Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

    В прекрасный летний день,
   Бросая по долине тень,
Листы на дереве с зефирами шептали,
Хвалились густотой, зеленостью своей
И вот как о себе зефирам толковали:
«Не правда ли, что мы краса долины всей?
Что нами дерево так пышно и кудряво,
   Раскидисто и величаво?
   Что́ б было в нем без нас? Ну, право,
  Хвалить себя мы можем без греха!
   Не мы ль от зноя пастуха
И странника в тени прохладной укрываем?
   Не мы ль красивостью своей
  Плясать сюда пастушек привлекаем?
У нас же раннею и позднею зарей
   Насвистывает соловей.
    Да вы, зефиры, сами
   Почти не расстаетесь с нами».—
«Примолвить можно бы спасибо тут и нам»,
Им голос отвечал из-под земли смиренно.
«Кто смеет говорить столь нагло и надменно!
    Вы кто такие там,
  Что дерзко так считаться с нами стали?» —
Листы, по дереву шумя, залепетали.

      «Мы те»,
    Им снизу отвечали:
  «Которые, здесь роясь в темноте,
  Питаем вас. Ужель не узнаете?
Мы корни дерева, на коем вы цветете.
    Красуйтесь в добрый час!
  Да только помните ту разницу меж нас:
Что с новою весной лист новый народится;
   А если корень иссушится,—
   Не станет дерева, ни вас».

    Охотно мы дарим,
  Что́ нам не надобно самим.
   Мы это басней поясним,
Затем, что истина сноснее вполоткрыта.

Лиса, курятинки накушавшись до-сыта,
И добрый ворошок припрятавши в запас,
Под стогом прилегла вздремнуть в вечерний час.
Глядит, а в гости к ней голодный Волк тащится.
  «Что, кумушка, беды!» он говорит:
«Ни косточкой не мог нигде я поживиться;
   Меня так голод и морит;
   Собаки злы, пастух не спит,
    Пришло хоть удавиться!» —
«Неужли?» — «Право так». — «Бедняжка-куманек!
Да не изволишь ли сенца? Вот целый стог:
   Я куму услужить готова».
А куму не сенца, хотелось бы мяснова —
   Да про запас Лиса ни слова.
    И серый рыцарь мой,
   Обласкан по́-уши кумой,
   Пошел без ужина домой.

   Запущенный под облака,
  Бумажный Змей, приметя свысока
    В долине мотылька,
«Поверишь ли!» кричит: «чуть-чуть тебя мне видно;
   Признайся, что тебе завидно
  Смотреть на мой высокий столь полет».—
    «Завидно? Право, нет!
Напрасно о себе ты много так мечтаешь!
Хоть высоко, но ты на привязи летаешь.
    Такая жизнь, мой свет,
   От счастия весьма далеко;
   А я, хоть, правда, невысоко,
     Зато лечу,
     Куда хочу;
Да я же так, как ты, в забаву для другого,
      Пустого,
    Век целый не трещу».

  Когда в товарищах согласья нет,
   На лад их дело не пойдет,
И выйдет из него не дело, только мука.

   Однажды Лебедь, Рак да Щука
   Везти с поклажей воз взялись,
  И вместе трое все в него впряглись;
Из кожи лезут вон, а возу всё нет ходу!
Поклажа бы для них казалась и легка:
   Да Лебедь рвется в облака,
Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.
Кто виноват из них, кто прав, — судить не нам;
   Да только воз и ныне там.

   У всякого талант есть свой:
Но часто, на успех прельщаяся чужой,
   Хватается за то иной,
    В чем он совсем не годен.
    А мой совет такой:
   Берись за то, к чему ты сроден,
Коль хочешь, чтоб в делах успешный был конец.

   Какой-то смолоду Скворец
   Так петь щегленком научился,
  Как будто бы щегленком сам родился.
Игривым голоском весь лес он веселил,
   И всякий Скворушку хвалил.
  Иной бы был такой доволен частью;
Но Скворушка услышь, что хвалят соловья,—
  А Скворушка завистлив был, к несчастью,—
  И думает: «Постойте же, друзья,
    Спою не хуже я
    И соловьиным ладом».
    И подлинно запел;
  Да только лишь совсем особым складом:
   То он пищал, то он хрипел,
    То верещал козлёнком,
     То не путем
    Мяукал он котёнком;
И, словом, разогнал всех птиц своим пеньём.
Мой милый Скворушка, ну, что́ за прибыль в том?
   Пой лучше хорошо щегленком,
    Чем дурно соловьем.

«Что это», говорил Реке соседний Пруд:
    «Как на тебя ни взглянешь,
    А воды всё твои текут!
  Неужли-таки ты, сестрица, не устанешь?
  Притом же, вижу я почти всегда,
   То с грузом тяжкие суда,
  То долговязые плоты ты носишь,
Уж я не говорю про лодки, челноки:
Им счету нет! Когда такую жизнь ты бросишь?
   Или плотов,
   Мне здесь не для чего страшиться:
Не знаю даже я, каков тяжел челнок;
   И много, ежели случится,
Что по воде моей чуть зыблется листок,
Когда его ко мне забросит ветерок.
Что́ беззаботную заменит жизнь такую?
   За ветрами со всех сторон,
Не движась, я смотрю на суету мирскую
   И философствую сквозь сон».—
«А, философствуя, ты помнишь ли закон?»
   Река на это отвечает:
«Что свежесть лишь вода движеньем сохраняет?
И если стала я великою рекой,
Так это от того, что кинувши покой,
   Последую сему уставу.
    Зато по всякий год,
  Обилием и чистотою вод
И пользу приношу, и в честь вхожу и в славу.
И буду, может быть, еще я веки течь,
Когда уже тебя не будет и в-помине,
  И о тебе совсем исчезнет речь».
Слова ее сбылись: она течет поныне;
  А бедный Пруд год от году всё глох,
  Заволочен весь тиною глубокой,
    Зацвел, зарос осокой,
   И, наконец, совсем иссох.

Так дарование без пользы свету вянет,
    Слабея всякий день,
   Когда им овладеет лень
И оживлять его дея́тельность не станет.

  У Тришки на локтях кафтан продрался.
Что́ долго думать тут? Он за иглу принялся:
  По четверти обрезал рукавов —
И локти заплатил. Кафтан опять готов;
  Лишь на четверть голее руки стали.
   Да что́ до этого печали?
  Однако же смеется Тришке всяк,
А Тришка говорит: «Так я же не дурак,
    И ту беду поправлю:
Длиннее прежнего я рукава наставлю».
   О, Тришка малый не простой!
   Обрезал фалды он и полы,
Наставил рукава, и весел Тришка мой,
   Хоть носит он кафтан такой,
   Которого длиннее и камзолы.

Таким же образом, видал я, иногда
    Иные господа,
  Запутавши дела, их поправляют,
Посмотришь: в Тришкином кафтане щеголяют.

Какой-то молодец купил огромный дом,
Дом, правда, дедовский, но строенный на-славу:
И прочность, и уют, всё было в доме том,
  И дом бы всем пришел ему по нраву,
    Да только то беды —
Немножко далеко стоял он от воды.
«Ну, что ж», он думает: «в своем добре я властен;
    Так дом мой, как он есть,
Велю машинами к реке я перевесть
(Как видно, молодец механикой был страстен!),
   Лишь сани под него подвесть,
Подрывшись наперед ему под основанье,
  А там уже, изладя на катках,
  Я воротом, куда хочу, всё зданье
   Поставлю, будто на руках.
И что́ еще, чего не видано на свете:
Когда перевозить туда мой будут дом,
Тогда под музыкой с приятелями в нем,
   Пируя за большим столом,
На новоселье я поеду, как в карете».
   Пленяся глупостью такой.
И к делу приступил тотчас Механик мой.
Рабочих подрядил, под домом рылся, рылся,
Ни денег, ни забот нимало не берёг;
Однако ж дома он перетащить не мог
   И только до того добился
    Что дом его свалился.

    Как много у людей
      Затей,
  Которые еще опасней и глупей!