Пауль Куусберг - В разгаре лета
- Доброе утро, доктор.
Врач повторил еще тише и еще настойчивее:
- Да, вы должны немедленно скрыться, Элиас счастливо улыбнулся:
- Не хихикайте, - чуть ли не злобно выпалил Хорманд. - Я желаю вам только добра. Сегодня ночью за вами приходили.
Элиас по-прежнему ничего не понимал. Тогда доктор объяснил:
- Подъехали к дому на грузовике. Наверх поднялись трое, четвертый остался караулить внизу. Один - в милицейской форме, остальные - в штатском. Стучали тут, гремели, мы уже решили, что они взломают вашу дверь. Потом явились к нам. Спросили, проживает ли в пятой квартире Элиас Эн-дель, сын Юри, по профессии инженер. Нам ничего не оставалось, как ответить, да, проживает. Я не знал, дома вы или нет, но на всякий случай сказал, что видел, как вы вечером выходили. Они посовещались друг с другом, побарабанили еще кулаками в дверь - я все боялся, как бы не вломились. Но наконец все же ушли. Однако могут вернуться с минуты на минуту.
Врач выпалил все это залпом. Элиас не прерывал его. Он так ничего толком и не понял, кроме того, что врач взбудоражен до крайности.
- Сегодня ночью арестовывали людей.
Эти слова доктор Хорманд опять произнес шепотом. Тогда Элиас спросил.
- Вы, значит, полагаете, что меня собирались... арестовать?
- Вот-вот! Вы должны немедленно исчезнуть. Упакуйте все самое необходимое и уезжайте.
Доктор Хорманд никогда не нравился Элиасу. Этот пожилой и сверхвоспитанный барин казался ему величайшим лицемером. Элиасу случалось слышать, как он превозносил новую власть и столь же словоохотливо изливал на нее яд. А каких он держался мыслей на самом деле, понять было трудно. Видимо, он все же проклинал коммунистов, не очень-то одобрявших частную практику. Но утром четырнадцатого июня врач явно не притворялся. От внимания Элиаса не ускользнуло, что Хорманд прямо-таки истекал злобой. Он брызгал желчью, не сдерживаясь, л это вызвало у Элиаса чувство протеста. Несмотря на то, что его пришли предостеречь.
Лишь потом Элиас полностью осознал, что означали слова Хорманда. Если бы вместо врача к нему пришел кто-нибудь другой, Элиас, возможно, повел бы себя совершенно иначе. А теперь он сказал сухо и холодно:
- Благодарю вас. Это недоразумение. Хорманд уставился на него недоверчиво:
- Недоразумение?
И было видно, как он разозлен. Врач прямо-таки вскипел от ярости. Он впился взглядом в Элиаса, но тот не отвел глаз в сторону. И вдруг врач весь как-то обмяк и промямлил:
- Недоразумение? В таком случае меня,,, здесь не было.
Элиас и на это ничего не сказал.
И врач ушел, кинув напоследок растерянный взгляд через плечо.
Сперва Элиас послонялся по комнате. Потом выглянул из-за штор в окно и тут же высмеял себя. "Я ничуть не лучше Хорманда, - сказал он себе. - Чего мне бояться?"
В самом деле, кого или чего ему бояться? Того, что за ним придут? Но за что его могут арестовать? Нет же никакого основания. Ни малейшего.
Так он рассуждал про себя.
Он действительно пытался убедить себя в том, что все это недоразумение. Он даже сумел успокоить себя настолько, что быстренько побрился и начал собираться на работу.
Первым, кого он встретил в главной конторе, был Аксель Руутхольм. Директор был небрит, выглядел усталым, невыспавшимся. Он как-то странно посмотрел на Элиаса и сказал:
- Не надеялся, что вы придете сюда сегодня. Слова эти неприятно поразили инженера. Он тотчас
ощутил какую-то связь между ними и предостережением доктора Хорманда. С принужденной улыбкой он спросил, с какой стати он мог сегодня не прийти на работу.
Новый вопрос директора ошеломил его еще сильнее:
- Где вы были ночью?
Растерянность Элиаса была так велика, что он даже покраснел.
- У своей... будущей жены, - признался он. И, несколько собравшись, добавил:
- Вы прямо-таки допрашиваете меня.
- Вам известно, - спросил тогда Руутхольм, - что ночью вас собирались задержать?
Элиас честно признался:
- Известно.
- И, несмотря на это, вы пришли?
Элиас услышал в голосе Руутхольма не только удивление, но и сочувствие. И ответил:
- Это, наверное, недоразумение.
Руутхольм внимательно посмотрел на него и сказал:
- Сегодня ночью из города вывозили тех, кого считают врагами советской власти. - И, слегка поколебавшись, откровенно выложил: - Вас не застали дома.
Эти слова окончательно выбили Элиаса из колеи. От растерянности он не знал, что сказать.
- Так что же... мне делать? - спросил он в конце концов.
- Продолжайте спокойно работать, - посоветовал директор.
Элиас понял, что Руутхольм доверяет ему. С этим чувством он и покинул директора,
На работе он все-таки не остался.
Он, правда, вышел из главной конторы с твердым намерением отправиться на Ласнамяэ, где строительство выбилось из графика. Но по пути туда встретился со своим хорошим знакомым, архитектором Кюльметом, который с места в карьер спросил его:
- Уже слыхал?
Элиас сразу понял, что Кюльмет говорит о высылке, и кивнул.
Кюльмет принялся подробно и пространно рассказывать.
- Увезли архитектора Виллемсона и инженера Кумминга. Твой бывший шеф, замминистра Рюттман, тоже арестован. В следующую ночь могут прийти и за мной.
Элиасу хватило самообладания, чтобы спросить:
- Чего ты боишься? Тут Кюльмет взорвался:
- Мужа моей, сестры, учителя, тоже в эту ночь забрали. За то, что состоял в Кайтселийте. Но ты же знаешь, что сельскому учителю было очень трудно отвертеться от вступления в Кайтселийт. Сестра позвонила мне, просит, чтобы я что-то предпринял, но чем я могу помочь? Со мной самим может случиться то же самое.
У каждого из нас найдется в прошлом что-нибудь сомнительное. Еще мальчишкой я участвовал в освободительной войне*, ты служил в министерстве дорог...
* Так буржуазные историки называли войну против Красной гвардии.
Этот разговор очень сильно повлиял на Элиаса. Вместо того чтобы поехать на Ласнамяэ, он принялся бесцельно блуждать по городу.
Вечером он навестил Ирью.
Рядом с ней все страхи куда-то улетучились. До Ирьи - Элиас сразу это понял - еще не дошли слухи о том, что его должны были арестовать. А сам он не стал ничего рассказывать. Зачем пугать ее и портить себе короткие минуты счастья? В поведении Элиаса было столько нежности и одухотворенности, что Ирья окончательно преодолела свою застенчивость. Тетка Ирьи, у которой она жила, ушла из дома, и им не надо было обуздывать свои чувства.
Но утром Элиасом опять овладел страх. Рядом с ним беззаботно спала Ирья, прикрывшаяся одеялом лишь наполовину. В открытом окне светилась дивная заря раннего лета. И, скользнув "взглядом по голым женским плечам, Элиас с болью осознал, что если он уедет из Таллина, то никогда больше не увидит Ирью. И навсегда потеряет то большое и единственное, что едва обрел. Смутное предчувствие все увеличивалось, все разрасталось, пока не погребло под собой все остальное.
Ирья проснулась очень рано. Часы еще не пробили шесть.
- Ты так и не спал? - удивилась Ирья.
- Спал, - решил не огорчать ее Элиас. - Только сейчас проснулся.
И начал целовать ее.
Подсознательная боязнь того, что они, возможно, больше не увидятся, желание оттянуть, хоть на несколько мгновений, их расставание и полностью забыться - все это, наверное, проявилось и в его Ласках, потому что и Ирья отвечала на них совсем не так, как прежде.
Сейчас, в Вали, Элиас больше всего жалел о том, что не рассказал Ирье об угрожавшей ему опасности. Он не видел больше никакой возможности вновь завоевать доверие Ирьи. Конечно же она обо всем уже знает и старается вырвать его из своей памяти.
Да, он жалел, что не сказал Ирье правду. Что уклонился от ответа на ее прямой вопрос, лишь пробормотал что-то насчет временных неприятностей и сбежал. Сбежал, как трус. Он хотел пощадить ее, но хороша пощада, если теперь ей приходится слышать, что он скрылся неизвестно куда. На работу не ходит, и еще милиция его ищет... И если Ирья сейчас думает о нем самое плохое, так виноват лишь он сам. Да и что ей остается, кроме как считать его проходимцем? Обыкновенным проходимцем.
Он испытывал мучительную тоску по Ирье. В ее присутствии - так ему казалось - было бы легче перенести эту неопределенность в отношении того, что с ним может случиться. Ирья сказала бы ему то же самое, что и Руутхольм, Элиас не сомневался в этом: "Спокойно продолжай работать". Нет, пожалуй, Ирья посоветовала бы ему вести себя еще более мужественно. Скажем, пойти и объяснить, как обстоит дело. Это было бы в сто раз честнее и мужественнее, чем так наивно давать стрекача.
Дни, которые Эндель Элиас провел на хуторе у зятя, не были легкими. С виду Элиас держался спокойно, бывал временами даже весел, на самом же деле ему было очень не по себе.
Ойдекопп повадился вести с ним беседы. Приходил он большей частью в сумерках, и Элиас догадался, что Ойдекопп человек осторожный, избегающий посторонних глаз. Ойдекопп знал, что Элиас бежал из Таллина, н не делал секрета из того, что и сам он скрывается.
