Эрнст Бутин - Лицом к лицу
- Здравствуйте, - Юрий Иванович постарался, чтобы тон был непринужденный, однако голос все-таки дрогнул: странно видеть такими молодыми, такими обыкновенными учителей, которые раньше казались людьми особенными, исключительными. Когда-то трепетал перед ними, безоговорочно признавал их опытность, мудрость, радовался, если похвалят, гордился, если отметят, а сейчас - стоят, кхе-кхе, парнишки, один в синем пиджаке, второй в тренировочном костюме, и никакой-то значительности, загадочности в них нет.
Учителя повернулись, глянули коротко и внимательно, как смотрят на незнакомого, поздоровались и опять принялись вспоминать о каких-то соревнованиях. Юрий Иванович вздрогнул, потому что услышал свою фамилию. Синус упрекнул Сайда, что зря-де он не поставил Бодрова на третий этап, а Сайд раздраженно ответил, что Бодрова можно ставить лишь с равными, а лучше, если соперники слабей - это очень удивило Юрия Ивановича, - потому что Бодров, почувствовав, что проигрывает, может выкинуть какой-нибудь фокус: притвориться, например, что растянул связки и сойти с дистанции. Помнишь, был такой случай во время кросса, когда он вернулся на старт? А предновогодняя лыжная гонка, когда он нарочно сломал крепление?
Переговаривались учителя вяло, с паузами, обсуждали соревнование, видно, не раз, поэтому Синус особенно и не настаивал, Саид особенно и не доказывал. Юрий Иванович догадался, что речь идет об эстафете на приз районной газеты, но соревнования пятьдесят седьмого года не вспомнил школа всегда занимала первые места; не вспомнил и кросс - наверно, тогда действительно подвернул ногу, а вот случай с креплением не забыл: что было, то было.
Он достал сигареты, закурил. На щелчок зажигалки физрук повернул голову, недовольно смерил Юрия Ивановича взглядом и, опять отвернувшись, захлопал в ладоши. Двое мальчишек, щедро сыпавших известку на боковую линию, подняли головы.
- Кончайте, ребятки. Нам еще для волейбольной оставить надо, - Саид подхватил ведро и, по-боксерски пошевеливая плечами, направился к соседней площадке.
Синус пошел к школе, но Юрий Иванович заступил ему дорогу.
- Простите, Евгений Петрович. Можно вас на минутку?
Тот остановился, посмотрел вопросительно. Юрий Иванович стыдливо, точно школьник, спрятал сигарету в рукав, переступил с ноги на ногу. Он все время помнил, что Синус умрет в учительской, и ему было жалко его, и хотелось сейчас, в последнюю, быть может, встречу сказать, как он, Бодров, уважает Евгения Петровича, как дорожил его мнением, как страшно сожалеет, что частенько поступал и говорил так, что ему, учителю и просто порядочному человеку, становилось неловко. Извиниться за себя молодого, за свой максимализм и нередкое двуличие хотел Юрий Иванович, но как это сделать, не знал, да и не решился бы - надо ведь тогда открыться. И он с вымученной улыбкой сказал, неожиданно для себя:
- Вот вы в разговоре упомянули Бодрова. Он что: плохой человек?
- Отчего же. Вовсе нет... - Синус слегка пожал плечами. Подумал. Спросил, ясно и спокойно глядя на собеседника: - Вы, очевидно, его родственник?
Юрий Иванович помялся, глубоко затянулся сигаретным дымом.
- - Да... некоторым образом.
- В таком случае вы должны Юрия знать лучше, чем я, - сухо заметил Евгений Петрович и, видимо, почувствовав эту сухость, добавил мягче: Бодров - умный, способный, незаурядный даже в некотором смысле, но... Что с вами? - удивился он.
Юрий Иванович, вжав голову в плечи, смотрел за его спину. Заулыбался, схватил бесцеремонно учителя за плечи, развернул его. Спросил отрывисто:
- Это Владька идет? - опомнился, убрал руки. - Простите, ради бога... Это ведь Бор-зенков?
- Да, - Евгений Петрович одернул рукав пиджака. Дрогнул ноздрями, принюхался, и его кофейные, всегда невозмутимые глаза расширились от возмущения. - Вы пьяны?!
- Какой там пьян. Всего две рюмочки принял сегодня утром много лет назад, то есть много лет вперед, - бормотал Юрий Иванович, не отрывая взгляда от Владьки. - Вы говорите, Бодров - умный, способный. Ерунда! Вот кто умный, незаурядный. Талант, даже - гений! Сейчас я с ним поговорю, пообещал серьезно, но, заметив, как встревожился, посуровел учитель, засмеялся. - Да не пугайтесь вы, Евгений Петрович, ничего страшного. Просто передам привет от одного... академика. - Сделал шаг в сторону, замахал рукой: - Владик! Борзенков! Иди сюда!
Тоненький, сутуловатый Владька, давно уже топтавшийся около угла школы, неуверенно подошел. Поздоровался. Посмотрел растерянно на незнакомца, вопросительно - на Синуса. Тот поинтересовался, как Борзенков сдал экзамен, поздравил с пятеркой и с тревогой взглянул на Юрия Ивановича.
- Да, простите, - опомнился тот. Огладил ладонью бороду. - Извините, Евгений Петрович, нам надо побеседовать наедине. Можно? - голос был просящий, виноватый. - Я очень хотел бы еще с вами поговорить, но не сейчас, позже. Если не возражаете. Хорошо?
- Пожалуйста. Хотя... - Синус с сомнением вытянул трубочкой губы. Посмотрел твердо в глаза. - Странный вы какой-то.
- А-а, нет, что вы, - Юрий Иванович догадался, что учитель принял его за сумасшедшего и боится оставлять ученика одного. - Не беспокойтесь. Я вам потом все объясню. Дело в том, что я приехал издалека, у меня мало времени, а мне надо, обязательно поговорить вот... с Борзенковым, - положил руку на плечо Владьки.- - Это очень важно для него. Связано с его будущим. Честное слово, ничего такого, о чем вы подумали... Ты куда собираешься поступать? он пытливо заглянул в глаза юноше.
- Не знаю, - помолчав, ответил Владька, но по голосу чувствовалось, что знает.
- Вот видите, не знает, - обрадовался Юрий Иванович. - А я заинтересован в этом молодом человеке, - и решил соврать: - Имею отношение к одному очень солидному вузу, так что... - многозначительно задрал бороду, развел руки.
- Что ж, в таком случае... Пойду посмотрю, как мои сдают, - Синус склонил голову - попрощался: - До свидания.
Когда он отошел подальше, Юрий Иванович устало сказал:
- Давай где-нибудь сядем. Разговор будет долгий.
Они прошли к футбольному полю, уселись на одну из скамеек болельщиков. Владька замер, напряженно вытянувшись, лишь изредка вздрагивая, когда Юрий Иванович вздыхал, скреб лысину.
Юрий Иванович думал. Сначала он хотел все рассказать этому худому, очкастому мальчику, но внезапно ему пришло в голову: вдруг детская психика не выдержит, вдруг Владька станет каким-нибудь чокнутым, умственно ущербным, и тогда... Не станет физиком, не приедет навестить, не будет поездки в Староновск. Или другой вариант: Владька поверит, зазнается, почувствует себя юным гением, станет в институте учиться паршиво, закончит вуз заурядным инженером, но с большим самомнением. И опять... Неожиданно Юрий Иванович понял со страхом, как огромна ответственность каждого его слова, каждого шага здесь, в прошлом,. потому что одна фраза, одно действие могут повлиять на цепочку последующих поступков людей, с которыми встретился или встретится, и эта цепочка превратится в биографию человека, в его судьбу. Он вспомнил разговор с Ларисой около стенгазеты, подумал грустно и обиженно, что теперь она, пожалуй, не будет до конца жизни любить Бодрова. И сразу же вспомнил о себе, о Юрке Бодрове, и обомлел, представив, что может повлиять на его судьбу - не дать ему стать тем, кем стал, не допустить, чтобы жизненным финалом стала поездка к Черному морю. "Не поверит, потребует доказательств, - испугался Юрий Иванович и разозлился. Какие еще доказательства? Пусть смотрит на меня, то есть на будущего себя, - лучшее доказательство! И биографию расскажу. Ахнет!.."
Владька нерешительно шевельнулся, задел локтем.
- Ах да, извини, - Юрий Иванович торопливо достал сигареты, закурил. Я хотел тебе действительно многое рассказать, да передумал. Об одном прошу; поступай на физтех. Обязательно! Несмотря ни на что!
- Я и сам хотел, - будущий академик оживился и тут же сник. - Но боюсь. Конкурс там... - закрыл глаза, застонал. - И стаж производственный в этом году требуют. Двухгодичный. Так что не знаю.
- Никаких "не знаю"! - Юрий Иванович рассвирепел. Повернул к Владьке страшное лицо. - Слушай меня внимательно и запоминай. Намертво запоминай, на всю жизнь, - немигающе уставился в расширенные, удивленные глаза парнишки. - Ты поступишь на физтех. Я тебе гарантирую. Сдавай смело. И с первого курса начинай заниматься проблемой времени.
Владька радостно закивал, хотел что-то сказать, но Юрий Иванович поднял руку.
- Только проблемой времени! - властно повторил он; чуть не добавил: "И ты сделаешь величайшее открытие", но удержался: вдруг все же этот мальчик зазнается? - Область мало исследована, есть где развернуться.
- Да-да, я давно думаю о четвертом измерении, - Владька сдернул очки и, нервно протирая их, засмотрелся мечтательно вдаль. - Ведь если согласно формуле Лоренца добиться, чтобы вэ равнялось цэ, то тэ первое станет равным нулю, а значит, время остановится... Неужели я поступлю? Вот было бы здорово! - он счастливо хихикнул.
