Коллектив авторов - Русский полицейский рассказ (сборник)
Околоточный несколько мгновений продолжал смотреть то на несчастного, то на висевшую у окна человеческую руку, то на стол со вскрытым туловищем, потом вдруг подошел порывисто к ящикам, на которых лежали трупы, и сдернул простыню.
То, что он увидал теперь, заставило его отступить от неожиданности. На одном ящике лежала молодая женщина в короткой красной атласной юбочке и с обнаженной грудью. Она улыбалась ему очаровательной улыбкой. Рядом, на другом ящике, была другая женщина с обнаженным туловищем. Ноги ее были прикрыты шелковым покрывалом.
Выражение ужаса сменилось на лице околоточного смущением, потом улыбкой. Он круто повернулся к Гапанюку и, покачав головой, сказал, сдерживая смех:
– Ах ты, олух, олух! Так ведь это ж восковые фигуры из музея…
В комнате раздался смех. Очевидно, находившиеся в ней «злодеи» угадали теперь причину появления полиции. Один из них, блондин, говоривший ломаным русским языком, выступил вперед и, улыбаясь, стал объяснять не без иронии во взгляде: это вот – «баядерка», это – Мелузина, морская нимфа, или «человек-рыба», это туловище – фигура из анатомического отделения, эта лысая голова – наш уважаемый железный канцлер «гер фон Бисмарк», далее «тайный советник, знаменитый доктор Роберт Кох», изобретатель не менее знаменитого кохина, здесь бюсты индейского вождя и «барона Морица Гирша», известного еврейского филантропа, а на столе фигура, «изображающая умирающего президента Французской республики Карно»… Что касается его самого, то он «главный механик» музея, разъезжающий по отделениям, починяющий механизмы и обновляющий фигуры, так как они иногда портятся во время перевозки. В музее производить починку неудобно, потому что там холодно. До десяти часов вечера бывает публика – и потому приходится работать только ночью. Некоторые фигуры линяют, их надо подкрашивать, чтобы придать «больше жизни», но в музее краска не скоро высохла бы. У Карно «испортилась машина», и он сейчас только исправил ее и завел.
Околоточный машинально шел за «механиком», смущенно улыбаясь, потом опять повернулся к Гапанюку, смерил его насмешливым взглядом и сказал:
– Ну? Видишь… олух? «В безумлении стоял на пратуваре. Не иначе как жиды гамана гатуюць!»
Гапанюк, точно окаменев, оставался неподвижно у дверей. Курносое лицо его пылало от смущения. Он учащенно мигал серыми глазками, продолжая озираться с «безумлением»…
Nemo
Кукла Авдоньки
Рождественский рассказ
Наталья, молодая, миловидная женщина, поспешно накрывала на стол. Скоро будет бить пять часов, надо успеть поужинать до 6, когда муж ее, городовой Михаил Новиков, должен становиться на свое дежурство. Запоздала она сегодня немножко отчасти потому, что и работы было немало в такой день, как сочельник: убрать комнату и кухню, помыть везде полы, столы, сварить обед на сегодня и завтра, чтобы в великий праздник хоть посидеть, отдохнуть, в церковь сходить; выкупать 6-летнюю Авдоньку, которая сидела в кухне на лавке и тихонько скулила, потому что с утра ничего не ели, дожидаясь рождественской звездочки. Отчасти и не хотела будить мужа раньше, жалея его; только в 2 часа пришел он домой, усталый, измученный и после дежурства и бегая с повестками, а в 6 часов надо идти на пост, пусть бы поспал и еще, и проспал даже. Но Егорыч ее был строгий, любил поворчать, если что было не по нем, ругнуть, да и служака был исправный, и едва дешевые часы с кукушкой прохрипели пять раз, как Наталья вошла за перегородку у печки, где спал ее муж, и тихонько взяла его за плечо.
– Егорыч, пять пробило, вставай, ужинать будем, все уж у меня на столе.
Только пошевелился Новиков, посмотрел на часы, как раскрыл уже рот, чтобы сказать свою любимую поговорку: «Черт подери совсем!..» Да вспомнил, как сегодня Наталья уж не раз останавливала его: «Полно, Миша, перестань хоть для такого дня чертыхаться, я и лампадку перед образом зажгла». Наталья позвала к столу и старуху солдатку, что снимала у них в кухне угол за 1 р.
– Идите, бабулька, поужинаете с нами.
И Авдоньку посадила возле себя.
Помолились и сели ужинать.
Ели молча, торопливо. Егорыч никогда не был разговорчив. Наталья жалела мужа, болело сердце у нее при мысли о том, что в такой великий праздник, в святой вечер, да еще в пургу – ишь, как метет, завывает, надо идти в город и становиться на пост. Старая солдатка была глуха, как тетерев, с ней не очень-то поговоришь. Зато лепетала, не переставая, голубоглазая Авдонька, хотя и уписывала за обе щеки пироги с кашей. Она рассказывала о том, что мать обещала взять ее на елку в приют, где стирала белье, какое там будет деревцо – зелененькое!.. Какие подарки получат детки, и она завтра получит от мамани желтые туфельки, а от тяти куклу.
Егорыч оторвался от щей, поднял голову.
– Это еще что за туфельки, за кукла? Откуда я тебе куклу возьму? Эх, балуешь ты, Наталья, девчонку, смотри, вырастет, на голову тебе сядет. Не барское дитя, и босой походила бы, а ты ей желтые башмаки покупаешь.
– Одна она у нас, Миша, как же не побаловать? – с нежностью погладила Наталья мокрые русые волосенки.
Авдонька опять повторила:
– Тятя куколку купит. Купишь?
И лукаво заглянула отцу в глаза.
– Авдотья, не таранти! Чего затвердила – куклу да куклу? Где я тебе денег на куклу возьму? Говорю я тебе, Наталья, не порти ты девку, не веди ты ее барышней, нам не по карману это баловство. Если бы еще мальчишка был! Вот бы в часть с собою брал, на велосипеде покатал, службе своей обучил, а девчонка… На что она мне?.. Трать, трать на нее деньги, а вырастет, все равно замуж уйдет.
– Ну полно ворчать, Егорыч, Авдоня за тебя Богу помолится. Мы за тятю Богу молимся, правда, дочка? – говорила ласково Наталья, посматривая на присмиревшую от воркотни отца девочку.
– Тоже молельщики, подумаешь! Меньше бы молились да деньги берегли, – бурчал Новиков, вставая из-за стола.
– Эх, житье ты каторжное! Черт бы… – опять было заворчал он, надевая пальто, башлык и всю свою амуницию. Из теплой кухни, после сытного ужина так не хотелось идти на мороз, в пургу, целых 6 часов стоять на перекрестке, когда люди пойдут в церковь, ко всенощной, а потом соберутся, семьями, все вместе, встречать великий праздник.
Помогая мужу застегнуть пояс, надеть башлык, Наталья говорила:
– Нет, правда, Миша, ты девчонке куклу купи. Я ей обещала. Шли мы с ней на прошлой неделе мимо лавочки игрушечной, увидала она на окне эту куклу и пристала ко мне: купи, мама, да купи. Я сегодня утром, как шла с рынка и хотела было купить, зашла в лавку, да денег не хватило, только 40 к. было, а лавочница меньше как за 50 к. не отдает. Вот возьми полтинник, пожалуйста, купи.
– А где ты денег взяла на башмаки?
– Я в лавочку за сахар не отдала, пообещала после Нового года из твоих чаевых отдать.
– И чего тратить полтинник на куклу? Разобьет в один миг, и пропали твои гроши.
– Не разобьет, она деревянная, как ребенок запеленатый сделана, сам увидишь, на окне лежит. Так купишь, Егорыч?
– Ну да уж ладно, куплю. Балуешь ты ее только напрасно!
– Мишенька, не становись ты на перекрестке, возле стеночки… – тихонько, с тоскою говорила женщина свой обычный припев при проводах мужа на дежурство. Знала она, что Егорыч ее не любит нежностей и бабских прибауток, но не могла сдержать себя всякий раз, сердце так больно ныло. Слышала она, знала, сколько сирот и вдов обездоленных теперь на Руси, и всякий раз боялась, не оставили бы злые люди и ее с девочкой сиротами.
Егорыч заворчал:
– Ишь ты, баба! Послушать тебя, так и в подворотню надо влезть городовому. На то он и городовой, чтобы впереди всех стоять, ничего не бояться. Двадцать один рублик в месяц, кроме доходов, хочешь получать, городовихой любишь величаться, а мужу как велишь службу нести? Тогда поедем в деревню, к тятеньке, землю будем пахать? Не хочешь? У-у, городская! Чаи – сахары любишь?.. – презрительно добавил он, намекая на то, что Наталья была здешняя, до замужества служила 6 лет горничной в господских домах, откуда вынесла любовь к чистоте и порядку, но также и любовь к сладкому куску.
Новиков вышел на двор. Мороз был небольшой, шел снег, но ветер выл и свистел, кружил в воздухе целые столбы, мел по дороге и бросал под ноги, в грудь и в лицо пригоршни сухих, колючих иголок.
От предместья, где жил Новиков, до его поста было не очень далеко. По дороге он зашел в игрушечную лавку, о которой говорила его жена, и купил за 50 к. куклу для дочки, большой деревянный чурбанчик, довольно грубо размалеванный, с большой головой в чепчике. Посмотрел Егорыч на это чучело… Ишь, куда деньги баба тратит!.. Но представил себе, как Авдонька будет завтра радоваться, залепечет, обнимет его, задушит своими ручонками, и даже усмехнулся в ус.
Засунул он куклу за пазуху, под пальто, и пошел на пост. Он пришел вовремя, сменил товарища и стал. Движение на улице, несмотря на метель, было большое, люди торопливо шли и ехали, оканчивая свои покупки и предпраздничные дела. Кто нес еще свертки, кто вез елочку на санях, кто спешил ко всенощной на гулкие торжественные призывы церковных колоколов.
