Лидия Чарская - Дурнушка
— Сорока на хвосте принесла столь важную новость… — расхохоталась она мне прямо в лицо.
Ее тон обижал меня, но прекращать разговор с ней мне не хотелось: что-то неудержимо влекло меня к этой странной, обаятельной девушке. Она точно догадалась о двойственном впечатлении, произведенном ею на меня, потому что сказала совершенно в ином тоне:
— Вы не обижайтесь. Я ведь шалая, так все меня и знают за шалую, и никто не смеет обижаться!
Слова срывались у нее беспечно, по-детски весело, а заалевшееся лицо и смеющиеся глаза, поглядывающие на меня снизу вверх исподлобья, делали ее прелестной. Что-то кошачье проглядывало во всей ее фигуре, тоненькой и гибкой, как у подростка. Меня невольно тянуло поцеловать это оригинальное, милое личико, где мешались и боролись два выражения, не уступая ни на йоту друг другу: одно заискивающее, робкое, чистое, как у ребенка, другое вызывающее и насмешливое.
— Ну, что вы на меня уставились? — неожиданно рассмеялась Зоя, видя, как я приковалась к ней неотступным взглядом. — Садитесь-ка рядком да будем батю ждать из церкви. Вдвоем веселее, — и, заметив мою нерешительность, она добавила насмешливо, — или боитесь шубку запачкать?
Я сконфузилась. Действительно, мое щегольское, модное соболье пальто мало подходило к деревенской обстановке. Но я не хотела упасть во мнении моей новой знакомой и храбро опустилась на мокрые ступеньки крыльца.
— Браво, браво! — все еще не покидая своего насмешливого тона, воскликнула Зоя, — и вы по-простецки, по-нашему, поступать умеете… Знаете, — помолчав немного и пристально поглядывая на меня, сказала она, — а ведь я вас совсем иною себе представляла.
— Какою же, позвольте вас спросить? — стараясь подделаться под ее шутливый тон, спросила я.
— Совсем иною, серьезно! «Княжна, думаю себе, ну, значит, индюшка: напыщенная, важная, сытая…»
— Да ведь я и не голодная! — улыбнулась я.
И мы обе расхохотались…
— Что вы смотрите так? — смутилась я, заметив ее пристальный, обращенный на меня взгляд. — Я — такая дурнушка, неприятно смотреть на меня!
— Дело вкуса… По-моему, нет. У вас славное, одухотворенное личико. Умное и доброе. Что же вам нужно больше?! Но смолкнем, вон сюда идет о. Николай и его сын Игнаша. Здравствуйте, батя! Игнаша, здравствуйте! Спешите гостей принимать! — неожиданно крикнула Зоя весело и звонко, и ее голосок далеко разнесся по слободке.
— Что же это ты, бесстыдница, Наталью Николаевну на крыльце морозишь! В горенку бы провела! Ах, ты, стрекоза! Хоть три пары курсов кончай, а такой же растяпой останешься! — не то сурово, не то шутливо выговаривал о. Николай Зое, которая выросла у него на глазах.
— Не сердитесь, батюшка, я с перепугу это, — засмеялась последняя, — как увидала светскую барыню, так со страха ноги подкосились и на крыльцо бух… да так к крыльцу и прилипла! — хохотала она.
— Шалунья! Разбойница! Вот постой ты у меня! Небось, как войдешь в мой дом, я тебя образую, стрекоза ты этакая! — шутливо грозил отец Николай девушке.
Когда мы, оставив Зою с Игнашей на крыльце, вошли в крохотную приемную священнического жилья, старик сообщил мне, понизив голос:
— Жених и невеста, — кивнул он на дверь. — Давно они любят друг друга, мой Игнаша и Зоинька. Росли вместе… привыкли… На красную горку и свадьбу сыграть хотим. Да только шалая она какая-то, сами видите. Толка от нее не добьешься… все шутками да прибаутками отделывается. Я иной раз сомневаюсь даже, любит ли она меня, а ведь ребенком души не чаяла: «батя» да «батя».. Без «бати» ни шагу. С Игнашей то ласкова, то насмешлива. Слова добром иной раз не скажет, а иногда глядит не наглядится, точно он для нее дороже всего на белом свете. Уж такая уродилась, а умница и работница, хоть куда. Очень я уж люблю ее, как дочь родную! Ведь у меня на глазах выросла, отец ее диаконом здесь служил, Виктор его и заместил. Славный старик был! Да что же это я, чайку-то и не предложу! Баснями соловья не кормят, — вдруг спохватился о. Николай. — Евстигнеевна, давай-ка самоварчик нам сюда, да вареньица малинового, да булочки домашней! — крикнул он кому-то невидимому, заглянув в сени.
И почти тотчас же из сеней вынырнула толстая старая кухарка и домоправительница о. Николая. Она степенно поклонилась мне и стала накрывать стол.
— Зоинька, Игнаша, ступайте сюда, чай кушать! — снова крикнул батюшка.
Через минут пять мы все четверо сидели за ярко вычищенным самоваром и пили чай с малиновым вареньем.
Зоя без умолку болтала и трунила над неуклюжим Игнашей. Но глаза ее, помимо воли, казалось, подолгу останавливались на его лице и в них загоралось чувство неизъяснимой преданности и дружбы.
Покидая уютный домик священника, я просила его заходить к нам почаще с сыном и будущей невестой.
Когда я уже подходила к нашей усадьбе, то услышала чьи-то бегущие шаги за собою.
Я оглянулась. Это была Зоя. Она запыхалась от быстрой ходьбы, щеки ее разгорелись, глаза сверкали. Она казалась очень хорошенькой в эту минуту.
— Слушайте, барынька, фу, какие у вас ноги длинные, еле догнала, — тяжело переводя дух, говорила она. — Вы меня к себе звали… Я приду. За книгами приду, ничего что одета, как мужчина… не в платье дело… Страсть почитать хочется, а у вас библиотека большая.
— Так вот вы и приходите, — улыбнулась я.
— И приду. У вашего мужа, говорят, книг-то понатаскано со всей Руси великой. Журнал издавать думаете? Занятно! Приду посмотреть, если пустите…
— Очень рада!
— Вот спасибо! И книжек дать не пожалеете?
— Конечно, дам, — улыбнулась я снова.
— Добрая вы! Еще раз спасибо! Поцеловать бы вас, да смерть лизаться не люблю!
И звонко расхохотавшись совсем почти ребячьим смехом, Зоя кивнула мне головою и стремглав помчалась назад в слободку.
Я долго смотрела, как развевалась и парусила ее ситцевая юбка, как ветер играл прядями ее белокурых кос и хлестал ее по ногам. Мне она очень понравилась своей оригинальностью и заразительным весельем.
VIII
Зоя пришла к нам вечером, дня через два после нашего знакомства, когда мы сидели за чаем.
Игнаша пришел с нею вместе.
Ситцевое платье на этот раз заменили поношенная, но очень приличная черная юбка и темная бумазейная кофточка без талии, в виде мужской тужурки.
— Зоя Ильинишна! Сколько лет мы не видались! — весело поднялся ей навстречу Сергей, протягивая руки. — Поздравляю вас! Вы невеста?
— Спасибо! И вас с законным браком тоже! А я к вам за книгами прибежала, и о журнале поразузнать, — произнесла Зоя. — Вы, говорят, за издание принимаетесь. Можно поинтересоваться?
— Охотно! — согласился Сергей. — Вот после чая…
— Ну, ладно, давайте чай, если уж это так водится, — засмеялась она.
Я передала Зое чашку. Руки у нее были маленькие, изящной формы, но с мозолями, точно от грубой работы, хотя и с тщательно вычищенными ногтями.
За чаем Сергей рассказывал нашим гостям о своем журнале.
— Вот и вы помогите нам, Зоя Ильинишна, и вы, Игнатий Николаевич, напишите что-нибудь хорошенькое. К нашему полку прибудет. Жена моя тоже пописывает, — улыбнулся Сергей.
— Вы писательница? — живо заинтересовалась Зоя. — Что же вы пишете? — как мне показалось, насмешливо переспросила она, чуть-чуть сощурив глазки.
— Теперь ничего.
— Вдохновения ждете?
— Просто таланта нет, — произнесла я, краснея под слишком пристальным взглядом.
— Ну, полно, пожалуйста, Наташа, ты еще напишешь много хорошего! Подожди немного!
И, говоря это, мой муж улыбнулся мне так ободряюще и добро, что я снова поверила в свои силы, как и несколько месяцев тому назад.
После чая я повела Зою показывать наше гнездышко.
Она с удовольствием оглядывала нашу, на мой взгляд, очень хорошенькую, но скромную обстановку и с нескрываемым восторгом растянулась на мягкой кушетке в моем будуаре.
— Как хорошо здесь! — произнесла она, жмурясь и потягиваясь, как котенок. — Так хорошо, что никуда бы не ушла отсюда!
— Кто же вас гонит? Оставайтесь! — улыбнулась я.
— Ой, что вы, что вы! — почти испуганно вскричала она. — Сохрани меня, Боже! Здесь хорошо отдохнуть, понежиться после трудового дня, а жить все время в этой роскоши и в этом комфорте ужасно! Разленишься и работать не захочешь. А ведь я вполне чернорабочий человек. Всю жизнь в труде, зарабатывая копейку. Праздность мне непонятна. И замуж выйду — не перестану трудиться. Курсы окончу, сюда с Игнашей вернемся. Школу здесь заведем, ребяток обучать станем. Лечить мужиков, опять, своими средствами, домашними, а то доктор живет далеко, не может сюда часто наезжать. Вот бы вы согласились помогать нам! А?
— Конечно, конечно! — поторопилась я ответить, — хоть сейчас!
— Ишь вы какая прыткая! Сейчас вот вам и подавай. Небось наголодались без дела-то! Нет, вы мне раньше с курсами моими покончить дайте, чтобы, доучась как следует, иметь возможность и других учить. Потерпите малость. Зато потом, как хорошо будет! Вы представить себе не можете, какое отрадное чувство прийти домой после трудового дня и сознавать, что ты провела свое время с пользой для других и для себя, право славно!
