Виктория Токарева - Лавина
Можно, конечно, объясниться с Люлей, но что он может ей сказать? Какой же я дурак... А при чем тут она? Он - дурак. А она какая была, такая и осталась.
Месяцев решил обойтись без выяснений. Не упрекать, не задавать вопросов. И тут же спросил:
- Он был твой любовник?
- Кто? - не поняла Люля.
- Ну, этот... - Месяцев вдруг забыл его фамилию.
- Был, - сказала она.
- Ты его любила?
- Какое-то время.
- Ты всех любила, с кем спала?
- А что тебя удивляет? Спать без любви вообще безнравственно. По-моему...
- Значит, это правда?
- Что?
- Люля - это понятие. Это образ жизни.
- Сколько лет было твоей жене, когда вы встретились?
- Шестнадцать.
- А мне тридцать четыре. Я ведь не могла сидеть сжав колени. Я искала.
- И нашла. Дурака. Какой же я дурак...
Люля молчала.
- Я переоценил свои возможности. Я не могу жить с женщиной, с которой переспал весь город. Я ухожу.
Месяцев свернул во двор, остановил машину. Он не мог дальше ехать.
Люля заплакала.
- Я все тебе оставлю. Только рояль заберу.
Люля продолжала плакать. Она снимала со щек слезы и смотрела на пальцы.
- Ну что ты плачешь? - Месяцев чувствовал свое сердце.
- Мне страшно... - проговорила Люля. - Что-то случится... Что-то случится, и все кончится. Я не вынесу.
Месяцев обнял ее, розовую, чистую, желанную.
Люлин каблук попал на гудок. Машина гуднула, как олень в лесу. Трубный зов пронзил московский дворик.
Ночью поднялся ветер. Деревья шумели с такой силой, будто начался ливень. Но ливня не было. Просто шумели деревья.
Ирина встала. Набрала номер. Занято.
Она позвонила Зине, которая жила в соседней квартире через стенку с Аликом. Зина - свой человек. Бесхитростно сообщала, когда за стеной драка... Когда приходила милиция... У Зины рос свой Алеша, и тоже без отца. Это их объединяло: женское одиночество и материнская тревога. А все остальное на этом фоне казалось несущественным.
- Зина, я вас очень прошу... Позвоните в дверь к Алику, - попросила Ирина.
- А сколько времени? - хрипло спросила Зина.
- Я не знаю.
- Сейчас, - сказала Зина, помолчав.
Ирина ждала. Время остановилось.
- Никто не открывает, - отозвалась Зина.
- Странно... Телефон занят, а никого нет.
- Трубку плохо положили, - объяснила Зина.
Ирина ухватилась за эту мысль. Алик не открывает, потому что он не один. Так уже бывало. А занято потому, что неплотно положена трубка.
Ирина уснула, и ей приснился Алик. Он прошел мимо нее не видя. Не то чтобы не замечал. Не видел, как будто находился в другом измерении.
Ирина встала. Оделась.
Лифт не работал, и она пошла пешком.
Дверь была закрыта. Она позвонила. Постучала. Еще раз позвонила долгим, непрекращающимся звонком. Приложила ухо к двери. Тихо.
Позвонила в соседнюю дверь. К Зине. Там долго шаркали, потом возникла заспанная Зина.
- Можно я воспользуюсь вашим балконом? - спросила Ирина.
Их квартиры имели общий балкон, разделенный перегородкой.
Зина соображала, должно быть, просыпалась.
- Сейчас я Алешу попрошу, - отозвалась Зина и пошла в глубину квартиры.
Алеша, пятнадцатилетний мальчик, встал и вышел на балкон. Серый рассвет был похож на сумерки. Алеша отметил, что переход от света к тьме и, наоборот, от тьмы к свету выглядит одинаково. Алеша понял свою задачу и знал, как это сделать. Он легко перекинул себя через балконную перегородку и оказался против двери Алика. Балконная дверь закрыта. Алеша ударил по стеклу. Образовалась дыра с рваными краями.
- Осторожно,- попросила Зина.
- Идите на лестницу, - предложил Алеша. - Я открою вам дверь изнутри.
Зина и Ирина вышли на лестничную площадку. Ждали. Дверь открылась. Ирина первой вошла в квартиру.
Мертвый Алик лежал в прихожей. Над ним висела трубка.
Зина прошла в комнату. В кресле сидел Андрей - красивый. И мертвый.
Ирина не шелохнулась. Стояла и смотрела.
- Надо вызвать "скорую", - сказала Зина.
Машина приехала очень быстро. Должно быть, ночью вызовов мало и дороги свободны.
Мальчиков забрали в морг.
- Передозировали наркотики, - сказал врач. - Это, к сожалению, бывает очень часто.
- Бедная мать... - проговорила Зина.
- Бедный Алик, - поправил Алеша.
- Алику уже все равно, - заметил врач.
Врач привык к смертям. Смерть входила в профессию или, как сейчас говорят, в бизнес. Значит, смерть входила в бизнес.
Хоронили через два дня. Похоронами занималась Люля, потому что больше оказалось некому. Ирина лежала как неодушевленный предмет. От нее не отходил врач. Лидия Георгиевна продолжала смотреть в свою точку. Ани не было в Москве. Они с Юрой уехали на Кипр. Сейчас все ездили на Кипр.
У Люли оказался знакомый священник. Алика отпевали по русскому обычаю.
В изголовье стояли Месяцев и Ирина. Месяцев видел лицо своего сына, лежащего в гробу, но не верил, что он мертвый. Ему казалось, что это какое-то недоразумение, которое должно кончиться. Бывают ведь необъяснимые вещи вроде непорочного зачатия. Где-то самым верхним слоем мозга Месяцев понимал, что его сын умер. Его хоронят. Но это не проникало в его сознание. Месяцев стоял спокойный, даже величественный. Ирина почему-то меняла головные уборы: то надевала кружевную черную косынку, то новую шапку из лисы. Шапка увеличивала голову, она была похожа в ней на татарина.
Народу набралось очень много. Месяцев не понимал, откуда столько людей. Была почти вся консерватория, школьные друзья Алика, Люля и ее знакомые. И даже мелькнуло лицо театрального администратора. Может быть, он участвовал в организации похорон.
Месяцев увидел Льва Борисовича, своего старинного друга, жалкого и заплаканного. Месяцев дружески подмигнул ему, чтобы поддержать. Глаза Льва Борисовича наполнились ужасом. Он решил, что Месяцев сошел с ума.
Люля скромно стояла в дверях в своей шубе из черной норки. Ее сумочка была набита лекарствами. На всякий случай.
Неподалеку от Люли стояла ее подруга Инна в лисьем жакете. К Инне подошла Муза Савельева и сказала:
- А вы зачем пришли? Какая бестактность. Дайте матери сына похоронить.
Подруга поняла, что эти слова относятся к Люле, но промолчала. В глубине души она осуждала Люлю. Могла бы дома посидеть. Но Люля как бы показывала общественности, что Месяцев - с горем или без - это ее Месяцев. И она сторожила свою добычу.
Священник произнес над гробом какие-то простые и важные слова. Он сказал, что на все воля Божия. Значит, никто не виноват. Так распорядились свыше. И что когда-нибудь все встретятся в Царствии Божием и снова будут вместе. Месяцев зацепился за это слово: встретятся... И все, что происходило вокруг, он воспринимал как временное. Люди пришли, потом уйдут. А он будет ждать встречи с Аликом.
Дома, в его шестидесятиметровом кабинете-студии, были раскинуты столы для гостей. Люля все организовала. А у Ирины в доме стол для ее гостей. Зина помогала. Пришлось делить знакомых и друзей. Некоторые отошли к Ирине и разделили ее горе. Большая часть отошла к Игорю и села за его стол.
Месяцев присутствовал и одновременно отсутствовал. Его не было среди гостей. Иногда выныривал, как из глубины, и вместе с ним выплывало одно слово: затоптали.
Когда все ушли, он лег лицом к стене и стал ждать.
Дни набегали один на другой. Месяцев не замечал разницы между днем и ночью. Как за полярным кругом. Ему было все равно.
Люля требовала, чтобы он поехал к знакомому психоаналитику. Но Месяцев знал, что скажет психоаналитик. Он выбрал день и отправился к священнику.
- Я устал переживать смерть своего сына, - сказал Месяцев. - Я хочу к нему.
- Это бессмысленно, - спокойно сказал священник. - Вас не примут раньше положенного вам срока.
- Это как? - не понял Месяцев.
- Ну, на мирском языке: будете ждать в приемной.
- А там нельзя курить... - мрачно пошутил Месяцев.
- Что-то в этом роде. Ваша душа будет маяться так же, как здесь.
Месяцев помолчал.
- А ему было больно?
- Я думаю, нет. Я думаю, он не заметил, что умер.
Месяцев поверил священнику. У него было приятное широкое лицо и никакой фальши в голосе. Месяцев не мог выносить фальши и все время боялся, что с ним начнут говорить об его горе.
- Значит, что? Ждать? - спросил Месяцев.
- Жить, - сказал священник.
Прошел год.
Всего один год, а сколько перемен.
Люля подолгу жила в Америке. Ее подруга Инна вышла замуж за американца, и они сляпали какое-то совместное предприятие. Не то пекарню, не то магазин. Месяцев не вникал.
У Люли оказалась бездна способностей, ей стало скучно сидеть возле погасшего Месяцева. Надоело. Мертвый сын мешал больше, чем живой. Однако она заботилась о муже. Купила финскую морозильную камеру на сорок килограммов и, уезжая за океан, полностью забивала ее продуктами: мясо, рыба, птица, грибы, мороженые овощи, фрукты и ягоды. Всё витамины. Этой морозилки хватало на несколько месяцев. Можно жить не выходя из дома. И даже небольшую гражданскую войну можно переждать с такой морозилкой.
