Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь
В галерею, застегивая на ходу ворот рубахи, вышел хмурый Адиль и начал причесываться перед умывальником.
Лалочка заерзала на тахте.
- Дилуша, кто этот парень?
Дилефруз промолчала.
- Слышишь, Дилушечка, этот мальчик живет у вас?
- Мой пасынок, - холодно ответила Дилефруз.
Брови Лалочки взлетели вверх, глаза округлились.
- Что? Сын Рахмана-даи*? Значит, ты у него вторая?..
______________ * Даи - дядя; часто употребляется при обращении к старшим.
От этого вопроса Дилефруз сделалось немного не по себе, но она тут же взяла себя в руки.
- А, не обращай внимания. Продолжай... Что ты хотела сказать?
Так вот... На чем я остановилась?..- Лалочка привстала, чтобы еще раз взглянуть из окна на Адиля,
который спускался по лестнице во двор. - Да... Мама говорит: "На будущий год устрою тебя в институт иностранных языков, будешь изучать английский..." Я не против... Только знаешь, Дилуша, у меня совсем нет желания учиться. Это же скука! Как увижу тетради, учебники, мне плохо становится. Если попадается интересный роман про любовь, тогда еще можно читать. Но разве маме втолкуешь? - А может, и не буду учиться... У меня чудесная специальность.
- Где ты работаешь, Лалочка?
- В министерстве.
- Ого! Кем?
- Секретаршей.
- При начальнике?
- Да.
- Молодчина. А кто начальник?
- Мамед Гусейнович! - Лалочка повела плечами, словно речь шла о ее возлюбленном, губы растянулись в приятную улыбку. - У него квартира в самом центре города. Знаешь, такой высокий, симпатичный, чернобровый, черноглазый. Он часто ходит в коверкотовом костюме цвета кофе с молоком. Ты его, по-моему, знаешь...
Чтобы не показаться невеждой, Дилефруз кивнула головой.
- Да, наверное, видела.
- Ах знала бы, какой это мальчик! Секретарша заместителя так мне завидует! Я говорю ей: "Послушай, от одного только звонка твоего заместителя может стошнить. А мой звонит - настоящая музыка, танцевать хочется". Клянусь, Дилуша, это так...
В соседней комнате защелкали счетами. Рахман подсчитывал выручку.
- Что это, Дилуша? - Лалочка попыталась заглянуть в полуоткрытую дверь.
Дилефруз звонко шлепнула ладонью по коленке и крикнула:
- Рахман! Мешаешь.
Счеты щелкнули в последний раз и смолкли. Рахман взял шапку, вышел из дому. Дилефруз принесла чай, достала из буфета сладости, печенье.
- Ну, ты не договорила, Лалочка...
Девушка сидела, задумчиво уставясь на кончики своих туфель. Казалось, она не слышала приятельницы.
- Почему молчишь?
Лалочка отвела назад пряди волос, упавшие на лоб, вскинула на Дилефруз глаза.
- Так, ничего...
Обе помолчали.
- Лалочка, у тебя есть жених?
- Что?.. Нет... Э-э-э... Нет!!! - Лалочка изобразила на лице смущение. Еще рано. Куда торопиться? Смотрю на некоторых, кто повыходил замуж... Ну и жизнь себе устроили! Мама говорит, что выдаст меня за какого-то композитора... А я не хочу.
- Не хочешь? Почему? Выходи. Говорят, дай девушке волю, она выйдет замуж или за мютрюба* идя зурнача.
______________ * Мютрюб - мальчик или юноша-плясун, танцующий в женском платье (на Востоке).
Лалочка, разыгрывая смущение, потупилась, потом осторожно спросила:
- Дилуша, милая, этот парень всегда с вами живет?
- До сего времени жил с нами, а теперь уйдет в общежитие. А, да что там... Я пойду принесу твой панбао-хат и меховой воротник. Посмотрим, понравится тебе?
- Да, действительно... Я совсем забыла. Дилефруз спустилась во двор.
Лалочка вскочила с кушетки, заглянула в спальню, оглядела ее убранство: ковер над кроватью, зеркальный шкаф, батарея флаконов на туалетном столике, портреты на стенах.
Выйдя из подвала, Дилефруз прежде всего заперла калитку, затем поднялась наверх.
Увидев панбархат и горжетку из желтого лисьего меха, Лалочка забыла все на свете, кинулась к подруге, выхватила у нее из рук вещи и подскочила к зеркалу. Она закуталась в отрез, как в простыню, а горжетку накинула на плечи.
- Мерси! - Лалочка завертелась перед трюмо, как волчок. - Ну как, Дилуша, идет мне?
- А ты думала! Просто загляденье! Не зря говорят, если у красоты десять признаков, девять из них - одежда. Для женщины, девушки - это все.
- Дилуша, сколько я должна тебе?
- Клянусь, честное слово, обижусь, - Дилефруз повысила голос и сердито посмотрела на приятельницу. - Даже разговаривать с тобой не буду. Ты у меня таких вещей не спрашивай. Какие могут быть счеты между нами? Нет денег возьми так, как подарок.
- Нет, что ты... Большое спасибо. Моя мама пока еще жива. Заплачу, сколько бы ни стоило.
Действительно, цена для Лалочки не имела никакого значения. Она могла отдать любую сумму.
Женщины долго болтали, сплетничали. Дилефруз, конечно, намекнула в разговоре, сколько Лалочка должна была за вещи.
Наконец, девушка собралась уходить.
- Который час, Дилуша?
- Куда спешишь? Еще рано...
Лалочка завернула вещи в газету и вышла в галерею.
- Слушай, Лалочка, приходи к нам в среду вечером.
- А что такое?
- У нас торжество. Мамеду исполняется три года. Будем справлять день рождения. Только смотри, заранее говорю: никаких подарков! Клянусь своей дорогой жизнью, если принесешь, - обижусь.
У Лалочки от радости заблестели глаза.
- А мужчины будут?
- Придешь - увидишь. Главным образом, мужчины-то и будут.
- А танцы, Дилушечка?
- Это зависит от вас. Захочется - потанцуете.
- Мерси. Тогда я принесу пластиночки. Наверно, у вас нет таких... Вальсы, фокстроты - закачаешься!
- Приноси. Приноси, что хочешь.
До вечера в доме с красной черепичной крышей побывало еще несколько "гостей". Одних здесь ждал чайный сервиз, других - шелковый отрез на платье. Клиенты брали заказы, благодарили и откланивались. Прощаясь, Дилефруз не забывала пригласить каждого на семейный праздник в среду.
К концу дня большая часть товаров, привезенных Рахманом из Москвы, была распродана.
Наступила долгожданная среда.
До свидания оставалось два часа. Еще совсем немного, и Адиль увидит девушку, о которой мечтал дни и ночи напролет.
Он вышел в галерею, сел у открытого окна, прижал к груди тару и заиграл "Канарейку". Мысли его были с Джейран.
Сегодня Дилефруз осуществила, наконец, свою давнюю мечту: сводила утром сына к знакомому дантисту, который вставил мальчику золотой зуб.
Дилефруз и Лалочка готовились к приему гостей, приглашенных на день рождения Мамеда.
Пользуясь тем, что Дилефруз была занята по хозяйству, Лалочка то и дело открывала окно в галерею и заигрывала с Адилем. Юноша не обращал на нее внимания. Это задевало девушку. Улучив момент, она подскакивала к нему, теребила волосы и убегала или, проходя мимо, ударяла пальцем по струнам тары в надежде, что Адиль откликнется на шутку. Адиль не понимал причины столь бесцеремонного поведения гостьи.
Наконец, его терпению пришел конец. Он положил тару на пол, встал и сердито спросил:
- Что вам от меня нужно?
Девушка взмахнула длинными черными ресницами и бросила на Адиля многозначительный взгляд. Потом криво улыбнулась, словно хотела похвастаться своей золотой коронкой.
- Что нужно?.. Неужели не ясно? - Лалочка зарделась и, понизив голос, чтобы не услышала Дилефруз., добавила: - Не сегодня - завтра будешь учиться в университете, а еще многого не понимаешь...
"Как она смеет со мной так разговаривать?" - подумал Адиль. Ему захотелось сказать что-нибудь резкое, оборвать, но он сдержался.
- Если б вы не были старше меня, я бы вам ответил! - и повернулся, чтобы уйти.
Девушка загородила ему дорогу.
- Постой, постой. Я не думала, что ты обидишься. Это ведь шутка. Прошу тебя, не сердись. Что же касается возраста, по-моему, мы - одногодки. Может только, меня мама родила днем, а тебя - вечером. Подумаешь, разница: от обеда до ужина! - Девушка, довольная сравнением, засмеялась. - Впрочем, Адильчик, ты родился вечером, в сумерках. А знаешь почему я так думаю? У тебя очень черные глаза. Наверное, ты долго смотрел в темноту.
- Приберегите ваши комплименты для других, - оборвал Адиль Лалочку. - Я не тот, за кого вы меня принимаете.
Он взял тару, прошел в свою комнату и сердито хлопнул дверью.
"Не понимаю, как эта раскрашенная мумия проникла в наш дом?" - думал Адиль, расхаживая из угла в угол, потом остановился перед портретом матери.
Ему показалось, будто волосы Наргиз на портрете стали совсем седыми.
Этой ночью он видел ее во сне. "Как живешь, сынок? - спросила мать. Не обижает тебя Дилефруз?" "Нет, мамочка, не беспокойся, не обижает... ответил Адиль. - Твой портрет всегда висит у меня над кроватью. Я поверяю ему свои беды и радости". "Храни его, сынок, пусть он будет тебе подмогой и утешением..."
Адиль долго разговаривал во сне с матерью. Когда он сказал, что ее подарок - золотые часы - хранит как самую дорогую память, Наргиз улыбнулась: "Ты уже взрослый, сынок, носи их..."
О своей любви к Джейран Адиль рассказать постеснялся. Он хотел обнять Наргиз, поцеловать ее приятно пахнущие волосы... Но в эту минуту проснулся от грубого голоса мачехи.
