Александр Грановский - Двойник полуночника
Адам... Он позвонил ему, Седьмому, по аварийной связи и приказал ехать на Ближнюю дачу в Кунцево, и уйма времени успела пройти с тех пор как Адам там, а ничего не случилось... Потому что и не могло случиться в этом самом рабском государстве из рабов, которыми так легко управлять и которых так легко сделать героями. Сорок лет он вытравливал из них память. Сорок лет, как пророк Моисей, водил свой народ по пустыне страха, чтобы очистились от скверны отцов. В конечном итоге он дал им веру, а вера - это уже бог, и этот бог для них по-прежнему он, Coco. И бог, и дьявол в одном лице. Иногда больше дьявол, но, Бог свидетель - он, Coco, хотел как лучше. Он учил их ценить саму жизнь и радоваться этой жизни, как подарку. И теперь они счастливы уже оттого, что просто живут.
22.
СЕДЬМОЙ
Странный это был ночной звонок. Обычно "хозяин" приходил к нему сам или присылал "инструктора", который детально посвящал в очередной вопрос, к примеру, встретиться с участниками декады работников культурного фронта, поприсутствовать на просмотре нового фильма "Последний маскарад" (все знают, какое значение товарищ вождь придает развитию самого важного из искусств кино). Но чтобы вот так - по телефону аварийной связи... Лично он, Адам, что-то такого не припомнит. Да и откуда он смог бы сейчас позвонить? За окном ночь, Москва спит, словно затаилась. Лишь "черный воронок" - этот бессменный призрак ночи - крадется вдоль настороженных домов в поисках очередной жертвы или жертв, которые, казалось, только и ждут, когда за ними придут. Словно уже давно вынесли сами себе приговор и покорно ждали "гостей". Они даже знают, как все произойдет или должно будет произойти. Сперва где-то далеко, на самом дне двора-колодца (усиленное многократным эхом) захлопают дверцы машин, взметнутся под крыши гортанные голоса команд, и грохот кованых сапог всколыхнет ночь, чтобы с каждым новым пролетом этажа разрастаться, как обвал, пока у какой-нибудь двери не угомонится выдохом: "Здесь!".
Из всего ясно пока одно: в самом Кремле "хозяина" нет, нет его и на ближней даче в Кунцево. Правда, в последнее время Хозяин нигде больше и не бывал... С некоторых пор просто панически боялся самолетов и машин, а в бронированном лимузине (сделанном по спецзаказу всего в единственном экземпляре) пусть пока поездит толстозадый Каганович. За темными стеклами все равно не видно. А в Кунцево лучше всего добираться под землей, на метро, прямо из Кремля. И безопаснее, и быстрее...
Видимо, что-то произошло... или вот-вот должно было произойти, что-то из ряда вон выходящее, вынудившее Хозяина воспользоваться аварийной связью, и это "что-то" так или иначе имеет отношение к Берии, которого он, Адам, боялся даже больше самого Хозяина. Его непредсказуемости боялся, этой мертвящей пустоты за рыбьими стеклами очков, которые делали его похожим на доброго учителя мертвых языков или каких-то тайных наук. Все эти годы Берия подбирался к нему, словно терпеливый лис, но до некоторых пор что-то его сдерживало, и вот сейчас на Ближней даче в Кунцево придется встретиться с ним лицом к лицу. И с каждой минутой, приближающей эту встречу, Адама охватывало все большее и большее беспокойство. Снова и снова на разные лады прокручивал услышанное по аварийной связи, пытаясь разгадать, какая его подстерегает опасность. Ясно одно: Берия - враг, и он, Адам, что-то должен сделать, чтобы помешать врагу осуществить задуманное. И уже в скоростном метро вспомнил все: последние застолья, больше похожие на поминки, где пьют много, но не для радости, а чтобы скорее забыться, и это постоянное, словно повисшее в воздухе, ожидание - кто следующий? И то, что следующим оказался Берия, сам всесильный Берия, можно сказать, его, Сталина, правая рука, могло означать лишь одно: мир рушится - и как бы под его обломками не потерять головы. Но даже он, Адам, не смог бы сейчас сказать (хотя и думал над этим неустанно), какую цель преследовал Сталин, раз за разом провоцируя Берию: желание показать, кто действительный в Кремле хозяин? Или предчувствие конца, который уже известен и хочется в последний раз поиграть со своей жертвой? Вопрос только в том, кто жертва?
23.
"Черный Паккард" еще хранил ее тепло, но холод ночи постепенно брал свое, замедляя даже мысли. А Нино ушла... словно это ушел он... шаг за шагом проделал ее путь и, возможно, в эту самую минуту...
Невольно вздрогнул, шевельнув пальцами, будто искал кнопку, чтобы остановить время. Но светящиеся стрелки часов неумолимо приближались к пяти, впереди смутно застыла тень Надорая, который уже давно научился, как собака, по каким-то одному ему понятным флюидам угадывать малейшие перемены в настроении хозяина и сейчас облегченно вздохнул.
Наверное, отдай он, Лаврентий, ему приказ - смёл бы все на своем пути: и этот с виду неприступный забор с его задвигающимися тюремными воротами, и похожую на блиндаж каптерку с молодцеватым офицером, в обязанности которого входило следить за кнопкой вызова и открывать ворота. Даже он, Берия, был ему не указ. Во всяком случае, пока. Подчинялся только Хозяину. Последний островок, в который, как шагреневая кожа, ужалась теперь вся его власть. Последний оплот последнего императора... диктатора и тирана. Последняя ночь.
Но, как всегда, кто-то бывает и даже должен быть первым, и так уж получилось, что эта роль выпала его, Берии, Нино, его несравненной Нино, которую он, можно сказать, собственными руками отправил в логово дракона, пожирающего своих детей. Единственный шанс, последняя возможность доказать верноподданность, чтобы уцелеть. Через это прошли все: Молотов, Калинин, Буденный... И теперь на очереди он, Лаврентий. А ведь думал, надеялся пронесет... Сталин не осмелится... не допустит... Но вчера за ужином Сталин вдруг сказал: "Ты вот, Лаврентий, человек хороший, а жену свою Нино до сих пор скрывал. Совсем обычаи забыл? Или слишком гордый стал, голова закружилась от успехов, думаешь, что незаменимый, а у партии незаменимых людей нет...", - и его желтоватые глаза стали совсем узкими. Совсем, как у змеи перед решающим броском.
И вот уже скоро час, как его Нино там, а он вынужден чего-то ждать, и хотя подобный вариант тоже прорабатывался, до конца не верилось, что "усатый" клюнет... В итоге его, Берию, не пустили даже за порог. Скорее всего потому и пригласили, чтобы не пустить. Напомнить ему его место. Знакомая школа иезуитов и их методы. Приблизить, чтобы уничтожить. Доверить, чтобы обвинить. Непредсказуемость абсурда, которая уже давно стала нормой жизни. Теперь умные не нужны. Они только все путают. Умные - это всегда проблемы. А глупые умеют хорошо исполнять приказы. Это для них жить стало лучше, жить стало веселее, потому что еще из глубины, можно сказать, веков тихой поступью неумолимо наступает и приближается "эра светлых годов" - эра посредственностей, идиотов, и вся история готовится повториться с начала, с того самого момента и места, когда первым словом было слово - Бог, и этим Богом должен стать, разумеется, "человек из стали" - Иосиф Сталин.
24.
Но в следующую минуту что-то вздрогнуло и покатилось, словно снежная лавина набирала силу. Сзади одна за другой начали подъезжать тяжелые военные машины. Из них высыпали люди. В белых маскхалатах двумя цепочками разбегались в стороны. Это подоспел полковник Саркисов. Значит, произошло, свершилось! Его Нино удалось задуманное...
К "Паккарду", похрустывая снегом, подбежал какой-то человек. О чем-то негромко доложил Надораю, который сразу пришел в движение:
- Сигнализация отключена, охрана обезврежена. Сейчас откроют ворота...
Но он уже и сам все понял. Впереди сиреневато забрезжил просвет. "Паккард", как подстегнутый кахетинец, лихо взял с места и устремился по аллее, ведущей к дому. В темноте деревья казались часовыми, вытянувшимися по команде "смирно" для встречи высокого гостя. Короткий разворот - и машина замерла у знакомого подъезда. Сколько раз он, Лаврентий, бывал здесь! Только тогда встречала музыка, горел свет в окнах, сверкала кавалькада автомобилей, согласно строгой иерархии, в которой он был сперва последним, но постепенно опередил всех. Но главный хозяин всегда был один - с блуждающей улыбкой, скрипуче покачиваясь на носках (старая привычка казаться выше) он взирал на мельтешащих внизу (точно навозные жуки) всех этих генералов и членов... таинственной организации Политбюро, на которых он мог бы сейчас плюнуть или справить нужду и все бы сделали вид, что ничего не случилось, не произошло (похожую сцену он видел в каком-то трофейном фильме: черные шляпы, черные лимузины, могущественная организация, которая фактически правила миром и жила по своим законам - жестоким, но справедливым. Что-то вроде таинственного ордена иезуитов, только на современный лад и всемирнее, не то что его партия, безмерно разросшаяся свора разжиревших боровов, которых пора отстреливать и оскоплять, чтобы не успели дать дурное свое потомство). Некоторым из гостей радушно пожимал руки, других не удостаивал даже кивком, а потом за столом вспоминал о них, будто видел впервые.
