Юлий Крелин - Уход
– Илюш, кишечной примеси вроде нет?
– Да и мочой, похоже, не разведена кровь.
– А на ощупь? Селезенка, печень?..
– Да посмотрю же, шеф. Я помню, какие органы есть в животе.
– Ну, извини.
– Селезенка. От ворот пополам. А печень цела. Может, кровь из живота перельем. Она, похоже, чистая – кишки целые.
– Да ты сначала останови кровотечение.
– Да все. Зажим положил на ножку.
– Ну и убирай.
– Шеф! Евгений Львович! Хватит советы давать. Я же вижу сам.
– Извини. А почему? У нас страна советов, будь она неладна.
Осторожный Вася шепчет в ухо:
– Евгений Львович, народу полно.
– Не зуди. Прямо в ухо. Ну и что? А я что? Советы мои неладны?
Вася и Илья засмеялись: типичный Мишкин.
Селезенка полетела в таз. Анестезиологи спокойно что-то там шуруют в головах. Спокойно – значит, стабилен.
– Ну как? Стабилен?
– Да вы ж видите сами.
– Вижу. Гордые все стали – и спросить нельзя.
Больной стабилен, а потому и разговорчики усилились. И подначка стала прыгать с языка на язык.
– А за брюшиной что?
– Что, что! Гематома.
– Много?
– Что много? Большая. Крови там прилично. Не вскрывать?
– Посмотри: не растет?
– Вообще-то, пожалуй, больше стала во время операции.
– Хм… Черт его знает…
Внезапно оба – и Илья и Игорь – дернулись и отпрянули. Непроизвольно, конечно.
– Ой! Ё. твою…
– Спокойно! Что?
– Из-за брюшины поддает прилично… Ой – это из полой вены! Наверное, по задней поверхности.
Повернулся и побежал мыться. По дороге:
– Вася, давай тоже. Со мной. Пальцем, пальцем заткни пока! Кровь лейте, какая есть. Не жди, пока в животе наберем.
Помылись они не больно качественно. Очень уж быстро. А что делать?!
Вот уже справа на первой руке Мишкин, рядом Илья, напротив Игорь с Васей.
– Держи палец. Сейчас разберусь, сориентируюсь… Держи, держи…
– Палец отвалится.
– Тебя в хирургию никто не звал… Так… Понятно. Нин, есть у тебя атравматика пять нулей?
– Здесь нет. Только наша.
– Это не атравматика. Такими нитками вену не зашьешь.
– Держи, держи! Сбегайте ко мне в кабинет. В верхнем правом ящике лежат пакетики. Там написано. Ребята из института принесли. Наворовали. А мы подождем. Он же держит – не кровит. Вася, собирай пока кровь – перельем.
Побежали в кабинет, Мишкин терпеливо ждал, отвлекая себя болтовней:
– Какой к е. ни матери прогресс хирургии, если в простой больнице, коль друзья не наворуют, то больные с девятнадцатого этажа будут помирать…
– Ну, ладно ворчать. Сейчас же у тебя есть.
Женя приподнялся на локте: где он? Ах, ну да – он у себя в комнате, вот стол, книжные полки… Мишкин и посмотрел на книги: опять он пришел?
– Ты что?
– Ничего. Разворчался. Не могу сказать «побойся Бога» – парень-то тогда выжил.
– При чем тут Бог?
– Вот именно. Вы ж Бога не боитесь, вы черта боитесь… – Гость захохотал…
Мишкин сел на постели и окончательно проснулся. Болело сильно. Хотя перед сном все же укол сделали. Галю будить не хотелось. Благо руки длинные, а она приготовила на тумбочке и лекарства, и воду. Женя принял таблетки, и боль понемногу стала стихать. Но заснуть не удавалось. Посмотрел на часы: пора вставать. Скоро уж Илья приедет. Надо принять душ. Он старался встать тихонечко. Но Галя была начеку…
* * *– Ты чего, Леш, в неурочное время? Я только-только приехал.
– Мимо проезжал. Наобум зашел: вдруг вы дома. Повезло. А Галя?
– Галя?! На работе. Слава Те Господи, перестала сидеть надзирателем.
– Не гневи Бога. Она ж…
– Да знаю, знаю. По гроб жизни благодарен, по самую смерть.
– Ну и Бог в помощь.
– Что заладил: «Бог, Бог»?! Зациклились совсем! Никто покоя не дает.
– Нет, Женя, я серьезно. Без Бога ж никуда. Может, надумаешь? Тебе бы сейчас воцерковиться…
– О, этот ваш язык! Да не верю я, Леша. Хочу, да не могу. Ни во что не верю.
– Ну, врешь же, Мишкин! Побойся Бога.
– Ха! Да ведь вы все черта боитесь, а не Бога.
– Конечно. Бога не боимся, а любим. Как это ты ни во что не веришь? В бесконечность Вселенной веришь?
– Тоже не понять мне. Знаешь, Леш, когда я пытаюсь себе реально представить Бога… где Он… что вокруг…. Ведь Бог должен быть где-то. Ну поначалу…
– Бог вездесущ.
– Ну, это слова. Везде – это тоже где-то, в чем-то… Не представляю.
– Бог непостижим и неисповедим.
– Да ну тебя. И Вселенная непостижима. Как это понять: большой взрыв из одной точки? Но ведь точка тоже где-то, в чем-то… Пытаюсь представить себе… Да и то и другое… Непостижимо. Пытаюсь – и мне действительно, физически становится плохо.
– Вот видишь. Это и есть начало веры.
– Чего ты несешь?! Не в этом же…
– В непостижимости. Жень, ну можно я приду к тебе с батюшкой. Поговори с ним. Интеллигентный человек. Отбрось советские представления о попах.
– Не советские, а…
– Да ладно. Прошу тебя. Ведь все мы смертны…
– А я особенно. – Мишкин засмеялся. Потом замолчал. Леша тоже молчал, не зная, что говорить дальше. Не больно обычная ситуация для интеллигента, воспитанного советским временем. Наконец Леша произнес:
– Тем более. Хотя лишь Господь знает, кто больше… кто раньше смертен…
– «Раньше смертен». Своеобразно…
– Так поговоришь с батюшкой? Ты же любишь поговорить с интеллигентными людьми. А этот вид интеллигентности тебе не знаком. Узнаешь про мир наш по-другому.
– Поздненько мне узнавать.
– Ой, Женя! Самое время
– Да не хорони ты меня раньше времени.
– Ну при чем тут это?! Я как раз о жизни, Жень.
– О вечной, – Мишкин горько хмыкнул (вот именно – горько хмыкнул). – Если она вечна – это страшно. Помнить вечно все твои, свои… Особенно если ты врач… Особенно если я хирург… А если полный, вечный конец, тотальное забвение, тогда еще… А как его зовут, батюшку твоего? Молодой?
* * *Больной был сравнительно молод. «Во всяком случае, помирать ему рановато», – подумал Илья, постепенно отходя кишкой с опухолью от окружающих тканей, уже пораженных раком. «Молод-то молод, – продолжал он мысленно дискутировать с самим собой, – а ведь ему столько же лет, что и Мишкину». И, пытаясь чисто убрать опухоль, Илья словно бы сражался с бедой, павшей на коллегу и друга. Но не получалось отделить ее от сосудов, идущих к ногам. «Убрать потом ногу? Многовато. Перенесет ли?» – не так уж и крепок этот мишкинский ровесник. «А ведь у Мишкина тоже прорастали сосуды, только шли не к ногам. А печень не уберешь, особенно с ходу. А ногу?.. Нет – это я уж слишком», – продолжал про себя Илья, но ничем не выдавал свои сомнения. Помогающие тоже молчали, понимая, что оператор на первой руке решает сейчас главное: быть или не быть. Да не себе. Это о себе можно философствовать, а здесь чистая практика. Да чтоб никакой зауми.
– Не получается. Порву сосуд. Не управимся…
– Слушай, Илья, там у шефа сейчас Алексей Наумович. Может, позовешь? Все-таки сосуды…
– Да боюсь, Сам притащится. А он после операции, еле дошел до кабинета. Но молчит. Делает лицо.
– А что ему остается?! Давай все-таки пошлем, а?
Илья опасался напрасно: Мишкин лежал под капельницей. Надежная причина отпустить в операционную одного Алексея: не усталость, не слабость. А капельница.
Алексей Наумович через плечо оперирующего склонился над раскрытым животом:
– Да. Да. Отодвинь кишочку кнутри. Теперь приподними. Ага… Нет, Илюша, надо намыться, так не пойму. Подожди.
Мылся и переодевался Алексей в хорошем, ускоренном темпе. Хотя ни кровотечения, ни иного пожара не было – больной стабилен… Но всегда ощущение пожара, когда тебя ждут, а тело уже раскрыто.
– В принципе можно убрать, резецировать сосуд…
– Но у нас нет сосудистых протезов.
– А тут протез и нельзя; кишку же открываете. А протез инородное тело – инфицируется. Тут его вену надо брать. Откройте ноги. Покажите. Хорошие вены. Варикоза нет?
– Все нормально.
– А инструменты, атравматика?..
– Инструменты сейчас… Девочки, сосудистая сетка стерильна? А нитки у шефа в кабинете заначены.
Все им удалось. И кишку с опухолью убрали, и артерию заменили, и ногу сохранили.
– Все. Спасибо, Алексей Наумович. Дальше сами. Спасибо еще раз.
– Разумеется, сами. Илья, не торопись – я Женю сам сейчас отвезу. Ты потом подойдешь?
– Естественно. Я еще ампулки должен захватить.
– А мы и захватим.
Илья засмеялся:
– Вы что?! Это целая драматургия – оформить и взять их. Даже не хочу посвящать Евгения Львовича в эту дурацкую процедуру. Вы ж его знаете: он тогда постесняется лишний раз укольчик попросить.
– Вряд ли. Он уже настолько привык к обезболиванию, что стесняться у него не хватит ни сил, ни воли. Ну, в общем, как знаешь. А мы поехали. Ладно?
– До встречи. Еще раз спасибо, Алексей Наумович.
– Постойте. Дайте, хоть взглянуть на больного. Что мужчина-то я понял. Молодой. Сколько лет-то?
– Как шефу.
