Петр Краснов - Ненависть
— Никто того не знаетъ, — хорошо слышнымъ шопотомъ прошепталъ Далекихъ.
Этотъ рабочій раздражалъ Володю. Онъ мѣшалъ ему сосредоточиться. Со злобою и ненавистью посмотрѣлъ Володя на него и продолжалъ:
— Кто пожалѣлъ рабочаго въ старомъ христіанскомъ мiрѣ?.. Никто… Рабочій средство для капиталиста путемъ прибавочной цѣнности наживать себѣ деньги. Рабочій производитъ товаръ. Развѣ можетъ онъ обмѣнять товаръ на то, что ему самому нужно? Для этого нуженъ посредникъ, и посредникомъ между однимъ рабочимъ, дѣлающимъ одинъ товаръ и другимъ, производящимъ другой, являются деньги. Это былъ конекъ Володи — формула Маркса: — Д - Т — Д, деньги — товаръ — деньги съ прибавочной цѣнностью. Володѣ казалось, что тутъ все сказанное Марксомъ такъ ясно и неопровержимо, что стоитъ прямо говорить по книгѣ, которую онъ мѣстами зазубрилъ наизусть.
— Въ товарѣ — тайна…, - вдохновенно говорилъ Володя. — «Товаръ — это фетишъ… Карлъ Марксъ говоритъ: — «форма дерева при обработкѣ измѣняется. Изъ дерева сделали столъ. Столъ тѣмъ не менѣе остается деревомъ, обыкновенной чувственной вещью. Но, какъ только онъ выступаетъ въ качествѣ товара, онъ тотчасъ превращается въ чувственно-сверхчувственную вещь… Мозги рабочаго тутъ начинаютъ крутиться, какъ мороженое въ формѣ«… «Столъ не только стоитъ своими ногами на землѣ, но, въ виду всѣхъ товаровъ, становится на голову, и его деревянная башка проявляетъ причуды болѣе странныя, чемъ, если-бы по собственному почину вдругъ сталъ онъ танцовать»…
— Эва загнулъ — столъ танцовать!..
— Господская глупость!
— Ни черта не понять!..
— Ну къ чему это онъ?.. Ладно какъ говорилъ.
Володя вдругъ понялъ, что тяжелое «пивное» остроумiе Карла Маркса не дошло до Русскихъ рабочихъ, гораздо болѣе остроумныхъ и избалованныхъ смѣлыми сравненіями и острыми, крѣпкими словами, но уже не могъ свернуть съ книги.
— Столъ, — продолжалъ Володя можно продать. На эти деньги можно купить… библію… или водку… Вотъ, что такое товаръ… Вотъ, что такое танцы стола. Столъ уже не столъ, а… библія… или водка… Но есть вещи, которыя сами по cебѣ не суть товары — а продать ихъ можно. Совѣсть… Честь… Они могутъ стать продажными для своихъ владѣльцевъ и, такимъ образомъ, черезъ свою цѣну пріобрѣсти товарную форму.
— Да, — опять съ глубокимъ, тяжкимъ вздохомъ сказалъ Далекихъ, — нанялси — продалси…
— Кто и совѣсть продаетъ, — сказалъ молодой рабочѣй и ловко сплюнулъ замусоленную кручонку.
— Бываютъ такѣе ироды.
— Шкуры барабанныя… Солдаты… Городовые… Морду наѣстъ, плюетъ, знай, на трудящаго человѣка.
«Дошло», — подумалъ Володя и съ силой продолжалъ:
— Марксъ говоритъ: — «деньги не пахнутъ». Каково бы ни было ихъ происхожденіе — деньги — всегда — деньги.
— Народъ говоритъ, — громко перебилъ Далекихъ, — чужое добро въ прокъ нейдегь. Краденыя деньги — не деньги…
— Товарищи, — повышая голосъ, говорилъ Володя, — въ тотъ угнетенный міръ, гдѣ надъ рабочими, ссылаясь на Христа, измывались капиталисты, гдѣ ихъ заставляли при помощи прибавочной цѣнности гнуть спину, гдѣ торговали людскою честью и совѣстью, гдѣ гноили ваши семьи въ невозможныхъ жилищныхъ условіяхъ, где рабочiе преждевременно умирали въ тяжкомъ, ничѣмъ неприкрытомъ рабствѣ у капиталистовъ, въ этотъ мрачный міръ голодныхъ и рабовъ, въ миръ пролетаріата явился нѣмецкій ученый Карлъ Марксъ…
Опять Володя, подготовляя эффектъ, сдѣлалъ паузу и со страшною силою выкрикнулъ:
— Онъ пожалѣлъ рабочаго!
Глухой гулъ пошелъ по толпѣ и Володя понялъ, что онъ въ самомъ cебѣ, въ Русскихъ глубинахъ своей души нашелъ, наконецъ, нужное, доходчивое слово, что теперь онъ уже завладѣлъ толпою и можетъ перейти къ главной основной темѣ митинга — къ вопросу о борьбѣ съ капиталомъ, къ вопросу о забастовкахъ…
* * *— Собственность — воровство!.. Война — грабежъ, — изступленно кричалъ Володя. — Торговля — надувательство!.. Вотъ заповѣдные лозунги Карла Маркса. Васъ зажали въ тиски, васъ загнали въ щели и вы изъ этихъ темныхъ, смрадныхъ щелей не видите прекраснаго мiра. Васъ гонятъ на убой! Васъ обманули, сказавъ, что любовь это главное, что въ прощеніи обидчику правда… Вамъ сказали, что, кто ударитъ тебя по правой щекѣ — подставь ему и лѣвую — небось сами не подставляютъ!.. Вамъ говорятъ — просящему у тебя взаймы — дай и просящему проводить на одну версту — проводи на двѣ… Васъ не жалѣютъ… Васъ эксплоатируютъ… Все это неправда… Вздоръ… Ваше евангеліе — Карлъ Марксъ, у него учитесь, у него находите силу сопротивленія, у того, кто, повторяю одинъ пожалѣлъ васъ. Что-же говоритъ онъ? Если собственность — воровство, возстань противъ собственности, отнимай ее, грабь то, что до тебя награбили!.. Если война грабежъ — возстань противъ войны. Не позволяй воевать! Рабочiе — вы сила! Не позволяй лить пушки, приготовлять порохъ, дѣлать ружья. Если торговля надувательство — наступи торговцу на горло и не позволяй торговать… Все должно быть въ вашихъ рукахъ. Фабрики и инструменты… Власть и полиція. Распредѣленіе товаровъ. Объявите войну войнѣ. Объявите войну собственности. Зорько слѣдите, чтобы никому ничего лишняго не попало. Вашъ контроль долженъ быть повсюду и безъ вашего разрѣшенія никто ничего не можеть имѣть. Свергайте власть, не жалѣющую рабочихъ. Уничтожайте церковь, боритесь съ религіей. Стачки, забастовки, непрерывное повышеніе заработной платы — вотъ ваше оружiе, ваши пушки, пулеметы, ваши сабли и штыки. Пора…
— Уже вы намъ, будьте милостивы, укажите, когда и что начинать, — раздались голоса.
— Мы вамъ повѣримъ и мы съ вами, какъ вы съ нами!
— Вотъ сейчасъ… скоро Рождество… У людей будутъ елки, а у васъ?.. Тотъ же холодъ и голодъ, та же нищета. Такъ пусть у всѣхъ будетъ одинаково. Пусть, если Христосъ родился — для всѣхъ одинаково родился… А если не такъ — не надо и самого Христа…
Володя чувствовалъ, какъ накалялась атмосфера, какъ сильнѣе дышали груди и чаше раздавались выкрики съ мѣстъ.
— Веди насъ!
— Побьемъ, погасимъ и самыя елки! Къ чортовой матери буржуазныя елки.
— Коли пожалѣлъ трудящаго человѣка — мы тебѣ вѣримъ. Мы съ тобою.
— Хотя и на разстрѣлъ за желанную свободу!
Въ эти мгновенія величайшаго подъема и разгара страстей вдругъ кто-то сзади, какимъ то жалобнымъ, заячьимъ голосомъ крикнулъ:
— Полиція!
Володя успѣлъ увидать, какъ широко распахнулись заднія ворота мастерской, въ темномъ ихъ четыреугольникѣ показалось свѣтлое сѣрое офицерское пальто пристава, за нимъ толпа городовыхъ въ черныхъ шинеляхъ и сейчасъ же всѣ фонари въ мастерской разомъ погасли, и кромѣшный мракъ сталъ въ ней.
Рѣзкій голосъ раздавался изъ воротъ.
— Эт-то что за собраніе?.. А?!. Кто разрѣшилъ?.. Сейчасъ зажечь фонари! Никто ни съ мѣста! Проверка документовъ будетъ!
Въ темнотѣ кто-то схватилъ Володю за руку и стащилъ его съ паровозной площадки.
Володя очутился среди своихъ, среди членовъ исполнительнаго комитета. Кто-то, въ темнотѣ не было видно кто, велъ ихъ между какихъ то станковъ, Володя спотыкался о рельсы, больно зашибъ себѣ ногу о желѣзный прутъ, узкая маленькая калиточка открылась передъ нимъ и онъ, а за нимъ и другіе его товарищи вышли на свободу.
Послѣ мрака мастерской на дворѣ показалось свѣтло. Въ глубокомъ снѣгу, среди сугробовъ лежалъ ржавый желѣзный ломъ…
Ихъ вывелъ молодой рабочій. Онъ тяжело дышалъ отъ волненія и сказалъ прерывающимся голосомъ:
— Самую малость, товарищи, обождите. Я схожу посмотрю, нѣтъ-ли и за дворомъ полиціи.
Онъ исчезъ за вагонами, стоявшими на занесенномъ снѣгомъ пути. Они остались среди какихъ то громадныхъ паровозныхъ колесъ нѣсколькими осями стоявшихъ на рельсахъ. Послѣ нагрѣтой толпой мастерской сразу показалось холодно. Володя поднялъ воротникъ пальто. Ноги его стыли въ снѣгу,
Въ мастерской загорѣлись фонари. Стеклянная крыша освѣтилась. Ни одного звука не доносилось оттуда.
— Я знаю, кто насъ выдалъ, — сказалъ Драчъ.
— Ну?.. — сказалъ Малининъ.
— А Далекихъ… Рабочій. Я давно до него добираюсь…
— Далекихъ?.. Сомнѣваюсь… Онъ-же старый партіецъ, — сказалъ съ видимымъ неудовольствіемъ Малининъ.
— А по моему — давно въ охранной, — злобно сказалъ Драчъ.
— Зачѣмъ такъ говорите, — сказалъ Гуммель.
— Зачѣмъ говорю?.. Такому человѣку просто голову надо совсѣмъ оторвать…
— Если надо будетъ и оторвемъ, — хмуро сказалъ Малининъ,
