Олесь Бенюх - Похищение мечты
И тут он рассмотрел, что голова точит среди муравьиной кучи, Жирные, черные муравьи величиною с полпальца деловито сновали по ней вверх и вниз, вдоль и поперек. Исчезли веки.
Исчезли уши. Провалились щеки. Роберт вспомнил, что он видел однажды в джунглях подобную казнь старика-партизана. И вдруг почувствовал острую боль в ушах, в веках, в щеках. И с ужасом понял, что это его голова торчит из муравьиной кучи.
"Господи, возьми меня к себе, через любые, пусть самые страшные мучения"...
Он очнулся от сна уже после полудня и долго лежал неподвижно, с отвращением разглядывая покоившихся рядом девиц.
Шторы были закрыты, и в сиреневом полумраке тела их представлялись ему телами мертвецов.
В тот же день он вновь выехал на фронт, в район, где проводились крупные карательные операции. Пролетая над джунглями, селами и городами в добротном американском вертолете, он в который раз за последние дни думал о тщете жизни...
Большая группа американских и южновьетнамских офицеров стояла на окраине сожженной дотла деревушки. был ранний, тихий, теплый вечер. Где-то в кустарнике самозабвенно пели невидимые птицы. Едва ощутимый ветерок, разгоняя запах гари, доносил слабый аромат цветущих деревьев, которые сбились несмелой стайкой у крайней, чудом уцелевшей хижины. У входа в нее на земле сидели пять человек. Они сидели лицами к военным, и Дайлинг мог легко рассмотреть их.
"Старшему едва ли исполнилось двенадцать, - равнодушно отметил про себя Роберт. - Вся страна воюет против нас. Даже дети. Ну что ж, раз взял в руки оружие, значит ты - враг. И должен отвечать по всем законам взрослых. Хоть ты и не жил вовсе. И радости не видел". Дайлинг зевнул, запрокинул руки за голову: "Да и какая могла быть у них радость? Лишний час сна? Лишняя горсть риса? Лишний банан?".
Роберт снял темные очки. Он никогда их не любил, считал, что они резко сужают поле видимости, искажают людей и предметы.
- Сэр, я бы очень просил вас не снимать очки.
Роберт повернулся к говорившему, хотя еще раньше, чем увидел его, узнал по голосу сопровождавшего его штабного полковника.
- Солнце здесь очень коварное, - устало продолжал тот. И дым... Ветер может измениться и понести всю эту дрянь на нас.
"Солнце коварное... - думал Дайлинг. - Что здесь не коварное? Мирные джунгли оборачиваются вдруг партизанским адом.
Женщины всаживают нож в горло ласкающему их чужестранцу. Дети, - он посмотрел на пятерых, обреченно сидевших у хижины, эти мало чего мыслящие фанатики, по наущению столь же мало мыслящих родителей и с их благословения, идут на верную смерть. Какая у них радость? Ну, конечно же, самая большая радость всей их короткой жизни случилась тогда, когда взрослые позволили им всерьез поиграть настоящим оружием. Такая вот печальная радость. Увы, за каждую радость надо платить...
Детские шалости, детские радости... Что было у меня подобного в жизни. И было ли?".
Дайлинг усмехнулся. Двенадцать лет... Его отец, мелкий банковский служащий, нарядившись на рождество Санта-Клаусом, раздавал детям, которые собрались в их доме в тот вечер, подарки. Роберту достался восхитивший всех двухколесный велосипед. Когда возбуждение, вызванное полученными роликовыми коньками, ковбойскими пистолетами и плюшевыми кошками, несколько улеглось, Санта-Клаус сказал: - Еще, дети, у каждого из вас есть возможность загадать желание. И если оно будет в моих волшебных силах, я обещаю его тут же исполнить.
Кто-то попросил доллар и сразу же его получил. Кто-то потребовал пять порций мороженого и едва не заболел на следующий день ангиной.
- А ты, Роберт, что хочешь ты? - Санта-Клаус погладил мальчика по голове.
- Мое желание невыполнимо, - со вздохом проговорил Роберт, который с девяти лет знал, что Санта-Клаус - его отец.
- Все-таки, мне кажется, стоит попробовать, - подбодрил его Санта-Клаус.
- Я хотел бы, чтобы вы уговорили моего папу дать мне прокатиться на его автомобиле...
И вот он мчится в дешевеньком форде по тихим улочкам Ричмонда. И чувство оглушительной радости захлестывает все его существо. Мощная машина повинуется каждому его движению.
Он - владыка дороги, победитель любых расстояний. Он знает, что после каникул, а может еще и до их окончания, весь его класс будет восхищаться им. Еще бы, он первый, кто сел за руль настоящего автомобиля!..
Дайлинг мечтательно улыбнулся. Да, пожалуй, те минуты были самыми радостными в его мальчишеской жизни.
Через год на рождество он приятно поразил отца и мать: Роберт показал им чековую книжку своего текущего счета, который он открыл в банке рядом со своей школой. Деньги были ничтожные - 12 долларов и сколько-то центов. Он выиграл, удачно опустив 25 центов в чрево "однорукого бандита". Правда, тогда, помнится, радости не было. Было чувство самоутверждения.
Впрочем, пожалуй, радость тоже была. Но, видимо, тогда и кончилось детство...
Два южновьетнамских солдата вывели из хижины пожилую женщину. Она прикрыла глаза руками, а когда опустила их, Дайлинг увидел окровавленные щеки и беззубый рот. За ней вышел щеголевато одетый австралийский офицер. Рядом с ним семенил переводчик. Офицер, улыбаясь, дважды повторил одну и ту же фразу: "Значит, вы, мадам, не знаете, где находится штаб отряда?". женщина молчала, смотрела австралийцу прямо в глаза.
Пятеро сидевших на земле напряженно следили за тем, что происходило. Продолжая улыбаться, австралиец медленно достал из кармана брюк маленький браунинг и, подойдя к самому младшему из пятерых, выстрелил ему в упор в затылок. Женщина рванулась к мертвому уже ребенку, но конвоиры преградили ей путь. Австралиец подошел ко второму из пятерых. Он улыбался, держа браунинг наготове. Женщина сказала что-то хриплым, срывающимся голосом. Австралиец, спрятав браунинг в карман, подошел к женщине.
- Итак, мадам желает говорить, - произнес он, перестав улыбаться. Похвально. Я весь внимание.
Переводчик не успел закончить фразу, когда на ноги вскочил старший из пятерых. Он что-то выкрикнул резко и громко. И было что-то в голосе этого мальчика, что заставило Дайлинга вздрогнуть. Австралийский офицер подошел к мальчику, улыбнулся: - Наконец-то наш юный друг заговорил. Я обещал, что признание будет стоить жизни. Итак...
Мальчик вновь выкрикнул что-то резко и громко и плюнул офицеру в лицо.
Женщину и четверых детей расстреливали австралиец, два американских и два южновьетнамских офицера. По общей команде каждый выпустил пулю своей жертве в упор в затылок.
"Много крови, - поморщился Дайлинг. - Война".
Невдалеке солдаты соорудили походный стол, накрыли его скатертью. Появились всевозможные закуски, бутылки с разноцветными наклейками. Офицеры, тихо переговариваясь, подтягивались к столу. "Интендантская служба работает проворно, удовлетворенно вздохнул Дайлинг. - И похоронная команда бойкая. Уже и трупы куда-то оттащили. Хороший приказ придумали мы совместно с союзниками. Полезный приказ".
Дайлинг имел в виду секретную директиву президента Тхиеу, по которой всем офицерам действующих и тыловых частей приказывалось присутствовать при казнях партизан. И не только присутствовать, но и принимать в них участие. Инициатором директивы был Роберт Дайлинг.
"Чем раньше мы поймем обнаженную простоту дилеммы: либо мы их, либо они нас, - тем больше шансов останется у свободного мира".
Дайлинг один за другим выпил три двойных виски без содовой. Из хижины, подле которой установили стол, вышел долговязый широкоплечий капрал, с хрустом потянулся и, воровато оглядевшись, незаметно поманил одного из вестовых. Тот бочком скользнул в хижину. "Какого черта эти трусы и мародеры там делают?" - раздраженно подумал Дайлинг. И как только капрал отошел от хижины, Дайлинг вслед за вестовым шагнул в прохладный сумрак.
Несколько секунд он стоял у порога, привыкая к полутьме, прежде чем разглядел извивающуюся спину вестового. И вдруг сердце его остановилось, пропустило удар, второй... С прелой циновки из-под извивавшегося тела в пропотевшем мундире на Дайлинга глянули бездонные глаза Лауры, молившие уже не о спасении, но о смерти.
Лаура... Вьетконговка... Женщина... Человек...
... Он с трудом шел по реке, погрузившись в нее по пояс.
Река была черной. Ее поверхность зловеще блестела в закатных лучах солнца. Откуда-то появилась чайка. Она долго летела над самой головой Дайлинга и вдруг сильно клюнула его в лоб. "Какая злая птица, - подумал Роберт. - Ведь она метила прямо в глаз и я чудом увернулся". Чайка то и дело проносилась над ним, громко крича. На ее крики слетелось еще несколько птиц.
Они были жирные, летели тяжело, зло кричали. Каждая норовила клюнуть Дайлинга в голову. Он попытался было отпугнуть их взмахами рук. Но это лишь сильнее разозлило птиц. Тогда он попытался спастись от них, нырнув в воду. "Опять кровь, - подумал он, - густая, соленая, человеческая кровь". Течение стало заметно быстрее, река ширилась, ширилась. Дайлинг увидел, что его неотвратимо влечет к высокому порогу, который обрывался в безбрежное море...
