Олесь Бенюх - Подари себе рай (Действо 1)
- Георгий Валентинович недвусмысленно намекает, что я, что мы политические авантюристы. И обрекаем своими действиями рабочих на гибель. Дикая, бессмысленная, нет, не бессмысленная, а весьма продуманная, предательская галиматья. Мы еще с вами так и не сумели поговорить, товарищ Коба. А мне помнится, вы в Тифлисе в день объявления лживого царского манифеста на митинге призывали рабочих к вооружению.
- Похвально, - произнес сидевший за тем же столиком ивановский делегат Фрунзе.
- Не просто похвально, батенька! - воскликнул Ленин. - Политически зрело. Меньшевики со всей их теоретической трескотней или недоросли, или что вернее - прикидываются таковыми.
Он с удовольствием, зажмурившись, отпил из высокой кружки пенистого темного пива. Пожилой слепец, одетый в национальные финские одежды, заиграл на самодельной скрипочке что-то печальное, щемящее душу. К столику подошла статная девица в ярком сарафане, поставила дымящееся блюдо с жареной свининой и перловой кашей. Легонько толкнула Сталина плечиком и вдруг уселась к нему на колени. Он сконфузился и хотел было от нее освободиться, но Ленин тронул его успокоительно за локоть, сказал, добродушно смеясь:
- Видите, из всех нас (жест в сторону столиков, за которыми сидели делегаты) эта северная красавица выбрала единственного южанина. Зов крови! И в вас играют страсти ваших кавказских предков. Замечательно, товарищ Коба. И вовсе, абсолютно не зазорно. Лицемерие в вопросах морали - вот что пагубно, непростительно. В социалистическом завтра ему не будет места. Его, как и все прочие пороки, мы оставим буржуазии.
Мурлыкая что-то по-фински, девица пригладила пальчиком усы Сталина поцеловала его в губы. Фрунзе и Ленин захлопали в ладоши. Скрипач теперь самозабвенно наяривал "камаринского"...
Неужели с тех пор минуло двадцать пять лет? Вечность? Миг? Ему так реально, так живо представилась вся эта сцена. Кажется, протяни руку - и дотронешься до Ильича, до Фрунзе, до смазливой бедовой Христин... Время... оно словно обладает реальной материальной массой, вбирает в себя людей, города, государства. Не идеальное - теории, искусства, философии, все это передается следующим поколениям, нет - вполне материальное, осязаемое. Ужели этот английский фантазер-писатель окажется провидцем со своей "Машиной времени"? Ведь он же явно сел в лужу со своим лже-пророчеством "Россия во мгле". Прав оказался кремлевский мечтатель, а не лондонский оракул.
Раздевшись в маленькой прихожей, Сталин и Ворошилов вошли в гостиную и тотчас из кухни раздался голос Нади:
- Это ты, Иосиф?
- Мы с Климом.
- Очень кстати, - в переднике, разрумянившаяся, она стремительно вбежала, поцеловала мужа, чмокнула в щеку Ворошилова. - А мы с Яшей сациви и лобио готовим.
- Карский шашлычок, - добавил Яков из кухни.
- Хорошо, - одобрил Сталин. - А Светлана и Василий?
- Они давно спят, милый, уже скоро одиннадцать. Вы проходите в столовую, мы сейчас.
Умывшись горячей водой, Сталин открыл дверцы объемного шкафчика из темного дерева, висевшего на стене за буфетом.
- Кинзмараули из урожая одиннадцатого года, - сказал он, передавая одну за другой несколько темных пузатых бутылок Ворошилову. Бережно водрузив их на стол, тот спросил:
- Винцо знатное. Из Грузии?
- Нет, - Сталин улыбнулся, лаская взором матовые сосуды. - Это то немногое, что мы с удовольствием унаследовали от Николая II. Из императорских погребов. По личному разрешению Ильича.
Ворошилов весь исполнился благоговейного почтения: - Самого Ильича! Однако, про себя подумал: "Было бы разрешение, не было бы его вовсе, все одно, мы схарчили бы эти царские деликатесы за милую душу". Однажды Ленин в присутствии то ли Троцкого, то ли Каменева и Зиновьева сказал, что Сталин, будучи кавказцем, по закону гор не может обходиться без вина и поэтому ему позволяется пользоваться содержимым винных погребов свергнутого режима. Историю эту Клим слышал от Бонч-Бруевича давно. Но сейчас выслушал ее от Сталина с превеликим вниманием.
- Ты хоть и не кавказец, - Сталин откупорил бутылку, разлил по бокалам, любуясь бордово-кровавым цветом "божественного нектара", - но, как мой гость, тоже имеешь право. За дело Ильича!
- За дело Ильича!
Надя и Яков принесли блюда.
- Ты совершенно невозможный человек, - устало улыбаясь, сказала она мужу. - Никогда не подождешь, будто боишься, что тебя обопьют.
Стали бросил на жену сердитый взгляд:
- Вечно эти глупые упреки. Даже дома отдохнуть не дают.
Мелодично пропел дверной звонок.
- Кто бы это мог быть? - удивилась Надя.
- Это Лазарь. Я его вызвал в связи с завтрашним ленинским днем.
Яков быстро открыл дверь.
- Иосиф Виссарионович, Надежда Сергеевна! Я не слишком поздно? Каганович, держа в руках смушковую шапку, осторожно заглянул в столовую.
- Проходи к столу, - пригласил Сталин. - Ты как раз вовремя. Вот, Клим, кого тебе надо во главе военной разведки поставить. У Лазаря нюх безошибочный. Ни одного банкета не пропустит.
Разлив всем вино, он встал, поднес фужер жене, поцеловал ее, сказал мягко:
- Не сердись, Надюша. Нервы.
Ее глаза сверкнули благодарной радостью.
Теперь застолье потекло по накатанной колее. Хозяин подтрунивал беззлобно над Ворошиловым, тот - над Кагановичем. Надя умело сглаживала острые углы, Яков молча обслуживал отца и гостей.
- Прибегал сегодня Бухарин, - брезгливо поморщился Сталин. - Клялся, что он с "правыми" лишь потому, что хочет наставить их на путь истинный.
- Врет, как сивый мерин, - грохнул Каганович. - Его прихлебалы в университете такой хай по аграрному вопросу подняли - хоть стой, хоть падай!
- Небось, цитируют своего горе-теоретика - кулак, мол, сам "врастет" в социализм, - оторвался от шашлыка Ворошилов. Он хотел было крепко выругаться, но в столовую из кухни с очередной порцией еды вошла Аллилуева, и он, улыбнувшись ей, поднял бокал с вином:
- За хозяйку Кремля!
Сталину тост понравился. Однако, осушив свой фужер до дна и перевернув его и показав, что ни одна капля в нем не осталась, он сказал:
- Очень скромная хозяйка. Чересчур. Я сам уважаю скромность, но... Ты знаешь, Клим, на трамвае в свою Промакадемию ездит. Лазарь - отец города, он-то знает, как они перегружены.
- Только вчера этот вопрос стоял на повестке дня МГК, товарищ Сталин! - Каганович, разволновавшись, вскочил на ноги, пустой фужер его опрокинулся на стол. Сталин неторопливо поставил его на место, заметил, успокаивающе:
- Чего суетишься, Лазарь? Садись. Речь не о тебе, речь о скромности.
- Иосиф, мы же об этом договорились, - Аллилуева говорила резко, смотрела мужу в глаза. - В Академии я Надежда Аллилуева, рядовой член партии, рядовая слушательница. А то, что я жена вождя - это мое и твое личное дело. Что, не так?
Воцарилось молчание. "Вот бы все кремлевские жены были такими", восхищенно подумал Яков.
- Аскет она, как и ты, Иосиф, - уважительно проговорил Ворошилов. И вдруг сам испугался того, что сказал.
- Верно, - улыбнулся хозяин. - Два сапога - пара.
- В Академии почти никто и не знает, что я жена Сталина, - Аллилуева села рядом с мужем, ласково провела рукой по его седеющим прядям. - И это не сковывает людей в их поведении, высказываниях. Вы знаете, на днях мы дали "правым" настоящий бой. И победили. И на райконференцию выбрали преданных товарищей, и секретарем организации стал боевой парень.
- Кто такой? - заинтересовался Сталин.
- Никита Хрущев.
- Хрущев... Хрущ... - задумчиво протянул он.
- Кто он по национальности?
- По рождению русский, - поспешил вмешаться Каганович. - По воспитанию и духу - хохол.
- Это его статья была недавно в "Правде"?
- Да, Иосиф Виссарионович, - кивнул Каганович и в очередной раз поразился редкостной памяти вождя. - Я его еще по работе на Украине знаю.
- Да? - Сталин понюхал пробку вновь открытой бутылки, медленно, сосредоточенно разлил вино по бокалам. Спросил, пытливо глядя на Кагановича:
- Я знаю твое чутье на людей. Какая, по-твоему, главная черта этого нового секретаря Промакадемии ... Хруща?
- Преданность, - не раздумывая, твердо сказал Каганович.
- Редкое качество. Редкое и потому ценное, - Сталин помолчал, тщательно разжевал крупную виноградину. И, посмотрев по очереди на Ворошилова, Якова, Надю, остановил тяжелый взгляд на Кагановиче: - А как у тебя с преданностью?
Тот вздрогнул, как-то съежился, подскочил к Сталину, стал на колено, схватил его руку и, глядя при этом ему в глаза, приник к ней губами. Помедлив, Сталин вырвал руку, легонько оттолкнул Кагановича, смущенно сказал:
- Верю. Только это ни к чему. Я не патриарх.
- Вы больше, чем патриарх! - возвратившись на свое место воскликнул Каганович. И, подняв бокал, провозгласил: - За вождя, учителя, отца, Иосифа Виссарионовича Сталина!
Надя, не сказав ни слова, выскочила на кухню. Яков, собрав грязные тарелки, последовал за ней. Ворошилов встал, прокашлялся: