Наталья Рубанова - Люди сверху, люди снизу
Но тот так просто в руки не дается, на расстоянии держится. У Анны на лице застывает дежурная улыбка-маска. "Всего доброго, мы вам перезвоним в течение месяца, после дождичка в четверг". - "Если ваша кандидатура заинтересует руководство, вам обязательно перезвонят после дождичка в четверг". - "Ждите ответа от нашего менеджера после дождичка в четверг". "Но у вас нет опыта работы в СМИ, приходите после дождичка в четверг". "Нам нужен человек с журфака, давайте пересечемся после дождичка в четверг". - "Ваше портфолио небезынтересно, перезвоните после дождичка в четверг"... Анна слушала сводки погоды; синоптики ни разу не обмолвились о дождичке в четверг, ни разу! Анна приуныла, но ритм - три-четыре собеседования в день, плюс-минус - сохранила. Ей попадались павлины разнообразные - от маленьких уродцев с большими претензиями до больших - с маленькими. Лишь бы какого не хотелось - все же, как никак, она решила изменить сценарий, и она изменит, изменит, обязательно изменит его, если только не прогнется под этот проклятый изменчивый мир! Особенно изматывали Анну расстояния: павлин любил раздваиваться. Часто отдел персонала, где просили заполнить анкету, находился в Новокуево, а главный офис - в удаленном от него центре. Но павлин, какой-никакой, был необходим под завяз. Деньги таяли, подражая прохладным снежинкам, присевшим - упокой их души! на горячие ладони... Анна ходила по собеседованиям; маска почти приросла к ее лицу, как и улыбка. И хотя молоденькие выдрочки с офисными воблами часто отправляли Анну к самым настоящим павлинам, в основном, они не удовлетворяли друг друга. Разочарованные, Анна и Павлин, поворачивались друг к другу пятымя точками и расставались... Избушка-избушка-повернись-ко-мне-перед-ОМ-М АНИ-ПАДМЕ-ХУМ!..
Как-то в одном агентстве, где случались неплохие павлины, Анну послали на стрём к павлиньему психуёлогу. Павлиний психуёлог представлял собой тараканообразное рыжее существо никакой наружности, в мятом сером костюме и с усами. Он попросил ее пройти несколько тестов, чтобы убедиться в дееспособности и проверить коэффициент интеллекта филолога, а затем позвал в маленькую комнатку, в кабинет. В кабинете стоял компьютер и странный прибор: "Это полиграф, - пояснил психуёлог, ставя ударение на последний слог. - Еще его называют детектор лжи. Если вы не против..." - у Анны от подобной корпоративной наглости моментально подскочили вверх брови. Потом стало забавно: в конце концов, когда тебя еще будут так тестировать? Подавив брезгливый смешок, она сказала: "Валяйте". Психуёлог нацепил Анне на пальцы, запястья и талию какие-то штучки с проводками, включил компьютер и попросил сосредоточиться: Анна надела дежурное лицо, которое носила по обыкновению на работке.
СОЛО РЕАНИМАЦИОННОЙ МАШИНЫ: далее "примечания", "комментарии" и "голоса" исчезают из текста, окончательно исчерпав себя. Эпизодически появляется раздвоенная личность Автора, который сыграл свою роль несколько посредственно, так и не удосужившись проструктурировать текст.
Психуёлог начал спрашивать: ему никак нельзя было отказать в присутствии воображения. Все было психуёлогу вместе с его милым приборчиком интересно - от имени Анны до ее связи с уголовниками. Анна думала, как ей ответить - ведь Саидов давно был на зоне; вопрос о наркоте, пусть легкой, также ввел Анну в заблуждение - кто из наших не курил хоть раз травы?
В конце концов психуёлог вздохнул, показав Анне результаты ее аморали на экране монитора: разноцветная кардиограмма цветных мыслей воплотилась хаотичной волной закорючек и штрихов. Анна вышла из кабинета и через пять минут уже пила пиво у торгового центра на "площади Пикача", уверенная, что такому павлину за такие деньги она не даст, не даст, не даст...
Однако подкинуть в нужное место свои шизовые мозги было просто необходимо; деньги таяли, проездной заканчивался, цену за комнату тоже... "Таньк, займи сто на месяц", - звонила она на мобильник бывшей одногруппнице, промышлявшей в "Космосе". - "Без вопросов, сестра; подгребай часам к семи на ВДНХ". Анна не сразу узнала Таньку - так та изменилась: дорогое, но отнюдь не шикарное шмотье, совершенно невероятным образом скомпонованное на похудевшем теле, синяки под глазами, нескончаемые, одна за одной, динные сигареты, какие-то неприятные накладные ногти, резкий голос... "Через месяц, ок?" - "Да ладно, сестра, сочтемся".
Избушка-избушка, повернись ко мне перед-ОМ-МАНИ-ПАДМЕ-ХУМ!..
Через полтора Анна вернет Таньке сто, потому как на следующий день ей засветит желанная вакансия журналюги в странной газетке, освещающей вопросы материнства и детства; "...а потому что хотелось уже просто хорошего пива..." - скажет Анна много позже.
Новый абзац.
То, что тема материнства и детства меньше всего занимала Анну, не заметил бы разве слепой: Анну очень занимала тема купюр и относительной стабильности быта в экстремальных условиях City. Тем не менее главвред, седой лысеющий холерик, наконец-таки дорвавшийся до своего печатного издания и умудрившийся выпустить несколько номеров, Анну на работку взял; а взял за неимением больших бабок, которые потребовал бы любой журналист с опытом: "Газета выходит раз в неделю... вы должны... вы должны... еще вы должны... и вот еще... да, совсем забыл... вы не имеете права... вы не можете... вам не разрешается... вы обязаны... постарайтесь понимать все с первого раза..." Анна слушала его, как под плохим гипнозом; ловить павлинов не было уже сил...
Главвред был нетипичным представителем типичного издательского дела и на работку принимал в основном по знаку зодиака. Ходил он широкой поступью, разгоняя мух в коридоре; на телефонные звонки отвечал тоном, полным достоинства: "Алло, Сальвадор Дали слушает!". Стол его был завален несметным количеством бумажек, в которых сам черт голову сломит; это несказанно раздражало главвреда, и тот срывался на первом попавшемся под руку.
Само помещение - снимаемые в бывшем НИИ три комнатки, - было небольшим по размеру, но колоритным по наполнению: редактор Лидия Васильевна, одинокая симпатичная женщина с сумасшедшинкой лет пятидесяти, никогда не имевшая детей и не сильно по этому поводу расстраивающаяся: "У меня есть собака, и не только!.."; Лена, секретарь, подходящая к тридцати, с глазами испуганной серны, без какого-либо намека на реального мужчину и тем более детей; Галина, дамочка под сорок, еще один редактор, немного чудная охотница за противоположным полом; корректор Вера, смазливая блондинка, бегающая по свиданиям и интересующаяся исключительно вопросами контрацепции; Игорь, ошалевший от такой жизни дизайнер-верстальщик, единственный мужчина, кроме главвреда, и то "наполовину", потому как бесперспективно для присутствующих здесь дам женатый... Все эти странные милые люди издавали газету, посвященную вопросам материнства и детства - это звучало бы почти гордо, если бы не так жалко; все они нуждались в работке, а потому терпели ту. Анна умудрялась писать не самые плохие статьи на идиотичные темы для будущих мамаш; эта веселуха с прелестями более-менее свободного графика продолжалась полгода. Когда же Анна почувствовала внутри себя неподдельную пену дней, то снова засела в job'e. Позарез нужен новый павлин! Под самый завяз! Анна смотрела на вакансии, высвечивающиеся на экране, смотрела и смотрела, и вакансии смотрели на Анну, смотрели и смотрели, а потом все начиналось сначала: липнувшие на резюме, как мухи на экскременты, кадровые агентства, отделы персонала, дождички по четвергам и проч. Где-то в глубине души Анна осознавала, что так и должно быть, что сразу не бывает... Всё должно происходить медленно и неправильно... Вечерами она просто перелистывала книги, не читая - мозг был настолько засорен чужеродной информацией, которую нужно было постоянно перемалывать в статьи, что Анна, сама себе напоминающая чертыхающуюся кофемолку, откладывала буковки любимых авторов (В. Сирин, Вл. Набоков, Натали Саррот) на пол и отворачивалась к стенке: ни о каком творчестве, хотя бы минимальном, речь боле не велась. Количество печатных знаков с пробелами... Анне казалось, что она свихивается от собственной нереализованности, что она может лучше и больше, и даже почти знает, как... Когда же бывшая провинциальная барышня оказывалась на грани, на ее настоящие красивые колени подсаживался новый павлин. И еще, и еще... Избушка-избушка-повернись-ко-мне-перед-ОМ-МАНИ-ПАДМЕ-ХУМ, провались оно все трижды!!!
И еще: за три года Анна сменила их - шесть, собрав на память о птичках приличное портфолио. За три года Анна сменила также пять половых антонимов и три с половиной стены: половина принадлежала неоконченному си-минорному переезду, озвученному небезызвестной симфонией Шуберта. За три года Анна обратилась из..., вместо..., в уверенную стильную женщину с изобретательно запрятанной в глазах грустью и неожиданным - как средь бела дня, так и черной ночи - запахом ланкомовского "Miracle". За три года Анна шесть раз покидала историческую родину: Париж и Гоа, далее см. путеводители, не были абстракцией.
