Сергей Каледин - Смиренное кладбище
- Не мелко, сынок? - спросила старуха.
- Как положено, мамаша, по норме.
- Ну-ну, хорошо, милый, закапывайте.
Закапывать - своя наука. Первое: нельзя, чтоб штык на штык шел, - руку секануть можно. Да и ноги товарища в земле не заметишь - в кость засадишь. Второе: все в свое место кидают. Один подбой швыром заваливает, другой - как веслом на плоскодонке - греб под себя делает, третий - свою землю с чужих холмов и с дорожки к могиле скучивает.
- Живые цветы давайте. Корзины давайте... Венки потом. Тюльпаны сюда давайте! - Молчок взял тугой букет гладиолусов, положил на землю и, прижав сапогом, отхватил концы сантиметров на двадцать, чуть не до цветов.
- Зачем это? - ахнула бабка.
- А чтоб у них ноги не выросли... Пьянь с могил цветы собирает - да на базар. А куцые кому они нужны?.. Глядишь, и полежат. На девятый придете приятно, спасибо скажете.
- Хорошо, хорошо, сынок. А я-то, дура старая, думаю, чего он цветы портит...
- Теперь венки давайте.
Венки Молчок составил шалашиком над холмом. Осмотрел все по-хозяйски, отошел в сторону.
Главная женщина пододвинулась к Мишке, стоявшему к ней ближе всех, и сунула ему свернутые трубочкой деньги.
- Бригадиру, мамаша. Вот ему... - Мишка указал на невозмутимого Молчка. Женщина подошла к Молчку.
Следующий был военный. Вояк хоронить не любили: трескотни много, а толку чуть - не раскошеливаются.
И при жизни холява сплошняком: одежда бесплатно и харч, и здесь то же самое... Их не родственники, а армия хоронит. Родственники по команде слушаются распорядителя - с повязкой и тоже военного. И плачут по команде, и прощаются. И не дай Бог, сомнут порядок, черед нарушат: который с повязкой рычит, как некормленый.
Сегодня хоронили капитана. Он и по армии капитан, и капитан команды. Хоккеист из ЦСКА.
Молчок его фамилию помнил по тем временам. Смотрел его на "Динамо". Не Майоров, конечно, но тоже дай Бог играл. И жена у него молодая.
Впереди фотографию понесли, в уголке черной лентой перехваченную. Потом - на красных подушечках - медали, немного, правда, капитан-то молодой был. Крышку с приколоченной сверху через козырек фурой.
Потом капитана товарищи понесли. Жену его под руки вели, родственники, еще народ, военные в основном, оркестр сзади тоже из солдатиков. Здешних не берут, платить надо, они опять на холяву. Солдатикам - им чего не играть?.. Правда, играют они плохо. До лабухов-то им далеко. Те - хоть и тепленькие, а музыку ведут плавно, без дерготни. Понятно почему: солдатики сегодня на похоронах - а завтра на танцах дуют, а эти, краснорожие, всю дорогу жмуров работают. Наблатыкались.
Процессия медленно текла на девятый участок. У женщин получалось медленно, а мужики - видно было - тормозили себя, и скорбный шаг у них смешно выходил.
На девятом участке, метрах в десяти от могилы, давно уже перетаптывались автоматчики из комендатуры - стрелять холостыми. После гимна.
- Воробей! - крикнул Стасик, остановившись неподалеку.
Мишка остановился. Воробей, раздраженно прищурясь, как всегда, когда недослышивал, рявкнул:
- Чего?!
- Тебя зовет.
-- Чего там? - крикнул Воробей Молчку и обернулся к Мишке: - Иди докрашивай, я сейчас. Воробья не было долго.
Мишка докрасил ограду, сбегал в сарай за шарами - забить в стойки, когда показался Воробей.
Воробей шел медленно, палец во рту - драл ноготь.
- Тебя сейчас урыть? - прохрипел он, входя в ограду. - Или завтра? Когда ребята сойдутся?
Мишка шагнул назад, опрокинул ведро с краской.
- Смотри под ноги, сука! - заорал Воробей. - Ты сколько, сука, мне за отпуск "прислал", а? Полтинник!.. А Стас говорит, клиент пер с утра до ночи!.. Смеется, говорит, Воробей, над тобой твой студент... А?!.. Над Воробьем хохочешь?!..
Желтые зубы Воробья скрипели, глаза шарили по земле. Мишка увидел на земле кувалду - осаживать ограду. "Все", - пронеслось в голове. Вцепился в липкую от краски решетку.
Воробей шагнул вбок, нагнулся... Мишка скачками вылетел за ограду и в сапогах, неподъемных от налипшей на краску грязи, понесся к церкви, к выходу...
11
- Хоздвор, часовня... В контору! Всех собрать! Через пять минут кого нет - уволю!
Петрович носился по кладбищу, собирая попрятавшийся по сараям штат. Кинутый на плечи, как бурка, плащ не поспевал за его бегущими ногами, косо свистел сзади.
Но уволить он уже никого не мог. Припух Петрович.
Вышло вот что.
Месяц назад в кабинет заведующего зашел солидный южного типа мужчина со свидетельством о смерти брата. Он просил захоронить брата в родственную могилу и выложил перед Петровичем заявление, заполненное по всей форме. Удостоверения на могилу у него не было. Стали искать по регистрационной книге: тоже пусто. Однако южанин уговорил Петровича "своими глазами смотреть могилу". Петрович согласился.
Южанин привел его к "декабристам" и ткнул пальцем в стертый холмик: "Суда хочу!" Петрович удивленно посмотрел на мужчину: в своем ли уме?
Южанин оказался вполне.
Они вернулись в контору и заперлись в кабинете. Петрович согласился "в порядке исключения" и велел Воробью быть в семь без опоздания.
Воробей перед прокуратурой раскрыл бесхоз, могила получилась лучше новой. Захоронили, как положено по-южному: до глубокой темноты над кладбищем носились стоны, играли гортанные незнакомые инструменты, бил длинный, непохожий на обыкновенный барабан...
Все бы ничего, да бесхоз этот три года назад - в юбилей декабристов Управление культуры наметило к сносу. А на месте бесхоза - ступеньки к "декабристам" проложить как часть мемориала. Да беда-то в том, что Петрович тогда здесь еще не работал. Другой работал, которого посадили. И знать ничего Петрович не знал насчет ступенек.
И теперь закрутилась вся эта катавасия.
Петрович бросился уламывать верха. Уломал: дело кончилось увольнением "без права работы в системе похоронного обслуживания". Без суда.
Заслушивать сообщение замуправляющего трестом он и созывал свой бывший штат.
- Тебя что - не касается? - Петрович рванул дверь сарая. - В контору живо!..
- Чего орешь?.. - Воробей сидел в глубине сарая, не зажигая света. Разорался...
- Иди, Леш... Носенко приехал.
- Ладно, приду.
Воробей ждал Мишку. Понимал, что тот больше не придет, а все-таки ждал.
Он прикрыл дверь сарая: успеется. Закурил. Посидел минут двадцать.
За дверью послышались шаги.
"Пришел". Воробей дернулся открыть дверь, но заставил себя сесть.
Дверь распахнулась. На пороге стоял запыхавшийся Кутя.
- Ты чего не идешь? Петрович за тобой послал.
- Пошел он!.. Скажи: голова болит...
- Ну, смотри, Леш. Болит - не ходи, не война... А чего тебя утром не было?
- На электричку опоздал.
-- Тут студент твой был...
Воробей подался вперед.
- Ключ занес от сарая. Ты чего, Леш? А, Леш? Башка?.. Ну сиди, сиди! Я побег...
- Погодь, Кутя. - Воробей тяжело поднялся с табуретки. - Вместе пойдем.
...Штат расселся, кто где: на подоконниках, на стульях. Финн затиснулся в уголке на пол.
- Контору на ключ! Никого не пускать! - Носенко, замуправляющего, перебирал взглядом притихшую бригаду. - С ним ясно, - он мотнул головой в сторону Петровича, - а вот с вами? Кто бесхоз долбал?!
- Какой бесхоз? - невинно всунулся Охапыч в надежде обернуть разговор в болтовню.
- Молчать! Думаете, я с выговором, а вы спокойно жрать будете? На кошлах моих... - Носенко постучал себя по плечам, - проедете! Хрен в сумку! Кто бесхоз расковырял?! Ну?! Заявления сюда! - не оборачиваясь, рявкнул он поникшему сзади Петровичу. - Не понял? Те, по собственному. Ну?
Петрович нырнул в кабинет.
- Минуту даю. Не скажете, половину увольняю! Он засек время. В стекло билась муха, других звуков не было.
- Так, минута... - Носенко надел очки и протянул руку назад, не оборачиваясь, к Петровичу: - Первое давай сверху.
Тот протянул листик с неровным обрывом.
- Охапов, - прочел Носенко и поставил на заявлении сегодняшнее число. Та-а-ак, уволен.
- Чего я! - взвился Охапыч, - бесхоз не мой...
- Молчать! Следующего! Новиков...
- Меня-то за что? - задергался на полу Финн. - За Гарика таскали. Теперь за бесхоз чужой отдуваться, я жаловаться буду...
- Кому, финнам? - Охапыч глядел на него с брезгливой тоской. - Тихо будь. Сопли жуй!
- Раевский.
- Ну, суки, узнаю, кто бесхоз сломал!.. - Раевский отомкнул замок и вышел, хлопнув дверью.
Носенко взял следующее заявление. Воробей следил за его губами.
- Ве-ли-канов. - Носенко разбирал Кутину фамилию. Кутя беспомощно тыркнулся в углу на табуретке, открыл рот, но ничего не сказал. Воробей шагнул вперед.
- Это... Он ветеран...
- Тебя забыли спросить! - рявкнул Носенко. - Это еще что за чмо?
-- Тут у нас один... - промямлил Петрович. - Куда лезешь? - обернулся он к Воробью. - Заступник! Сидишь - сиди, пока не спрашивают. Знаю я вас, герои...
Воробей посмотрел на него:
- Я бесхоз копал.
Носенко обернулся к нему, потом к Петровичу:
