Юрий Черняков - Узбекский барак
- А Олег? - спросила Полина. - Он тебе не может помочь?
- Представь, в Тунисе пришлось платить за него в ресторане... - голос Марины был усталым. - Врал про свои большие доходы до последнего... Мы с Денисом летали на Камчатку кататься на горных лыжах. Там познакомились с Вадимом. В нашей группе был еще Олег. Он тоже подбивал ко мне клинья, но както робко...- она усмехнулась. - Вадим был у нас инструктором. Он учил меня кататься... Денис дико ревновал, устраивал сцены. Однажды Олег провалился под лед, мы его еле вытащили. До базы было далеко... Сауна как назло не работала. У него поднялась температура. Я гдето читала, как немцы во время войны спасали своих летчиков, попавших зимой в ледяное море. К ним под одеяло клали молодых девушек, и те их отогревали теплом своего тела. Я сказала народу об этом методе - никакой реакции. Наши девахи раньше строили Олегу глазки, а теперь скромно потупились. А мне, по семейной традиции, больше всех надо. При всех разделась и легла к нему под одеяло. Вот и вся лав стори...
- Какой ужас... - охнула Полина.
- Мама, иди лучше спать! Да, представь, твоя доченька пролежала с чужим мужиком в постели больше суток. Он был сначала совсем ледяной, потом стал отходить. Даже вспотел. Зато я от него застудилась. Пили с ним водку, горячий чай - и снова в постель. Денису это не очень нравилось. Стал выяснять отношения, а я его послала. Вадим спросил: если он провалится в полынью, буду ли я его так же отогревать? Я послала еще дальше. Денис потом просил прощения. А Олег ко мне привязался, везде за мной ходил, как телок... Все хотел, чтоб я его еще погрела. У него начался хронический кашель. Врачи велели его срочно в сухой жаркий климат, лучше к морю. Пришлось лететь с ним в Тунис... Но это все мелочи. Главное, я решила поставить бабушке нормальный памятник.
- Но у нее уже есть памятник, - сказала Полина.
- Я же сказала: нормальный! Какой я хочу. А не это уродство. Он уже почти готов, но его еще надо выкупить. Короче, если денег не найдем, мне придется срочно продать мою четырехкомнатную. Только тогда хватит.
- Нет, только не это... - нахмурился Игорь Андреевич. - Она с таким трудом досталась твоей бабушке...
- Папа, давай расставим все по своим местам, - она наклонилась к нему через стол. - Эта квартира моя, правильно?
- Тебе нужно не разрешение, а согласие, - кивнул Игорь Андреевич. - Где ты собираешься жить?
- С вами. Пустите блудную дочь? Обещаю ложиться не позже одиннадцати, поступлю в МГУ... А твою квартиру мы сдадим. И будем на это жить. Сейчас все так делают.
- Тогда, может, лучше продать наши две квартиры, а нам втроем жить в твоей? - сказала Полина.
- Я подумаю... - сомкнула брови Марина. - Действительно, может, так будет лучше. Но я хотела бы сначала услышать, какие такие трудности преодолела бабушка, когда ее получала. Может, расскажете наконец?
- Это длинная история, - неохотно ответил отец. - Она тебе ничего не рассказывала?
- Ну, будто все началось с ужасного барака, в котором вы жили во время войны и никак не могли оттуда вырваться. Его еще называли узбекским, потому что там до вас жили узбеки. Это все, что я знаю.
- Они там сгорели. Заживо. И только поэтому его так назвали.
- Какой ужас... - она прикрыла рукой рот.
- Уже поздно, - он посмотрел на часы. - В другой раз. Оставайся ночевать, завтра поговорим.
- Завтра тебе опять будет некогда, расскажи сейчас! - потребовала дочь. Как ваш поздний и потому любимый ребенок я могу знать...
- Хорошо... - он переглянулся с женой.- В эвакуации она подружилась с одной партийной дамой, ее звали Нина Константиновна. Она была парторгом на заводе. Ее все там боялись. У нее был сын - даун, мой ровесник. Она его тоже растила без мужа. Это и сблизило их с твоей бабушкой. Она помогла нам выбраться из барака. Мы получили большую комнату в двухкомнатной квартире. По тем временам это была роскошь. Все нам завидовали. Но после войны началось массовое строительство хрущоб с отдельными квартирами. Их давали тем, кто жил в бараках и подвалах. Или у кого было меньше трех метров на человека. У нас с твоей бабушкой было двадцать четыре метра на двоих.
Во второй комнате было десять метров. Обычно туда въезжали вдвоем, старались побыстрее родить, чтобы иметь вожделенный метраж и встать на очередь. Когда семья получала квартиру и переезжала, в эту комнату селились другие. Всего там сменилось пять семей.
Эта долгожданная комната оказалась ловушкой. Последняя, пятая семья, молодожены Бачурины, задержалась дольше других - никак не могли родить. Игорь Андреевич слышал, как молодая плакалась матери на кухне: когда жили в бараке, она сделала подпольный аборт. Чуть не померла. Теперь ходит по знахарям и женским консультациям, чтобы родить, но все без толку. Наконец Бачурины привезли и прописали маленькую, пересохшую старушку из глухой деревни. Кажется, это была ее прабабушка. Подали документы, встали на очередь, но за неделю до получения ордера родственница померла, и метраж снова оказался выше предельной нормы.
Выход подсказала мать: никому ничего не говорить до получения ордера. Покойницу держали на балконе, благо была зима. Ночью ее поливали водой, днем одеколоном, чтобы отбить запах.
Наконец получили ордера, зашили усопшую в перину - много места она не занимала - и переехали в новую квартиру. Бачурина, рыдая, обнимала мать, звала на новоселье.
О том, что старушка преставилась, они объявили уже с новой жилплощади. Мол, ее сердце не выдержало этакой радости. И, говорят, правнучка очень убивалась, когда ее хоронили. Мать на поминки не пошла. Села и написала письмо в Москву Нине Константиновне.
- ...Помогла все та же Нина Константиновна. Ее перевели с повышением по партийной работе в Москву, она заняла там важный пост в ЦК. К тому времени ее сын умер - дауны долго не живут. Она перевела бабушку в Москву и устроила в свой отдел.
- И наша Лариса Михайловна стала видным партфункционером... - вставила, не удержавшись, Полина.
- Я это знаю, - прервала ее Марина. - Ктонибудь один, можно?
- Тогда скажи, что для твоей матери отдельная квартира стала идеей фикс! сказала Полина, заметив их переглядывание. - Она ведь их все время меняла, как одержимая. Старую на новую, меньшую на большую, плохой район на лучший... Я чтото не то сказала?
- Да все так...- ответила Марина. - Только я это тоже знала.
- Нина Константиновна однажды ее приструнила, - добавил Игорь Андреевич после некоторого молчания. - Мол, поступают сигналы: ты используешь служебное положение... После этого бабушка поступила в аспирантуру и защитила кандидатскую по литейному производству.
- Лишь бы иметь право на дополнительную жилплощадь! - воскликнула Полина. - Не все ты знала! Будто бес ее обуял! Сначала ей выделили однокомнатную в доме ЦК, она сменила ее там же на двухкомнатную. А уж потом сделала, добыла всеми правдами и неправдами эту прекрасную четырехкомнатную квартиру в Сокольниках на двоих. И ее ты собралась продать!
- Мне надо ехать... - сказала Марина, ни на кого не глядя.
Встала, потянулась, и Игорь Андреевич с женой снова залюбовались ее статью.
Он проводил ее вниз до машины. Это был все тот же "опель" Вадима.
Он вернулся, заперся в кабинете, включил диктофон. И стал вслушиваться в свой прерывающийся голос, выговаривающий отдельные слова из второго письма, написанного мужским почерком. Оно было короче, но с трудом поддавалось расшифровке.
13
Марина оформила продажу квартиры в Сокольниках как раз ко дню рождения матери. Они с Полиной заехали за ним в редакцию. Было решено в последний раз съездить в Сокольники, прежде чем отправиться на кладбище.
Во дворе возле семиэтажного "сталинского" дома смуглые молодые люди в спортивных костюмах заканчивали разгружать два мебельных фургона: тяжелые ковры, диваны, антикварные тумбочки и столики с гнутыми ножками. Всем здесь распоряжался восточный пожилой мужчина в дорогом костюме-тройке с вышитой серебряной нитью тюбетейке на седой голове. Сверху доносился грохот отбойных молотков.
Вишневый сад - последний акт. Самый первый в его жизни поход в театр. Он смотрел спектакль в Малом театре, с матерью... Все. Сюжет закольцован, дело идет к финалу.
Полина не захотела вылезать из машины, а они с Мариной вошли в подъезд и вызвали лифт.
Когда дверь открылась на их этаже, они не смогли выйти. Вплотную стоял огромный стенной шкаф. За ним были видны открытые настежь двери их бывшей квартиры и соседней, трехкомнатной, откуда доносились визг дрелей и тяжелые удары кувалды. Кажется, там ломали перегородки.
- Ну чего, выйти хочешь? - с акцентом спросил Марину узкоглазый, чернявый парень, оглядев ее с ног до головы. Игоря Андреевича он будто не замечал. Подожди, да? Или давай выше этажом, потом спустишься, - он подмигнул. Соседи, да? В гости ходить будем.
- Я в этой квартире раньше жила, - сказала Марина, взяв отца под руку.
- Теперь мы жить будем, - посочувствовал парень. - Все течет, все меняется, так порусски говорят?
