KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Георгий Жженов - От "Глухаря" до "Жар-птицы"

Георгий Жженов - От "Глухаря" до "Жар-птицы"

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Георгий Жженов, "От "Глухаря" до "Жар-птицы"" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Следом за Борисом была репрессирована почти вся семья Жженовых, коренных ленинградских жителей. Незаконно лишив прописки, их выслали из Ленинграда. Георгию удалось остаться. Теперь мы знаем, кто помог ему избежать этой ссылки. Но избавиться от «всевидящего и пристрастного ока» ему не удалось.

Не помогли и «восставшие» военные прокуроры Ленинградского военного округа, которым стало известно о незаконных методах следствия, применяемых сотрудниками Заковского.

Здесь, кстати, я должен рассказать об этой истории, поскольку она имеет определенное отношение и к «делу» Жженова.

Военные прокуроры Ленинградского военного округа получили жалобу от одного арестованного по подозрению в шпионаже о том, что сотрудники НКВД осуществили в отношении его провокацию. Будучи верующим человеком, он попросил свидания со священником. К нему подослали «ряженого» сотрудника, который и оформил исповедь, как признание арестованного в шпионаже в пользу Польши. При проверке были выявлены и другие факты применения незаконных методов следствия. Военный прокурор Ленинградского военного округа Кузнецов сделал представление Заковскому о прекращении незаконной практики фальсификации следственных материалов и о наказании виновных. Заковский наложил резолюцию: «Так было, так и будет». И не только нагло отмел требования военного прокурора, но и обвинил его во вредительстве, в противодействии борьбе с врагами народа. При попустительстве тогдашнего главного военного прокурора Розовского диввоенюрист Кузнецов был арестован и приговорен к 15 годам лишения свободы. Ряд военных прокуроров округа также были наказаны «за ослабление борьбы с контрреволюцией и притупление бдительности».

Это буквально развязало руки авантюрным типам, в изобилии оказавшимся на следственной работе в аппарате Управления НКВД г. Ленинграда. Их начальник Заковский торжествовал победу.

В это время он лично и подписал очередной ордер на арест Г. С. Жженова, еще одного шпиона, не сумевшего ускользнуть от бдительного «ока». Повод для ареста нашелся. В Управлении НКВД г. Ленинграда поступили сведения о состоявшемся знакомстве Жженова с американским подданным Файвонмилем, одним из служащих посольства США в Москве. Как говорится в пословице — на ловца и зверь бежит…

Арестованный Жженов надеялся, что его внимательно выслушают следователи. Он расскажет, как случайно состоялось в поездке знакомство с Файвонмилем актерской группы, следовавшей в Комсомольск-на-Амуре сниматься в картине «Комсомольск». В открытой беседе, которая состоялась с американцем, не было ничего предосудительного, преступного.

Но надежды Георгия Степановича не оправдались. В ответ он услышал от следователей Кириленко и Моргуля грубую брань, оскорбления, угрозы. Показания, которые давал Жженов, их не устраивали. Им было нужно признание.

Конечно, никто не был свидетелем истязаний и издевательств, которые учинили палачи Кириленко и Моргуль над Жженовым, но из нашей практики привлечения следователей-преступников к уголовной ответственности за применение незаконных методов следствия мы знаем, как они без смущения рассказывали на суде об этом «конвейере», считая его одним из самых «эффективных методов разоружения врагов». Они веровали сами и пытались убедить судей, что делали «правое дело», боролись с «врагами», которых «голыми руками не возьмешь», для них нужны «ежовые рукавицы». И снабдил их ими не кто иной, как сам Сталин.

А теперь обратимся к самому первому протоколу допроса, от 7 июля 1938 года, который следует за ордером на арест и как бы сразу оправдывает решение об аресте Георгия Степановича.

Из учиненных в протоколе допроса записей следует, что Жженов дал согласие Файвонмилю стать агентом американской разведки, получил задание собирать сведения о воинских частях Красной Армии, об их расположении в Ленинградском военном округе и вооружении; установить место нахождения в Ленинграде военных заводов и сообщать о количестве вырабатываемой ими продукции.

«Сочинителей» этих показаний нисколько не смущало, насколько нереальны подобные задания для человека, чья профессия — киноактер.

Что же «передал» Жженов американской разведке?

Он «сообщил» о перспективах развития Комсомольска-на-Амуре, о его промышленном и военном значении (ведь артист Жженов только что возвратился из Комсомольска-на-Амуре, где участвовал в съемках кинокартины).

«Сообщил» американской разведке он и о «политических настроениях киноработников „Лен-фильма“», где трудился с 1932 года (оказывается, в этом американская разведка остро нуждалась!).

На последующих допросах Жженов требовал от следователей записать, что показания первого допроса являются вымышленными. Он подтвердил лишь факт случайного знакомства с Файвонмилем и последующих встреч с ним, подчеркивая, что они всегда происходили в присутствии других лиц и были вполне невинными. Подобный поворот событий не устраивал следователей, но Георгий Степанович был тверд, непоколебим. Он вступил в открытую борьбу с фальсификаторами, заранее предвидя, что его ожидает…

С этого времени Жженов пишет одну за другой жалобы, пишет всем, как он выражается, от кого может зависеть вмешательство в объективное решение его судьбы.

Но все его письма «канут в Лету». Многие из них вообще не выходили за пределы тюремных стен или лагерей. Действовала жесткая цензура, тем более в отношении письменных заявлений, где сообщалось о пытках и избиениях.

А те жалобы, которые все же прорывались через запретные ограничения и кордоны и поступали адресатам, как правило, надлежащим образом не рассматривались.

Так обстояло дело, к глубокому сожалению, и в аппарате Прокуратуры СССР, и в аппарате Главной военной прокуратуры, сотрудники которых обязаны были нести повышенную ответственность в надзоре за соблюдением законности в отношении лиц, находящихся под следствием или отбывающих наказания в местах лишения свободы.

Несколько жалоб Жженова все же дошли до Главной военной прокуратуры. Их разыскали в подвале-архивохранилище, где они пролежали почти 20 лет.

Стоит некоторые выдержки из них процитировать:

«Во имя каких „высших соображений“ — известных только моим следователям, — спрашивает Жженов, — и никому больше, нужно было посадить меня в тюрьму, оклеветать и сделать преступником?» Но ответа на свой вопрос Жженов так и не получил.

Просил он Верховного прокурора обратить внимание на следующее:

«В результате грубого, тенденциозного, антисоветского метода следствия, в результате ряда издевательств морального, психического и физического порядка я был вынужден поставить подпись под выдуманной, лживой, детективной историей». И вновь в ответ — молчание. Жженов даже с некоторой долею иронии рассуждает: «Меня обвиняют в шпионаже в войсках ЛВО и в оборонной промышленности Ленинграда. Чудовищно и смешно?! С таким успехом досужая фантазия моих следователей могла приписать мне поражение, понесенное англичанами от немцев при Ютландском бое, в империалистическую войну (забыв дату моего рождения) и т. д.».

Не сумел Жженов кого-либо убедить и своим проникновенным заявлением:

«Я много видел и перенес, несмотря ни на что был, есть и буду честным советским человеком».

Последние слова он написал крупными буквами, и все равно на них не обратили внимания.

Тринадцать месяцев, нарушая установленный законом обычный срок содержания под стражей подследственного, велось следствие по делу Жженова. Такое грубое нарушение закона не являлось каким-то редким явлением в тогдашней практике НКВД. Томительное, длительное содержание в тюремных условиях, в ожидании решения по делу, тоже входило в арсенал психического давления на арестованных, да в особенности на таких «строптивых», каким был Жженов.

Арестованные, находившиеся в полнейшей изоляции от внешнего мира, и не ведали, что в ноябре 1938 года произошли события, непосредственно касавшиеся их дальнейшей судьбы. Не знал о них, разумеется, и Георгий Степанович Жженов.

В ноябре 1938 года был арестован Ежов. Сталин убрал Ежова отнюдь не за непослушание или за то, что он делал «плохое дело». Нет, просто эта личность стала одиозной, нетерпимой сверх всякой меры. От него, от его действий нужно было решительно отмежеваться. Это было в манере Сталина. И тогда появилось решение, объявляющее действия Ежова преступными, вражескими, были осуждены и незаконные методы следствия, применяемые его сообщниками и многочисленными сотрудниками — исполнителями, выполнявшими ежовские указания «не церемониться с арестованными». Впредь было предложено вести расследование в органах НКВД со «строжайшим соблюдением всех норм уголовно-процессуального законодательства».

Честные, принципиальные коммунисты, которых было немало среди сотрудников органов НКВД, суда и прокуратуры, воспрянули духом. Они стали более уверенно бороться за соблюдение требований закона. Ряд невинно арестованных были выпущены из тюрем и лагерей, избежали неправосудного осуждения. Эти же коммунисты потребовали и партийной, судебной ответственности для тех, кто в корыстных, авантюристических целях творил произвол, изощрялся в глумлении над арестованными. Многих преступников, которых Жженов назвал «палачами в мундирах НКВД», арестовывали и предельно жестко наказывали.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*