Сергей Ауслендер - Петербургские апокрифы
Князь Андрей сидел в комнате, ему отведенной, в одном белье и играл в шашки со своим денщиком, который стоял перед доской навытяжку и только по команде князя «ходи, болван» одним пальцем передвигал шашку.
Увидев Платона Ивановича, князь очень обрадовался.
— Наконец-то! Куда вас черти обоих занесли? Сказывали, ты уехал. Скучища у вас, братец, — сказал он и смешал шашки. — Да что с тобой, Платон Иванович? — спросил князь, заметив растерянный вид Чегорина.
Денщик догадался выйти, и Платон Иванович поведал все, чему свидетелем был.
Кусая ус, несколько минут молчал князь Андрей, раздумывая.
— Да ты не врешь ли с пьяных глаз? Ведь кпюкнули-то мы здорово, — спросил он.
Но когда Платон Иванович побожился и крест положил, то князь промолвил:
— Прежде всего, надо сохранить все в полной тайности, дабы не возбуждать лишних толков. Осмотреть весь дом и парк, и поискать князя и его русалку.
Накинув халат, видимо, более заинтересованный, чем напуганный, князь взял свечу и почти силой повел за собой трепещущего Платона Ивановича по темным коридорам во второй этаж, где находились кабинет и спальня Дмитрия Павловича.
Соблюдая большую осторожность, поднялись они по лестнице и, пройдя первую комнату, увидели свет, пробивавшийся в щели плотно запертой двери княжеского кабинета.
Князь Андрей попробовал было приложить глаз и ухо к щели, но ничего этим не достиг. Высунувшись в окошко, он заметил, что как раз против окон кабинета поднималась узкая лестница на чердак. Шторы же спустить Дмитрий Павлович, очевидно, забыл.
В ту же минуту князь Андрей решил воспользоваться удобной случайностью и выведать тайну странного происшествия.
На цыпочках спустились вниз, вышли в парк, и с легкостью кошки князь Андрей полез по лестнице.
Платон Иванович на это не решился и остался ожидать внизу, не переставая ни на минуту дрожать всем телом. Казалось ему, что, взобравшись наверх, погибнет и второй князь, и не избежать тогда ему, единственному свидетелю всех странных событий этой ночи, страшного обвинения в неведомом преступлении.
Взобравшись до окна кабинета, князь Андрей прежде всего увидел тонкий профиль своего кузена. Тот сидел в кресле у самого окна и, подперев голову рукой, смотрел в одну точку. Переведя взгляд в глубь комнаты, чуть было не свалился князь Андрей: на диване, куда так пристально и странно смотрел Дмитрий Павлович, лежало что-то белое.
Однако, не потеряв присутствия духа, князь Андрей, ухватившись левой рукой покрепче за перекладину, правой перекрестился и стал наблюдать.
Белое на диване пошевелилось, и, вглядевшись пристальней, опытным оком узнал князь Андрей несомненную женщину, лежащую на диване; из-под белой рубахи вовсе не хвост русалочий виднелся, а пара, как весьма точно разглядел наблюдатель, хорошеньких босых ножек.
«Эге, да тут не без Амура! Хорош наш тихоня!» — подумал князь Андрей и, вытянув шею, старался ничего из происходившего не пропустить.
А произошло вот что.
Женщина поднялась на диване, поправила распущенные волосы и, пошевелив рукой, видимо, произнесла что-то.
Дмитрий Павлович вдруг как ужаленный вскочил с кресла и, путаясь в полах своей хламиды, бросился бежать из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Женщина с изумлением посмотрела вслед беглецу и, закрыв лицо руками, не то заплакала, не тo заснула.
В эту минуту заплывший огарок, единственный освещавший кабинет, зачадил и погас к великой досаде князя Андрея, который уже с достаточной точностью успел разглядеть неведомую красавицу и сделать оценку ей весьма лестную.
Постояв еще у темного окно, потерял надежду увидеть что-нибудь и слыша снизу тревожный шепот Платона Ивановича, князь Андрей спустился наконец.
— Эх, ты, дурак, дурак, — только и ответил рассеянно на все расспросы Чегорина князь Андрей, весь поглощенный мыслями о виденном.
Потом, видимо, приняв какое-то решение, настойчиво приказал Платону Ивановичу убираться восвояси, чему тот был уже рад.
До глубокой ночи, посасывая свой черешневый чубук, проходил князь Андрей по своей комнате в густейших облаках дыма, пока так, с чубуком в руке, и не заснул, не раздеваясь.
IVНаутро князь Андрей не уехал, как предполагал это ранее. Сильно разбирало его любопытство разведать все подробности вчерашнего происшествия.
Узнав от слуг, что с раннего утра, как это и прежде часто бывало, Дмитрий Павлович со своими собаками ушел в лес, князь Андрей тщательно побрился и оделся.
Твердо решил он проникнуть в кабинет и поближе рассмотреть вчерашнюю таинственную гостью.
Поднявшись наверх и осмотрев осторожно обе двери, ведущие в кабинет, заметил он, что одна из них заперта изнутри. Тогда он решительно постучал и промолвил таким тоном, будто делал что-то нужное:
— Откройте, пожалуйста, это я.
Сначала на стук его никто не ответил, но после вторичного, более настойчивого, чуткое ухо различило некоторый шорох, а после третьего звякнул наконец ключ, повернутый в замке чьей-то робкой рукой.
Чтобы не испугать, князь помедлил секунду и наконец раскрыл дверь.
Посреди комнаты стояла незнакомка, на белую рубашку накинувшая какой-то плед.
Увидев не того, кого она, видимо, ожидала, она ахнула и сделала быстрое движение, как бы желая куда-нибудь скрыться, хотя это было бы бесполезно.
Притворив дверь, князь, Андрей сказал ласково:
— Простите, сударыня, если я своим непрошеным вторжением напугал вас. Но я все знаю, и поверьте, сердце мое разрывалось от желания помочь вам, так как, конечно, вы нуждаетесь в помощи. Ведь я все знаю.
— Вы все знаете, — стыдливо опустив голову, готовая заплакать, промолвила незнакомка. — Это была шутка, только шутка с моей стороны, и теперь я не знаю, что и делать.
— Прежде всего успокойтесь и вполне доверьтесь мне, — удваивая ласковость голоса и взглядов, ответил князь Андрей, который уж рассмотрел, что незнакомка отлично сложена, имеет миленькое личико и прелестные ножки, которые так соблазнительно выглядывали из-под рубашки.
— Мой брат, ведь Дмитрий Павлович — брат мой, поступает с вами жестоко. Не так ли? — делая несколько шагов к ней, сказал князь Андрей.
Часа два продолжался тайный разговор в кабинете, и когда князь Андрей наконец вышел, напевая что-то веселое, то приказал немедля запрягать лошадей в карету.
Странная торопливость, то что приказано было подать не к главному подъезду, а к садовой калитке, что провожать себя настрого князь запретил, — все это в ту минуту не обратило особенного внимания дворни, так как и без того все были взволнованы необычными обстоятельствами, о которых уже шел слух, хотя подлинно никто ничего не знал. Поэтому только дочь скотницы, девочка Клепка, видела, да и то издали, как быстро захлопнулась дверца кареты и помчались лошади с горы, подымая широкий столб пыли.
— Поди, поди! — крикнул форейтор, когда на повороте чуть не свалили они в канаву бричку, в которой сидели Осип Иванович и Чегорин, потерявший за это утро всякое подобие человеческое.
Дело было в том, что еще рано-рано, когда Платон Иванович почивал, получил он записку с просьбой немедля приехать к Кириковым.
Приехав, застал он картину необычайную. Марья Семеновна без чепца лежала на диване в гостиной и в голос выла. Осип Иванович ходил взад и вперед, заложив руки за спину. Прерывающимся голосом рассказал он страшную новость: Анета пропала, и сегодня пастух нашел барышнино платье на лугу около озера, подходящего к княжескому парку. Озерко было мелкое, и утонуть в нем было почти невозможно, к тому же все его прошли бродом с сетями и баграми и ничего не нашли.
Как только услышал Платон Иванович этот рассказ, так едва не сломал кресла, повалился и сделался столь багровым, что без ужаса смотреть на него было невозможно. Даже Марья Семеновна прекратила свой вой, села на диван и приказала басом:
— Трите же, дураки, ему виски, а то сейчас окачурится.
Осип Иванович, к которому тоже, вероятно, относилось приказание, вместе с лакеем Федором принялись тереть Чегорину не только виски, но и все другие части тела, пока тот не открыл глаза и не завопил:
— У него она, у него! Сам я, старый дурак, виноват!
— Спятил, — спокойно сказала Марья Семеновна, не без любопытства посматривая на странные ужимки, которыми сопровождал Платон Иванович свои восклицания.
Наконец, овладев своим волнением, сумел Платон Иванович вкратце рассказать все, чему был вчера свидетелем и значение чего только сейчас раскрылось ему.
— Негодяйка! — воскликнула Марья Семеновна, соскакивая с дивана. — Да и князь ваш хорош. Дворянских девиц укрывает! Я к губернатору поеду.
Долго изливалась неукротимая Марья Семеновна и под конец порешила: ехать сейчас же Осипу Ивановичу и Чегорину и немедля, пока скандал не распространился, потребовать выдачи племянницы.
