Сулейман Велиев - Триглав, Триглав
Аниту поначалу удивляли его слова. Многое в них было неясно ей, но позднее она стала все понимать. Чего проще: старый горняк добывал горы серебра, но не мог купить дочери даже серебряный медальон!
Позднее особым смыслом наполнилась для нее народная песня:
Лепа наша домовина,
Нема круха, нема вина!*.
______________
* Прекрасна наша родина, да нет у нас ни хлеба, ни вина (словенск).
С первых же дней войны горе свалилось на семью Аниты. Сначала фашисты расстреляли отца - за то, что он скрывал в своем доме коммуниста... Потом арестовали и выслали неизвестно куда всех трех братьев. Не выдержав таких испытаний, умерла мать. И даже после этого осиротевшей Аните фашисты не давали покоя. Несмотря на потрясения, пережитые ею, природная живость сквозила в ее движениях, жестах и особенно в глазах - синих, чистых, глубоких, как небо. Алые губы придавали особую прелесть ее лицу, смелые брови делали его еще более выразительным; от природы у нее была величавая походка.
Повзрослев, Анита стала красавицей. Только не ко времени расцвела девушка. Всюду - враги, и красота теперь была настоящим несчастьем. Подруги советовали Аните: увидишь фашиста, придай лицу как можно больше суровости, закрывайся. И Анита, чтобы казаться некрасивой, носила тряпье, сутулилась, как старушка. Но разве не правда, что уродство скрыть можно, а красоту никогда? Стройная девушка не могла сойти за горбунью, и, приглядевшись к ней, один фашистский офицер прямо сказал: "Если подружишься со мной, никто больше не будет тебя беспокоить". Анита, кипя от негодования, но внешне спокойная, ответила уклончиво. Ведь будет хуже, если грубо оттолкнуть. Она надеялась как-нибудь выпутаться из создавшегося положения, и было очень важно выиграть время.
Да, действительно, все, кроме этого непрошеного кавалера, оставили ее в покое, но от него не было спасения. Он следил за каждым ее шагом, настойчиво и методично добивался сближения, оказывая ей всяческое внимание.
Разговаривая с ним, Анита опускала глаза, и он не видел, какой гнев загорался в них.
Как-то вечером он пожаловал к ней домой. Анита не только не высказала недовольства, но даже предложила ему поужинать. Офицер так обрадовался, что решил, будто девушка сдалась, и налег на еду и вино. Все чаще, перестав жевать, бросал он на Аниту похотливые взгляды. Вино оказалось крепкое, он быстро захмелел и не заметил, когда Анита подошла к нему сзади, держа в руках топор...
Не взглянув на убитого фашиста, она ушла из дому, чтобы больше туда не возвращаться.
Через несколько недель земляки узнали, что она пробралась к партизанам.
В партизанском отряде Анита стала медсестрой. Здесь и свела ее военная судьба с Асланом. Очень просто они познакомились. Увидев как-то около медпункта высокого черноволосого человека, она спросила:
- Что вы ищете?
- До ве Виа аморе?*- дерзко, глядя ей в лицо, сказал он.
______________
* До ве Виа аморе? - Где Улица любви? - Обычный вопрос желающих познакомиться с девушкой (ит.).
Анита невольно улыбнулась: такая смелость со стороны человека, только что появившегося в партизанском отряде, удивила ее и вместе с тем, что греха таить, понравилась ей.
- Это и есть Улица любви, а Дом любви - здесь, - ответила она в тон ему, показывая на палатку медпункта. Не выдержав, она засмеялась. - Однако редко кто сюда идет по своей воле.
- А я очень рад... Меня направили сюда на прививку... Вы будете колоть? Хорошо!
- А чего хорошего?
- Как чего? Если вы... Да от вас я все стерплю... Тем более что вы похожи на одну девушку... А может быть, это вы и есть?..
- О какой девушке вы говорите?
- Я видел ее лишь один раз. Когда был в лагере... Я слышал часто... Она так пела "Маму"! Когда я слышу эту песню, всегда ее вспоминаю.
- Значит, вы влюблены в эту девушку?
- Немного. Прошу вас, признайтесь, не вы ли это были?
Анита отрицательно покачала головой.
- У нее были такие же волосы, как у вас...
- В нашем городе у половины девушек русые волосы.
- Тогда спойте "Маму", и я узнаю, кто пел тогда, - шутливо настаивал Аслан.
- А вы забавны, - засмеялась Анита.
- Если так, давайте знакомиться. Аслан.
- Анита.
- Анита?
- Да. Чему вы удивляетесь?
- Красивое имя...
- С этим именем у вас связаны приятные воспоминания?
- Анита - имя известное. Анитой звали жену Гарибальди.
- О, вам известно это?
- Конечно. - Аслан незаметно для себя отбросил шутливый тон. - У нас знают и любят народного героя Италии. Мы с детства слышали и читали о нем, имя его произносим с почтением. Знают у нас и о его верной и храброй подруге...
Анита улыбнулась, прищурив глаза. Ее обрадовало, что разговор перешел на серьезную тему. О, этот Аслан кое-что знает!
- Италия - удивительная страна. Она всегда вызывала симпатии. И наш народ всегда получал поддержку и помощь других народов. Мы помним о русской женщине Толиверовой.
- Той, которая помогла бежать из тюрьмы адъютанту Гарибальди Кастелацци? - подхватил Аслан. - Гарибальди ценил эту отважную женщину... А вы знаете, что знаменитый русский географ Мечников был его адъютантом? Что его другом был русский писатель Герцен? Что его очень уважали Чернышевский и Добролюбов? Что имя Гарибальди вошло в лучшие советские книги? Хотите, я вам обо всем расскажу?
- Ваша осведомленность меня изумляет. У вас замечательная память. И вы неплохо научились говорить по-итальянски...
Аслан улыбнулся:
- Жизнь всему научит.
- Какой язык для вас легче - немецкий или итальянский?
- Как видите, и по-итальянски я говорю неважно.
- Однако мысли свои вполне можете выражать.
- Очень приблизительно, - усмехнулся Аслан. - И в такой же степени я знаю немецкий. Но у немцев мы научились сперва таким словам, как "эссен" и "тринкен"* - так требовала жизнь, а в вашей стране мы услышали "аморе"**...
______________
* Эссен - есть, тринкен - пить (нем.).
** Аморе - любовь (ит.).
Анита засмеялась.
- Здешние девушки обворожительны, - добавил Аслан.
- А вы хитрец: ловко перевели разговор на любовь.
- С этого следовало начать. Без любви жизнь лишена всякого смысла.
Долго еще беседовали они тогда то в полушутливом, то в серьезном тоне.
Так началось их знакомство. С того дня Аслан всем сердцем потянулся к Аните. Они стали часто встречаться. Аните - первому на свете человеку Аслан рассказывал о том, что пришлось ему пережить... О военнопленных, о товарищах, о побеге.
О лагере Анита сама расспрашивала довольно часто: ее интерес к лагерной жизни был не случаен, она надеялась узнать о братьях.
Анита доходила в своих расспросах до мелочей. Однажды она поинтересовалась, как кормили пленных.
- Кормили! Смешные вещи вы говорите, Анита, - усмехнулся Аслан. - Слово "кормили" не подходит к этому случаю. Нам бросали что-нибудь, как собакам. Пленным предоставлялось право самим делить между собой эти жалкие крохи. Как это происходило? А вот так. Скажем, буханка хлеба - не русская, немецкая буханка - выдавалась на пятерых. Кто-нибудь из них резал ее на ровные куски. Были разные способы: отмеряли дольки ниткой, палочкой; под наблюдением голодных товарищей один из пленных священнодействовал вокруг этой несчастной буханочки... Затем пленные садились в круг, один из пятерых отворачивался, а другой, указывая на кусок, спрашивал: "Кому?" Отвернувшийся наугад говорил: "Самеду... Мамеду... Петру... Мне... Тебе". Тут уж никто не обижался, что дележ произведен не так. После раздачи хлеба охранник объявлял: "Сейчас получите суп!" Мгновенно выстраивалась очередь... Повар, не глядя, плескал в котелки - кому жижу, кому гущу... Счастливчики, благословляя удачу, торопились съесть свою порцию... В первые дни, например, удача выпадала тому, у кого сохранился котелок. У многих, конечно, котелков не было... Раз останешься голодным, два - начнешь думать, где взять посудину. Нет ее подставляешь пилотку... Получил свою порцию - вылетай из очереди; зазевался или замешкался - повар тебе половником по башке, а охранник - дубинкой... А суп варили разнообразный: кислая капуста и вода, мерзлый картофель и вода, свекла и вода... Воды особенно много было...
- Да, - тихо проговорила Анита и подумала о братьях. - Плен, пожалуй, горше тюрьмы.
- Плен - это самое страшное на свете!
- Но какое терпение у людей! - вздохнула девушка. - Выжить в таком аду...
- Человек терпелив. Люди, которые раньше не могли и трех дней прожить, чтобы не искупаться, в лагере месяцами не мылись, завшивели, а терпели. Человек - существо удивительное, в трудных условиях приспосабливается ко всему. Даже иногда болеть перестает. Я знаю людей, которые имели катар желудка. Пища, подобная лагерной, убила бы их непременно. А вот не умерли же, выдержали... Что причиной тому? Я думаю, мы все давно были бы на том свете, если бы только терпели. Мы надеялись, и надежда поддерживала нас. Мы верили, мы искали случай вырваться из неволи и попасть к своим... Мы старались не делать ничего такого, что могло пойти на пользу врагам. Были очень осторожны - горький опыт не прошел даром. Когда фашисты спрашивали нас о военных специальностях, они никогда не получали верных ответов. Чтобы не выдать военную тайну, мы прикидывались, что ничего не знаем. Не помогало врали. Не помогало и это - молчали. Поступали, как учит пословица: "Если спросят, видел ли верблюда, ответь, что и следов его не видывал". И вот, бывало, выстраивают нас на плацу. Объявляют: строевикам остаться на месте, поварам - выйти. Весь строй выходит вперед. Комендант орет: "Значит, среди вас нет ни одного строевика? И мы воевали с одними поварами? Ну хорошо, это вам дорого обойдется". И два дня держит нас голодными. Но никто не отступает от своего... Да, ко многому привыкли мы в лагере, лишь к одному не могли привыкнуть - к мысли, что мы в плену...
