на иврите. Свой восторг она не могла выразить иначе.
Они ели холодные бабушкины котлеты с солеными, тоже бабушкиными, огурцами. Было ужасно вкусно. А потом пили чай, Светка заварила свежий пахучий чай.
Когда они в последний раз вот так сидели вдвоем за кухонным столом, пили чай и разговаривали? Может, этого вообще никогда не было, а может, было -давным-давно.
Светка сбросила куртку, сняла тряпку с волос, волосы упали на плечи и рассыпались, ей было хорошо. Сидела Светка, поджав под себя одну ногу, и немного раскачивалась вместе со стулом, и была такой прежней, такой домашней. Опять все показалось Светлане нереальным. Чайник и красивые синие с позолотой чашки, из которых они сейчас пили (эти чашки появились в доме, когда Светка была совсем маленькая), были вещами реальными, действительно существующими. Ее девочка, ее взрослая дочь -- это жизнь, боль и нежность. И тревога. Но за стенами этой чистой уютной кухни другая страна, не та, где они прежде по вечерам из этих чашек потягивали горячий ароматный напиток. Это мираж. Мираж. Сон.
Нет, увы, увы...
-- О чем ты задумалась, мама?
-- Ни о чем. Так. Значит, у тебя с учебой все в порядке. А на личном фронте? Есть проблемы?
-- Ах мама, какие проблемы? Проблемы, когда влюбляются. А в кого влюбиться, когда они все дебилы и только и думают, как бы с кем-нибудь переспать.
Какой кошмар! Это говорит ее Светка.
Она погладила девочку по волосам, плечикам, стала говорить про любовь. Про мальчиков. Как хорошо, что дочка у нее умница, понимает, что мальчики сейчас просто глупые, а любовь у нее обязательно будет. Светка слушала и тоже что-то говорила почти шепотом, а когда они обе уже не могли сидеть, обе засыпали, Светка чмокнула маму в щеку:
-- Ты у меня -- прелесть!
И вот опять ночь. А Светки нет дома.
Анатолий снова закурил.
-- Раз ты решил бросить стройку, -- сказала Светлана, -- может, все-таки попробуем еще поискать нормальную работу. Пусть меньше платят, но не быть же подъемным краном до пенсии.
-- Еще меньше? -- усмехнулся Анатолий. -- Это возможно?
У нее не было сил играть в словесный пинг-понг. Она продолжала свое:
-- Я вырезала из газет для тебя кучу объявлений о курсах.
Он повернулся к Светлане и, словно не заметив, что она не поддерживает игру, снова бросил свой шарик.
-- Ну да, ты учишься на курсах. Тебе посыпались предложения о работе по профессии? Или стали больше платить за мытье полов?
Зачем нужно это бессмысленное цокание шариков? Он ведь отлично знает, что -- нет, нет, нет.
С тех пор, как Светлана начала заниматься на курсах, своего знакомого, который указал ей на эти курсы, она не встречала ни разу. Сначала хотела позвонить, сказать "спасибо", но бумажка с номером телефона куда-то запропастилась, позвонить было невозможно, Светлана решила, что и незачем. Но две недели назад он встретил Светлану, когда она выходила из здания после занятий. Он и не скрывал, что пришел специально, чтобы увидеть ее, держался просто, естественно, спокойно. Само собой разумелось, что он пришел ее увидеть: у него было, что сказать.
-- Вот, -- он протянул ей вырезку из газеты, -- это филиал нашей фирмы. Сюда стоит пробиться. Контора тебе подойдет. А подойдешь ли им ты, зависит от тебя. Я бы -- взял.
-- Жалко, что ты не глава фирмы или хотя бы филиала.
-- Увы... -- он развел руками.
Они рассмеялись -- оба.
-- Ничего, -- сказал он, -- все еще впереди.
-- Надеешься стать?
-- Лама ло? {Почему бы нет?}
О! Он уже вполне израильтянин. Только человек, проживший здесь долгодолго, с такой уверенностью и легкостью скажет: "А почему нет?", когда речь идет о его карьере.
Но -- нет. Он все-таки еще приезжий, он из другого мира, из того же мира, что и она, Светлана, и прежнее, впитанное и внушенное, держит его, пусть не так крепко, как ее, но все равно держит. И потому "лама ло?" он произнес все-таки чуточку с насмешкой. Над самим собой, над обстоятельствами, мол, кто может знать "будет-не-будет?" Станет ли он когда-нибудь главой фирмы? Как знать? Но израильтянином -- станет. Это ясно.
Может быть, он и прав, наверное, так и надо -- стряхнуть прошлое, освободиться от него. Кому нужен труд во имя каких-то неясных, абстрактных, туманных целей? Надо работать, чтобы нормально жить, делать карьеру, чтобы жить еще лучше. Твоя зарплата, это и есть твоя стоимость в этом мире.
Наверное, он прав. Не надо копаться в себе и страдать. Лучше делать дело и спокойно идти вперед. Полшага -- это уже часть пути.
Но как трудно сделать эти полшага...
Светлана не думала именно так, четко, определенно, она вообще тогда не могла размышлять, она просто сразу поняла, какой он есть, ее знакомый, ей было с ним легко и грустно. Почему грустно -- она тоже не думала. Может, это была прочно поселившаяся в ней грусть, которой в суете сует некогда было проявиться. А тут расслабилась, и опять стало себя жаль.
-- Стоит не посылать бумаги, -- сказал он, -- а зайти самой. Может, на тебя посмотрят и удостоят. Очень может быть.
-- На тебя, конечно, не ссылаться?
-- Ты сообразительная ученица.
-- Меня хорошо учат.
Оба опять рассмеялись.
-- И вот. Прежде чем идти, посмотри вот это, -- он протянул ей несколько брошюр -- ксероксы на газетной бумаге. -- Я снял копии для тебя. Это самое новое, что у нас есть и что нам нужно.
Она развернула листы, чтобы взглянуть, что там. Было уже темно, но невдалеке горел фонарь, и Светлана подошла к свету, стала смотреть. Он тоже подошел, взглянул на Светлану сверху:
-- Ты хочешь сказать дяде "спасибо"?
Она улыбнулась. В самом деле было похоже -- ребенку принесли шоколадку, он сразу развернул и стал есть, не заботясь о правилах этикета.
-- Надо раньше попробовать, -- сказала Светлана, -- вкусная ли шоколадка.
-- Я так и думал, -- он покачал головой насмешливо-ласково, как будто она в самом деле была маленькой, -- я так и думал: ребенок с характером.
Как прекрасно быть ребенком, когда о тебе заботятся, за тебя думают и еще дарят конфеты. Но она взрослая, давным-давно взрослая, и самой все надо решать.
А он? Она о нем ничего не знает. Женат? Дети? Сколько ему лет? Он моложе ее? Конечно, моложе. У него еще все будет. Может, даже своя фирма. Или хотя бы филиал.
Но какое это имеет значение -- для нее?
-- В общем, конечно, спасибо, -- сказала Светлана.
Он проводил ее до автобуса. И опять сказал серьезно:
-- Держись и не опускай планку.
В общем -- спасибо. А в частности? Конкретно?
Конкретность такая -- надо идти. Надо, надо, надо. Но кто знает, сколько требуется сил, чтобы подняться на второй этаж и открыть дверь с номером, указанным в объявлении. Вымыть виллу по сравнению с этим -- пустяк.
Секретарша, или кто она там, измерила Светлану оценивающим взглядом. Под этим взглядом стало неуютно. Она почувствовала себя старой, некрасивой и плохо одетой. Хотя час назад, выходя из дома, остановилась перед зеркалом и сама себе поставила довольно высокий бал. Она подумала, что хорошо выглядит и может сойти за уверенную в себе, преуспевающую женщину. И старалась так держаться. Но женщина по ту сторону стола видала и не таких. Она для того и сидела здесь, чтобы фильтровать посетителей.
