Якуб Колас - На росстанях
- Знаю, мой друже Янка, - сказал в заключение Андрей, - правда, прикрытая дерюжкой, интереснее, чем голая правда. И мне кажется, что ты даже разочарован историей "Кудесника". Наша репетиция не пропала даром.
Янка сказал в восхищении:
- "Кудесник", ты хитрый старик!
XXVII
Андрей и Янка обосновались на некоторое время на просторном гумне дяди Мартина. Если бы заполнить это гумно доверху хлебом и сеном, добра хватило бы на три таких хозяйства. В одном из углов лежала довольно большая куча прошлогодней соломы, изгрызенной мышами. Там, разостлав дерюгу и накрывшись домотканым одеялом, друзья спали крепким крестьянским сном.
Гумна нарочно строились так, чтобы в них имел свободный доступ наружный воздух, поэтому в стенах гумен и над широкими воротами вдоль всей стрехи обычно было много щелей. С двух сторон под крышей были даже парные оконца без стекла, через которые влетали и вылетали ласточки - они очень любят гнездиться на гумнах. Надо заметить, однако, что щели на гумнах оставлялись с таким расчетом, чтобы в них не засекал дождь, а зимой ветер не нагонял снега.
Всходило солнце. Пробуждалось ясное летнее утро. Тысячи щелей и дырочек загорались на солнце, и все гумно наливалось сверкающими потоками света, блестело, жило и сияло в золотых лучах.
- Убей меня гром, если что-нибудь подобное видел когда-нибудь царь, сказал, пробудившись, Янка и залюбовался лентами ярких лучей, в которых носились мириады пылинок. - Ты слышишь, что я тебе говорю? - спросил он, не услыхав ответа приятеля.
Андрей наблюдал, как над гнездами трепетали легонькими крылышками юркие ласточки и мирно щебетали.
- Знаешь ли, Янка, я никогда не видел, чтобы ласточки дрались между собой, - заметил он, пропустив мимо ушей слова друга - он просто не слыхал их.
- Славные птушенции! - подхватил Янка. - Когда они начнут щебетать над гнездом, я вспоминаю молодиц, которые соберутся порой с ведрами возле колодца и на все голоса разливаются.
На гумно долетали привычные отзвуки трудового крестьянского дня. Несколько раз стукнула дверь в хате, скрипнули ворота в хлеве - это мать пошла доить корову. Вот заскрипел журавль над колодцем. Немного спустя застучал секач в корыте - готовился завтрак свиньям. Затем послышался недовольный голос Юзика, другого брата Андрея, - он выгонял на пастбище скотину, недоспал, был сердит и свою злость вымещал на коровах. Дядька Мартин остановил Юзика также сердитым окриком:
- Что ты хлещешь кнутом корову? Что она тебе сделала? Вот возьму этот кнут да хлестну по твоей спине.
Юзик молчал, пока двор не остался позади, а потом огрызнулся:
- Не достанешь, руки коротки! А кнут - вот он, в моих руках.
- Гляди, Дюбок, чтоб он не очутился в моих руках!
Дядька Мартин сидел на толстом полене и отбивал косу. Однообразный стук молотка по железной бабке, вбитой в колодку, вторил утренним звукам, разносившимся по двору. Ко всем прежним звукам сейчас присоединялось пение горластого петуха.
Лобанович вспомнил, какая сейчас горячая пора: дядя Мартин ладил косу, приближалось время косьбы. Нужно было торопиться: ведь если русиновцы скосят свои полосы, то они сразу же и лошадей пустят на скошенный луг, и если останутся там две полоски луга дяди Мартина, их потравят, потопчут кони. Совесть Лобановича говорила - надо помочь Мартину.
Друзья лежали молча. Каждый думал свое. И вдруг Лобанович прервал молчание.
- Знаешь, Янка, какой афоризм скажу я тебе?
- А ну! - оживился Янка, словно очнувшись.
- Всему на свете есть конец, - торжественно промолвил Андрей.
- Это правда, как правда и то, что если человек голоден, то он хочет есть, - подпустил "жука" Янка.
- А если правда, то довольно нам лежать, давай подниматься.
- Вставание не стоит такого "афоризма", - все еще шутил Янка, но вылез из-под одеяла и сел на соломе. - И хорошо же спать здесь! Не спишь, а божественный напиток пьешь!
- Гумно - это дача на даче, рай, который не снился Адаму и Еве.
Друзья быстро оделись и пошли умываться на Неман. На тропинке, протоптанной возле гумна и ведущей к реке, они остановились и поздоровались с дядей Мартином, лихо сдвинувшим на затылок "варшавскую" фуражку. Когда-то Мартин носил ее только по праздникам, теперь она состарилась, утратила свой прежний шикарный вид, форму и цвет, но даже и в таком виде напоминала фуражки, которые носили фольварковцы.
- Ну, как отдыхали? - спросил дядя приятелей и высморкался направо и налево, сначала из одной, а потом из другой ноздри.
- Спали, как пшеницу продавши, - отозвался Янка.
Андрей спросил:
- Есть у дядьки запасные косы?
- Почему же нет! Есть, и не одна.
- Так наладь их хорошенько, пойдем вместе косить. А русиновцы пусть намотают себе на ус: если слишком налягут на косьбу, то как бы не были у них пятки подрезаны, - сказал шутливо Андрей.
Дядя Мартин засмеялся. Он знал, что Андрей замечательный косарь и что с таким помощником в хвосте не останешься.
На рассвете следующего дня дядя Мартин и Андрей, взяв косы и захватив молоток и бабку, пошли на косьбу в Елово. Янка с Якубом должны были прийти туда с граблями - работы хватит на всех - и принести косарям завтрак.
Андрей с раннего детства любил Елово. Там росло много таких могучих дубов, что четыре человека едва могли обнять комель. На вершинах дубов, важно стоявших над рекой, чернели гнезда аистов. В глубине луга рос густой орешник, а Неман так красиво изгибался, образовывал такие луки, что ими нельзя было не залюбоваться.
В Елове был очень хороший луг, особенно ближе к Неману. Луг и земля, на которой находилась усадьба дяди Мартина, принадлежали князю Радзивиллу. Их прежде арендовал Мовша Перец, который держал в Микутичах корчму. После того как Витте ввел монополию на водку, Мовша ликвидировал свои дела и перебрался в Панямонь, а княжескую землю заарендовал дядя Мартин.
От хуторка дяди Мартина до Елова считалось четыре версты. Солнце еле-еле показывалось из-за леса, когда наши косцы пришли на луг. Дядя Мартин не терял даром времени. Он воткнул в землю косу, повесил на связку торбу, в которой лежали молоток и бабка, а сам пошел проверять границы своей полоски луга. Осмотрел, на месте ли стоят вешки, а затем мелкими шажками пошел от вешки к вешке - делать "брод", чтобы во время косьбы не сделать перекоса. У людей было так мало луга, что они держались за каждую пядь.
Дядя Мартин и Андрей решили начать косьбу со стороны леса, с низины, где луг был истоптан коровьими ногами, следы которых оставались на долгое время. В ложбине кое-где было мокро, но зато и трава росла мягкая, хоть и неинтересная. Дядя Мартин провел "брод" до половины длинной и узкой полоски. Этот кусок разделили на две части. Мартин взял себе худшую делянку. Наточили косы. Прежде чем взмахнуть косой, дядя, не снимая шапки, перекрестился и сказал: "Господи, благослови!" Андрей за это время успел махнуть косой раза два.
Утренняя роса делала молодую, сочную траву сырой и мягкой. Хорошо отбитые и наточенные косы только посвистывали. Трава легко поддавалась и покорно ложилась в ровные прокосы.
Косари хоть и шли далековато друг от друга, но старались вовсю. Солнце поднялось и стало припекать. Поснимали шапки. На лбу выступал пот. Сняли и рубахи. Оба были мокрые от пота, но ни один не поддавался другому. Уже оставались только клочки нескошенного луга, когда Андрей, остановившись поточить косу, заметил Янку, а за ним и Якуба. Долго разглядывать их не было времени - дядя Мартин уже докашивал свою делянку. Однако Андрей успел увидеть над головою Янки сетку-топтуху, словно шлем стародавнего богатыря, и жбан в руке, вероятно с кислым молоком, - дядя Мартин любил его. Якуб нес на плечах пару граблей, а в руке порядочную торбу с "лигоминой", как называли плотогоны еду. Андрей и сам не знал, почему ему вдруг стало весело.
Минут через десять гребцы подошли к дяде Мартину.
- Как раз вовремя пришли. Молодцы, хлопцы!
Мартин направился вместе с хлопцами к Андрею, который добивал последний прокос. Дядя весело сказал:
- Коси, коса, пока роса! Роса долой - косец домой!
Все вместе, косцы и Янка с Якубом, направились под дуб на берег Немана.
- Вот хорошо, что взяли с собой сетку! Дай, боже, здоровья тому, в чью голову пришла такая отличная мысль! - воскликнул Андрей.
- Это Якуб распорядился, - заметил Янка.
- Якуб золото, а не хлопец! - похвалил брата Андрей.
Дядя Мартин добавил:
- Вы еще не знаете, что за голова на Якубовых плечах!
Мартин и сам был рад, что Якуб догадался захватить сетку.
XXVIII
Для Якуба самой веселой и радостной порой года была пора сенокоса. Да и где столько простора для твоей резвости, для твоей ловкости, для твоих забав, как не на косьбе! И, сказать же, работа на лугу не тяжелая. А чего стоят пахучие волны скошенной и подвянувшей травы! Да не одними забавами увлекался маленький Якуб - каких только зрелищ не встретишь на сенокосе! Работа захватывает тебя всего, с головы до пят.
