Булат Окуджава - Бедный Авросимов
Капитан опрокинул рюмку и зажмурился и долго не раскрывал глаз, словно наслаждался, смакуя настойку, однако Авросимов заметил, как в позе капитана проглянуло что-то расслабленное.
- В чем же подвиг? - спросил Авросимов, все более и более разогреваемый любопытством.
- А вот в том, - сказал Артамон Михайлович. - Верно ведь, Аркадий Иваныч?
- А отчего ж нет? - ответил капитан, заглядывая в окно. - Уж вы бы, Артамон Михайлыч, не возносили мою персону.
- Вот, Ваня, как оно, - сказал дядюшка, - мне Аркадий Иваныч кое-чего порассказал. - И вдруг засуетился: - Ай не по нраву вам, капитан, российская снедь? Вот пирожки, вот грибки-рыжики... А скоро и уху подавать велю...
После третьей рюмки в душе нашего героя случилось замешательство. С одной стороны, упрямое любопытство разбирало и мучило его: какая тайна кроется в словах капитана? С другой стороны, нежная шейка Амалии Петровны закачалась перед ним, и почти юное ее лицо померещилось, на котором горели вовсе и не юные глаза, полные отчаяния и тревоги... И тут, казалось бы, вовсе и ни к чему он подумал о Милодоре и стал даже жалеть, что выпроводил ее так бессовестно: Ерофеича постеснялся.
- Вижу, приятные мысли у вас, - вдруг сказал Аркадий Иванович.
Наш герой смутился несколько и, видно, по этой причине подмигнул капитану.
- Чудо, как хороши! - воскликнул Артамон Михайлович, отправляя в рот последний рыжик...
- А что может быть приятного в наших мыслях? - сказал капитан, подмигнув в ответ. - Воспоминания о предмете нежном, да?
Авросимов покраснел
- Аркадий Иваныч всегда мой гость, - сказал Артамон Михайлович. - Как приезжает в Петербург - так мой гость... В начале осени приезжал. Помните, как вы, Аркадий Иваныч, в это вот кресло упали? И представляешь, Ваня, я его тормошу, а он молчит. Помните? То-то... Кто же вас от тоски да от страха спас тогда? А? Кто вам руку протянул? Кто в душу вам заглянул?..
И тут наш герой заметил, что капитан зажмурился.
- Ну не буду, не буду, - засмеялся дядюшка и хлопнул в ладоши.
Испуганные мальчики в засаленных ярких поддевках подали уху.
- А ведь наш Ваня тоже не лыком шит, - сказал дядюшка капитану, поглядывая на нашего героя с любовью. - Он ведь теперь знаете где?
- Знаю, знаю, - со свойственной ему мягкостью проговорил капитан. - Знаю.
- Он теперь наше дело продолжает, - сказал Артамон Михайлович, разливая по рюмкам. - Мы начали, Аркадий Иваныч, а он продолжает... Все мы одно дело делаем ради нашего государя.
- Вот и чудесно, - улыбнулся капитан. И тут Авррсимов не выдержал и снова спросил:
- А в чем же все-таки ваш героизм, господин капитан?
- Дядюшка ваш слишком добр ко мне, - улыбнулся капитан, не поднимая от смущения своих цыганских глаз, - Какие там действия, помилуйте? Я это себе все иначе мыслю... Хотя понимаю, какую историю они в виду имеют. Да я ее и объяснить-то не умею, ей-богу. Это, видите ли, господин Ваня, такая история, что даже и невозможно знать, откуда ее начало, если и решиться рассказывать... Тут, видите ли, все очень запутано... А как вам, господин Ваня, кажется мой бывший полковой командир?
- Я его не знаю, - сказал наш герой.
- Вот как? - не поверил капитан.
- Да откуда же я его знать могу?
Теперь капитан сидел в кресле прямо, и его благородное лицо было обращено к нашему герою, и все оно, такое открытое, ждало ответа. Симпатия к этому человеку росла в Авросимове, и чем больше было недосказанного, тем она становилась глубже, серьезнее. Вот он - истинный человек, появившийся в этом гранитном мире, приехавший откуда-то издалека, из степи, со своей детской улыбкой, простодушной и мужественной. Как нам иногда нужно время, чтобы загореться к человеку симпатией, а при отсутствии времени мы, бывает, и мимо проскакиваем, а зря. Ведь это же богатство души, когда возгорается новая симпатия. Конечно, очень может быть, что и ошибаются человеческий глаз и сердце... Но давайте же рисковать в наших с вами поисках и открытиях.
- Господин Ваня, - сказал капитан мягко и с некоторым даже укором, - не трэба так торопиться с выводами. Это вы в Петербурге пожили, а Петербург суетлив... - он опять улыбнулся с полной откровенностью и расположением к Авросимову, так что нашему герою даже неловко стало, но, как он ни напрягался, не мог все-таки понять, о ком идет речь.
Артамон Михайлович глубоко вздохнул, похоже, даже всхлипнул и выпил одну за другой пару рюмочек, отчего нос его сразу налился, стал сизым и потным, а в глазах загулял сквознячок.
- И что же вы такого совершили? - спросил Авросимов, желая получше открыть для себя капитана.
- Да что ж вам сказать, - ответил Аркадий Иванович, - ежели вы моего бывшего полковника не вспомните. Уж коли вы его не знаете, так чего мне огород-то городить, а коли знаете да не вспомните, то уж тем паче - незачем, а может быть, вы нарочно это?.. Ну чтобы, скажем, подразнить меня?.. Да я в это не верю, - и он засмеялся ласково. - Всю жизнь мечтал быть широкоплечим, как вы вот, да не дал Господь.
В комнате было тихо. Добрый старик спал, откинувшись в своем кресле. Аркадий Иванович поднялся и поманил за собой Авросимова. Он шел легко, прямо, лишь слегка взмахивал рукой, словно поддерживал равновесие.
Они прошли в комнату, предназначенную, очевидно, капитану, потому что на красной тахте валялась шинель, а на полу - сабля и небольшой сундук стоял прямо посередине и из него, словно разварившаяся каша из котла, лезла военная амуниция. В углу, в небольшом ящике, повизгивали и суетились борзые сосунки, и Аркадий Иванович, указав на них, произнес с видимым удовольствием:
- Мои. Еле довез... А вот этого лохмача я Артамону Михалычу в презент... Каков псина будет - цены нет! Сука. Можно даже Дианой назвать... Не опозорит. Хорош?
- Хорош, - подтвердил наш герой, испытывая теплое чувство к капитану.
- Хотите, и вам подарю?
- Да мне не за что, - смутился наш герой. - Я в этом не понимаю ничего.
Капитан позвал тихо, и в комнате появился молодой солдат и, произведя руками немыслимый кульбит (словно одновременно и честь отдавал, и по шерсти гладил, и на скрипке играл), застыл, уставившись на капитана.
Аркадий Иванович рассмеялся по-своему.
- Боишься меня, Павлычко?
- А то як же, - сказал Павлычко.
- А не выдашь? - спросил капитан.
- Ни, - хрипло выдавил солдат.
- Не выдаст он меня, - удовлетворенно сказал капитан. - Ну, Павлычко, що мы господину Ване презентуем?
Павлычко задумался на минуту, кинулся к сундучку, вытащил длинный кривой нож в чехле из козьей шкуры.
Аркадий Иванович взмахнул рукой, лезвие сверкнуло, бледный зайчик метнулся по вишневым боям.
- Да что вы, - сказал Авросимов, млея перед такой красотой, - зачем он мне? Мне и девать его некуда.
- Возьмите, возьмите, - потребовал капитан. - В жизни всякое бывает, пригодится.
- Нет, нет, - сказал наш герой, - покорно благодарю.
- Павлычко, - тихо приказал капитан.
Солдат тотчас нырнул в сундучок, извлек старинную курительную трубку, почерневшую от табака, жара и времени.
- Да я не курю, - сказал наш герой решительно, и в сознании его возникла вдруг большая полутемная зала в том самом флигеле, и сизый табачный дым из множества трубок, и потухающий огонь в камине, и из полумрака - улыбка Милодоры, смех Мерсинды, задыхающийся шепот Дельфинии. "Ах, какая ночка была прелестная! - подумал он. - И зачем это я тогда Милодорочку так грубо выставил?"
- Возьмите, - сказал Аркадий Иванович. - Я с ума сойду, ежели угодить вам не смогу. Возьмите. Вы очень мне симпатичны, - глаза его были полны просьбой. В ящике повизгивали щенки. - Вы не можете покинуть меня, не взяв подарка. Так не бывает. Возьмите...
- Ну ладно, - сказал наш герой, - покорно благодарю, - и потянулся было к трубке, но Аркадий Иванович мягко отвел его руку.
- Нет, - сказал он, вглядываясь в глаза Авросимова, - вы без охоты берете, без сердца... Це не дило... Вам этот презент не по душе... Павлычко!
Солдат, молча наблюдавший всю эту сцену, стремительно кинулся к подоконнику и подал нашему герою небольшой пистолет.
- Покорно благодарю, - сказал Авросимов.
- Английский. Самая совершенная модель, - радостно сообщил капитан.
- Покорно благодарю.
- Заряжен.
- Покорно благодарю.
- Полсотни шагов для него - не расстояние, - сказал Аркадий Иванович. Целиться умеете?.. Це гарно. Павлычко, горилки!
Солдат подал им по рюмке. Они стоя выпили.
- А он вас впрямь боится? - спросил Авросимов.
- А як же, - удивился капитан. - Зато, что я ни скажи... а ведь если он бояться не будет, господин Ваня, что же выйдет? Он так и дурному влиянию поддастся... Это уже не солдат будет, а злодей... Верно ведь? В каждом из нас сидит злодей, господин Ваня, но мы должны его изгонять, воли ему не давать, и засмеялся.
Наш герой подумал, что это так и есть, хотя, может, сильно сказано, но есть, и у солдата - не боязнь, не страх какой-нибудь, а почитание, тем более если слышать, как капитан смеется, играя своими глазищами.
