Александр Вельтман - Райна, королевна Болгарская
Когда донесли, что отряд Руссов, сражаясь с Греками, приближается к городу, все терялись в догадках, Свенальд ли это или сам Святослав. Сердце Райны билось в нетерпеливом ожидании.
Вдруг раздались снова военные клики, стук оружия, гул труб и котлов. И в эту минуту общего онемения на двор королевский прискакал отряд всадников.
— Спасайтесь! — кричали они в один голос к страже двора. — Греки ворвались в город! Спасайтесь, братья!
Несколько из них соскочили с коней, бросились на крыльцо, вбежали в палаты королевские.
Борис и все окружающие его, пораженные исступленным криком вбежавших юнаков, онемели от ужасу; только дети Бориса вскрикнули и прижались к матери.
— Спасайтесь! Греки в городе! Кони готовы у крыльца! Ведите короля, несите королеву!
И с этими словами один из вбежавших, в кольчуге и шлеме с опущенным забралом, схватил Райну на руки и бросился вон.
— Моя теперь! узнала ты меня? узнала Самуила? — повторял он, спускаясь с крыльца.
— Коня! Брат! на твоих руках король с семьей! — крикнул злодей и вскочил с ношей своей на седло, обхватив правой рукой беспамятную Райну, взялся за узду, сдавил коня и, сопровождаемый тремя всадниками, помчался во весь опор.
Только что он исчез между зданиями, как полк македонской пехоты, преследуя Болгар, вышел на площадь. Отступая к королевскому двору, они вбежали во двор, хотели затворить ворота; но всадники Самуила бросились на них и открыли путь Грекам.
— Борис, ты мой пленник! — сказал один из них королю, которого окружили уже враги его.
— Кто ты, изменник? — вскричал Борис.
— Кто я? Комитопул Аарон, если помнишь.
— Помню, черная душа! еще в детских играх наших ты был изменником! — отвечал Борис.
С королевою, с братом Романом и детьми повели его во всем королевском облачении в стан Цимисхия.
— Здравствуй, король, с королевою и с королевичами! — сказал Цимисхий, усмехаясь. — Не долго ты гостил на родине!
— Здравствуй, хищная птица на чужом гнезде! — отвечал Борис, который знал Цимисхия еще льстивым рабом у подножия Феофании.
— Поезжай же в Константинополь, там еще целы твои игрушки, — сказал Цимисхий, бросив гневный и презрительный взор на Бориса. И немедленно велел отправить Бориса с семьей и брата его Романа в Царьград*.
Преслав был занят уже Греками; но бои продолжался в одной части города от восхода зари утренней до восхода звезд. Несколько тысяч Руссов, стесненные в одной из улиц, дрались отчаянно. Как косари двигались они вперед по жниву, устилая землю рядами врагов, смяли их, вытеснили на площадь, и здесь, окруженные со всех сторон, пробили они себе путь к двору королевскому, бросилиеь в отворенные ворота, заперли их за собой, завалили и вырубили всех Греков, которые расположились уже во дворе.
Им легко было бы отстоять высокие ограды замка; по, на беду, около стен были деревянные королевские службы. Греки стали бросать огонь, подожгли, пожар разлился по всему двору, обнял палаты, и несколько тысяч храбрых, непобедимых Руссов погибли в этом адском пламени.
Глава двенадцатая
В тихой, отдаленной от Преслава подземной обители и в глубине души своей Воян радовался о наступившем благоденствии Болгарии. Племенники и Райна умоляли его жить с ними, но он не мог расстаться навсегда с уединением. Он привык к тишине подземной. В свете копится богатство вещественное, а в уединении душевное. И то и другое не для одного себя: есть какая-то потребность делиться с любимыми и добрыми людьми. Каждую неделю являлся Воян в Преслав с богатыми дарами души своей. Борис ждал всегда от него мудрого совета, а Райна утешительной беседы. Несколько уже дней прошло, как он не был в Преславе, никакой недобрый слух не дошел до него. И через кого бы мог дойти? Разве вещун черный ворон сел бы над ныришом и прокричал: "Горе, горе!"
Спокойный, с благими надеждами, выехал Воян из пещеры, сопровождаемый одним из своих собратий. Выбравшись из ущелья гор на дорогу к Преславу, вдруг видит он, что навстречу им едет отряд конницы.
— Что за люди? — сказал товарищ Вояна. — По одежде не Болгары и не Руссы.
— Одежда, кажется, македонская.
— Куда, старцы? — крикнул начальник отряда по-гречески, подскакав к ним.
— В Преслав едем, храбрые воины, — отвечал Воян, удивленный встречею с греческими войсками.
— О, да какие у вас кони! слезайте-ка, поменяемся!
— Возьмите, пожалуй, — сказал Воян, — только чтоб после беды не было, кони с королевской конюшни.
— Неужели? тем лучше! Если ты из Эллинов, отец калугар, так поздравляй и молись богу! Преслав наш! Э нет, стареньки! съели зубы! — продолжал Грек, осматривая коней.
— Чей наш? — спросил Воян.
— Вот хорошо, чей! Здесь сам василевс Иоанн; король болгарский со всей семьей в плену.
— О, неисповедимы дела твои, господи! — проговорил Воян, и у него невольно выступили слезы на глазах.
— Что, заплакал от радости?
— Плачу, — отвечал Воян, — и не постигаю, что вы говорите.
— Да, отец калугар, случилось же так, что в Преславе не успела заняться заря, а мы уже взяли город! Орлами перелетели через горы и стены!
— А Руссы где? — спросил Воян.
— Что нам Русь — петухи, а Болгары мокрые куры; да они же сами просили василевса, чтоб избавил их от насилия Руси.
— Когда сами просили?
— А как же, тайно прислали комитопулов на переговоры.
— Комитопулов! — вскрикнул Воян.
— Чему тут удивляться? Верь мне, что так.
— Не удивляюсь; если комитопулы взялись за дело, так иначе и быть не может! — отвечал Воян. — Прощайте же, боюсь опоздать к вечерни.
— Ну, прощай! а славные кони! Жаль, что стареньки!
Грек поскакал с отрядом; а Воян, склонив уныло голову, продолжал путь в Преслав. То пустится быстрой рысью; то думы так отяготят его, что конь чувствует их и шагом везет свою ношу.
Когда из-за утеса открылся город, стан греческий и легионы войска, которые тянулись по дороге к Дунаю, Воян приостановился, вздохнул глубоко и отер слезу.
— Душан, — сказал он спутнику, — посмотри, столица это болгарского царства или могила?
— На какую беду ехать нам туда? — отвечал Душан.
— Что ты это говоришь, Душан! — произнес Воян с упреком и быстро пустил коня по дороге, извивающейся к городу, мимо греческого стана, расположенного на возвышении.
Смиренно просил он на заставах пропустить его в город, называя себя иноком метрополии преславской, из Греков.
— Ступай, ступай, да не в болгарский Преслав лежит этот путь, а в греческий город Иоаннополь, слышишь, старец? — повторяли ему тщеславные покорители столицы.
— Боже небесный! что сталось с Райной? — произнес Воян, подъезжая к королевскому двору, еще дымившемуся после пожару.
Дом ключаря Обреня был подле двора; но все дома на площади и поблизости заняты греческими войсками. Жители стеснились в отдаленных частях города. Туда поехал Воян и по расспросам отыскал Обреня. Старик сидел на завалине одной хижины.
— Все погибло, брат Воян! — сказал он, качая головою. — Сгорело гнездо наше! Злодеи комитопулы продали нас!
— Где король? — спросил Воян.
— В плену.
— Где Райна? — спросил Воян.
— Где? — повторил Обрень и закрыл лицо руками.
— Говори, брате! Умерла?
— О, верно, умерла в руках злодея Самуила!
Белые, волнистые волосы на голове Вояна распустились, повисли куделью, лицо помертвело, но ярко вспыхнули глаза.
— Самуил? — повторил он, слушая рассказ Обреня о событии, которого он был свидетелем. — В палате королевской Самуил? — повторил он еще грознее… — Пусть накажет меня бог вечными муками! Прощай, Обрень!
— Куда, брате?
— Куда! не оставить ли голубя в когтях ястребиных! Нет, найду я ущелья хищника!
— Ищи, брате, ищи! — повторял Обрень вслед Вояну, который вскочил на коня и помчался обратно к своему нырищу.
— Маврень! — сказал он одному из своих собратий. — Помоги горю! Коршун-комитопул похитил племеннйцу мою, унес в свое гнездо! Негде ему свить его, кроме трущобы шумекой, там нанимал он свою шайку. Тебе известны все притоны: ступай, брате, разведай, за какими оградами, за сколькими замка ми темница королевны!
— Знаю, знаю! — отвечал Маврень. — Где быть, как не в куле главаря урманской вольницы.
И Маврень вооружился с ног до головы, накинул на себя вместо черной ризы суконный красный пласт[39] и отправился в непроходимый лес, который покрывал горы на запад за Преславом.
— Дубравец! — сказал Воян другому старцу. — Ступай, брате, к Доростолу, туда пошел Цимисхий со всеми силами. Разведай, что там деется, чем решится бой Греков с Руссами. Узнай, не прибыл ли сам Святослав из Руси.
Дубравец отправился к Доростолу смиренным иноком, собирающим подаяния. Воян провел три дня, как изнеможенный дряхлый старик, лишившийся уже всех чувств жизни. Как пробужденный от сна, вздохнул он, когда возвратился Маврень.
