Олесь Бенюх - Похищение мечты
- Вы откуда? - наконец прервал он слишком затянувшуюся паузу.
- Из Иллинойса, - безразлично вздохнул сержант.
- Надеюсь, вы не красный?
- Все мои предки,как и я сам - убежденные республиканцы.
- Тогда, - холодно разглядывая сержанта, громко произнес Дайлинг, по меньшей мере странно, что вы не уразумели простую истину.
- До этой войны я не знал, что мир прямо-таки переполнен простыми истинами.
- Я имею в виду главную для нас сейчас истину: "Если не мы сегодня здесь, то коммунисты завтра будут везде в нашем доме - в Иллинойсе, Мэриленде, Калифорнии...".
- Э, мистер,неужели вы верите, что хоть один из нас проглотит эту чушь?
Мимо левого виска Дайлинга просвистели пули. Он не бросился на землю. Он повернулся на выстрелы и встретился взглядом с офицером, лежавшим от него ярдах в пятнадцати. У офицера была по локоть оторвана правая рука. Левой он держал автомат. Дуло было направлено в голову Дайлинга.
- Сэр, - полковник оттолкнулся от пальмы, прикоснулся пальцами к плечу Дайлинга, - советую ретироваться. Эта аудитория едва ли восприимчива к тыловым докладам.
Дайлинг поспешно повиновался, только теперь ощутив прошибший его озноб. "На полдюйма левее - и вся эта очередь застряла бы в моих великолепных мозгах", - невесело подумал он, быстро идя за полковников к вертолету...
Президент Тхиеу терпеть не мог этого американца и едва скрывал свою неприязнь. "Все чужестранцы, все иноверцы, мысленно произнес он одну из своих любимых истин, - люди самого низшего из нижайших сортов. Увы, их должно принимать.
более того - их следует использовать в высших целях исполнения небесных предначертаний". Он слабо улыбнулся, жестом пригласил Дайлинга сесть на диван. Сам сел в кресло, справа от дивана, мягко положил руки на колени. Слегка наклонив голову на бок, вкрадчиво произнес: - Господин Дайлинг вновь прибыл к нам с почетно миссией укрепления боевой морали наших и союзных нам войск.
- Согласиться с этим, - сказал, тоже улыбаясь, Роберт, означало бы серьезно преувеличить значение моей скромной миссии. Мой президент, прощаясь со мной, напутствовал меня такими словами: "Посмотрите на месте, Дайлинг, все ли и так ли делается для душ наших солдат во Вьетнаме". И вот я здесь, господин президент.
- Для душ... - произнес в растяжку Тхиеу. - Боб Хоуп с девочками недавно куда как успешно гастролировал. Киноленты забавные в тыловых частях крутят. листовки сентиментальные раздают. Сеть э... "приютов любви" налажена превосходно.
"Обезьяна проклятая, - мысленно негодовал Дайлинг. Третий раз встречаюсь с ним за полтора года. И каждый раз он садится верхом на своего излюбленного конька - требует присылки все нового и нового оружия и все новых и новых боевых частей. Сейчас, уверен, запоет ту же песню".
- Я, как вы знаете, человек набожный, - президент прикрыл веки, скрестил ладони на груди, - однако во имя бессмертия все той же души вынужден стать закоренелым материалистом.
Он негромко захихикал и теперь самый звук его голоса неприятно поразил Роберта. Он нахмурился, молча наблюдая за собеседником. Президент широко раскрыл глаза, доверительно прикоснулся пальцем к руке американца: Истребители, вертолеты, минометы и автоматы, по моему глубокому убеждению, лучше всего другого на свете заботятся о душе человеческой. И солдаты когда их очень много.
- Только американцев сейчас здесь больше полумиллиона, заметил Дайлинг.
- Что такое полмиллиона, - вздохнул президент и вновь смежил веки. С обеих сторон в войне участвуют миллионы и миллионы людей...
Дайлинг хотел было что-то сказать, но президент резко встал, сжал руки в кулаки: - Это наша общая война, господин Дайлинг, а помогаете вы нам мало, - он улыбнулся. - Мало. неровен час и проиграть можно. Проиграть гораздо больше, чем просто Вьетнам.
- Пугаете, господин президент? - вновь заставил себя улыбнуться Дайлинг.
- С какой стати мне вас пугать? - искренне удивился президент. Предостерегаю.
- Увы, - сокрушенно развел руками Роберт. - Это не по моей части. Здесь и без меня военных экспертов хватает.
Про себя отметил: "При той коррупции, которая поразила эту страну сверху донизу, никакая техника и никакие миллионы солдат уже не помогут".
"Военные военными, а этот рыцарь спасения душ передаст разговор слово в слово именно тем, кто должен нас услышать, подумал в то же время президент. - Услышать и внять".
Неслышно появился генерал-адъютант. Негромко доложил о чем-то по-вьетнамски. Президент всплеснул руками, сказал, притворно вздохнув: Вместо того, чтобы воевать против общего врага, наши солдаты стреляют друг в друга.
Дайлинг недоуменно вздернул брови.
- Мои солдаты не поделили с вашими прелестных жриц любви, - еще раз вздохнув, сказал президент. - А ведь это прямо по вашей части.
- Что значит "не поделили"? - громче, чем следовало бы, спросил Дайлинг.
- В районе "приютов любви" в ближнем бою сошлись две роты. Убитые исчисляются десятками...
Когда Роберт с генерал адъютантом подъехали к месту, где произошел "досадный инцидент" (так охарактеризует кровавую стычку сайгонская и американская пресса), они увидели, что большой район оцеплен частями военной полиции. Машины армейских и гражданских госпиталей увозили убитых и раненых. Многочисленные пожарные боролись с пламенем, охватившим несколько домов. К генерал-адъютанту подскочил низкорослый полковник, бойко отрапортовал: - Не считая всяческих жертв, все, вероятно, приканчивается благополучно, - на ломаном английском сообщил Дайлингу генерал-адъютант. В это время к ним подошел сопровождавший Роберта на фронт американский штабной полковник.
- Черт знает что, - устало произнес он. - ни за что, ни про что потеряли более тридцати наших ребят. Я понимаю - на фронте...
- Вы "Лисистрату" читали, полковник?
- При чем тут древнегреческие комедии? - раздраженно наморщил тот лоб.
Вконец разбитый, Роберт добрался до своего гостиничного номера. Лифт не работал. На лестнице и в коридорах царил полумрак. Приняв душ, он выпил стакан неразбавленного виски.
Задремал, сидя в кресле-качалке. Едва слышно зазвонил телефон.
- Хай, Боб! - услышал он в трубку голос знакомого журналиста, живущего в той же гостинице этажом выше. - Надеюсь, слышал уже о "Битве за плоть"?
- Слышал, - раздраженно буркнул Дайлинг. - Неужели из-за этого стоило будить в три часа утра?
- Из-за этого, пожалуй, не стоило, - примирительно согласился журналист. - Дело в том, что я один, а у меня четыре гостьи. Одна другой лучше. И...
- И если бы вы знали, как нам скучно, - игриво прокричал в трубку женский голос.
- У меня спиртное кончилось, - сообщил Дайлингу журналист. - А прислуга вся как сквозь землю провалилась. Ни до одного дикаря не дозвонишься.
- Ну что ж,- помедлил с ответом Дайлинг. - При столь прискорбных обстоятельствах выход, я полагаю, один - топайте все ко мне.
- Браво! Мы слышим голос настоящего мужчины! - проговорила в трубку на сей раз другая девица.
Дайлингу не понравилась ни одна из них. Вьетнамка была явно старше сорока лет и на лицо ее было наложено несколько фунтов всевозможных красок. Француженка была вдвое моложе, но жеманна до неприличия. Приятнее были японки, сестры-близнецы.
Роберта забавляло, что он никак не мог определить, где Микко, а где Кикко. Журналист несколько раз хлебнул виски прямо из бутылки, лег на пол и тут же захрапел. Дайлинг помнил, что девицы пили с ним отчаянно много и ничего не ели, хотя какая-то закуска стояла на столе. Потом они впятером перебрались в спальню и, раздевшись догола, забрались на постель необъятных размеров. Ее покрывал роскошный балдахин. Под потолком лениво вращался допотопный фен. Было жарко, и душно, и потные тела сплетались в горячий клубок.
Он не помнил, как заснул. Сон сразил его...
Он брел по реке, и это была река крови. И лишь шум текущей крови нарушал тишину. Над головой проносились черные птицы, и не было слышно ни посвиста их крыльев, ни криков их. По берегам рыскали дикие звери, разевая пасти и издавая бесшумное рыканье. Он знал, что по обоим берегам реки шел страшный, отчаянный, смертельный бой. И не слышал ни посвиста пуль, ни взрыва снарядов, ни воплей раненых. Так он шел милю, десять, сто. И он хотел выбраться из этого кровавого потока и не мог.
И он сделал то, что не делал всю вторую половину своей жизни.
Он стал молиться Богу. "Боже милосердный! Ужели я более грешен, чем все те, кого я знал в своей жизни? Призови мою душу к себе, пусть через самое страшное мучение!".
Вот кровь подступила к его подбородку, захлестнула рот, глаза, накрыла с головой. Но он вынырнул, вынырнул у самого берега. И увидел человека, по горло зарытого в землю. Голова была знакома. Но он никак не мог вспомнить, кому именно она принадлежит. Какая-то она необычная! подумал Роберт. Странная. Вроде шевелится каждой своей клеткой, каждым волосом".
И тут он рассмотрел, что голова точит среди муравьиной кучи, Жирные, черные муравьи величиною с полпальца деловито сновали по ней вверх и вниз, вдоль и поперек. Исчезли веки.
