Евгений Попов - Подлинная история Зеленых музыкантов
Школьные годы чудесные,
С книгами, чем-то там, песнями.
Как они быстро летят, их не воротишь назад.
Нет, не забудет никто никогда
Шко-о-ольные годы.
(для детского хора и оркестра)
(49) Да все и смяты. Я, например, вечно чего-нибудь нагло боюсь. И согнуты - мне врач сказал, что у меня намечается сколиоз, т. е. согнутие позвоночника. А вот насчет "поломаны", "несчастливы" - тут есть поле для спора, в котором может родиться истина. А что унижали ВСЕХ - это точно. "Бесконечная цепь унижения" (А. Битов). [...]
(50) Когда ты добиваешься в жизни какого-либо результата, то в трезвом виде и здравом уме ты не можешь не понимать, что он всегда чему-либо обратен.
(51) Слова "в стране" я в рукописи зачеркнул тоже везде, чтоб не пришили обобщение "все еще имеюшихся временами недостатков". А так "у нас" да и "у нас". Может, это у нас на кухне или в ЖЭКе, управдом которого был высшей номенклатурной персоной, подверженной критике в советской сатире. Как вспомню этот тотальный редакторский вопль: "Не обобщать!", так "новые времена" просто раем кажутся, что, несомненно, типический пример ложного обобщения.
(52) Ну да, а остальные мои сограждане только и мечтали с утра до ночи, чтобы к утру построить коммунизм! Не могу, кстати, вспомнить, откуда это: "А кто вам, собственно, сказал, негодяи, что вы должны быть счастливы?"
(53) Вот что делает с человеком желание напечататься! Внутренний цензор, как собака, чует, где кость зарыта.
(54) Разумеется, не обязательно. "Ваньку валяю", по терминологии М. Зощенко.
(55) И здесь - интеллигентное "либо" и брутальная "пьяная рожа" сопряжены исключительно для веселья.
(56) Если мне кого и жалко на свете, то, конечно же, - детей. Но ведь и дети вырастают!
(57) Видите, что я не вру, будто закончил Московский геологоразведочный? Работал я не на Подкаменной Тунгуске, а севернее - на Тунгуске Нижней, в богатой рудами, графитом и оптическим сырьем Эвенкии, где правил тогда туземный коммунистический царек Василий Увачан. [...]
(58) Совершенно нереальная мечта сибирского бича, который к осени все заработанные каторжным трудом огромные деньги пропивает, "не отходя от кассы", после чего зимует в городской теплоцентрали. "Перестройка" скомандовала бичам: "Глюк ауф" (напутствие немецким шахтерам), и они тут же появились на поверхности больших городов, отчего коммуняки завыли, что, дескать, сколько развелось при "дерьмократах" нищих, забыв при этом Основной закон сохранения энергии, открытый русским патриотом Ломоносовым, явившимся в Ленинград, как мы учили в школе, из деревни Холмогоры Архангельской области в обнимку с мерзлым осетром. В Холмогорах, кстати, как Ломоносов среди питерских несмышленышей, сидел в зоне с малолетней шпаной замечательный художник Слава Сысоев, которому обидчивые красные пришили "порнографию" за его карикатуры, на которых они были изображены во всей своей красе.
(59) Неконтролируемая геологическая ассоциация.
(60) Это словосочетание, благодаря мне, вошло в фольклор некоторых пьющих элементов тех лет наряду с популярными тогда уличными словами "шмурдяк", "гамыра", "ханка" и др., но имело меньшее распространение ввиду его труднопроизносимости и враждебной трудовому народу интеллигентности. "Краткость - сестра таланта" (А. Чехов).
(61) Слово "секс", которое тогда позволили опубликовать в "Литературной газете", органе существующих с дозволения КГБ советских либералов, любителей "ленинских норм", все-таки было долгие годы словом нехорошим, малосоветским. Недаром какая-то честная женщина заявила в начале конца "перестройки", что "в СССР нет секса". В том самом телевизионном диалоге, что вел на пару с прогрессивным американцем Филом Донахью ныне окончательно перестроившийся и прозревший Владимир Познер, который раньше никак не мог догадаться, что советская власть - говно, зато теперь нашел для этого "место и время", как тот человек из анекдота, пишущий в тюряге письмо своему брату в Америку. (См. комментарий 714.) Какой колдовской силой обладала советская власть! Это прямо какая-то "Волшебная флейта" Моцарта, а не советская власть, если даже такой умнейший, как Познер, совсем "ничего не знал", в то время когда даже совсем не ученые пролетарии пели в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, частушку следующего содержания:
Играет Брежнев на гармони,
Хрущев пляшет гопака.
Погубили всю Россию
Два партийных мудака.
Такую удивительную власть надо изучать и делать из этого соответствующие выводы, как Александр Н. Яковлев, бывший член Политбюро, а ныне самый активный борец с коммунизмом. Я говорю это безо всякой иронии.
(62) Я сильно тогда опасался, что возникнет "неконтролируемая ассоциация" с нацистским "СИЛА ЧЕРЕЗ РАДОСТЬ", да, слава Богу, никто этого карманного кукиша не заметил.
(63) Бог ты мой, какие мы тогда были все молодые! Мне в 74-м было двадцать восемь, и сорок- это был какой-то даже, можно сказать, враждебный возраст, отчего я и преподнес его Иван Иванычу, который, дескать, предал идеалы юности и скурвился. Сейчас мне пятьдесят один, Эдику Русакову пятьдесят пять. Роману Солнцеву - пятьдесят восемь. "Мы - советские старики" (М. Светлов, одна из культовых персон литературы 60-х, знаменитый советский циник и парадоксалист, в чем, собственно, нет ничего дурного, если разобраться по-хорошему, а если по-плохому, то - есть).
(64) Пожалуй, здесь опять неуклюжая попытка придать повествованию раскованность с помощью провинциального фрейдизма, пародийно снизив образ Великой, Святой, одним словом, РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ со всех больших букв. И одновременно здесь что-то уже есть такое соцартовско- мовистское, сознательно пошлошутящее письмо. Литература - Дама. Литература - дура. М-да...
(65) Пожалуй, самое рвотное слово из ему подобных.
(66) Ну вот, опять! Правильно вам колдун Ерофей говорит: "Да кончайте вы дрочиться с этой самой литературой!" А ему не верите, так спросите Василия Розанова, что он по этому поводу думает. Или Николая Бердяева. Или меня, на худой конец, и я вам скажу, что литература как литература хорошая. Не нравится вам такой ответ, так - очень хорошая. Ну, а только английская литература ведь тоже неплохая, одна книга "Остров сокровищ" чего стоит, не говоря уже о Робинзоне, Пятнице и Джеймсе Джойсе. А если что насчет "всемирной отзывчивости", так уже наотзывались, и по старухам незачем было топором махать, соблазняя малых мира сего, вроде продотрядовцев или "красных бригад". [...]
(67) [...]
(68) И вовсе он не конферансье, никогда таковым не был. Н. Н. Фетисов один из моих любимых персонажей, от имени которого у меня в годы "Зеленых музыкантов" был написан целый сборник пьес "Место действия - сцена", а также добрый десяток поэм, таких, как "Солдат и лесбиянка", "Гестаповец и волк", "Мусор", "Молдаваняска" и др. [...]
(69) С целью "полемического задора" скажу, что мне любой графоман куда приятнее, чем отдельный член бывшего СП СССР, особенно если не простой коммунист, а парткомыч. Навидался я их, когда принимали, исключали, восстанавливали. Нехорошие люди, друг про друга только и говорят теперь: "Стукач". Да и я хорош, я ведь к ним сам пришел (так, кстати, по утверждению уважаемого мной писателя К. Г. Паустовского, назывался в 20-е годы кабак в Батуми).
(70) Раньше это слово велено было писать с маленькой буквы, я и писал. А сейчас уже не могу.
(71, 72) [...]
(73) потому что не туда целился.
(74) Прототипами этого персонажа является множество мало известных широкой публике хороших журналистских людей, с которыми я по молодости лет дружил и которые одобряли мои литературные опыты. [...]
(75) Имя "Вася" является весьма значимым в моей жизни. Василий Макарович Шукшин, с которым у меня были всего лишь две-три личные короткие встречи, написал мне предисловие к тем рассказам, которые вышли в "Новом мире" двумя годами позже его смерти, отчего я получил несколько писем от читателей, которые ехидно интересовались, как это покойник мог написать мне предисловие. С того света, что ли?
С Василием Павловичем Аксеновым я связан, как ныне выражаются, "по жизни", начиная с весны 1978, начала работы над альманахом "Метрополь". Василий Павлович является крестным моего сына, которого зовут, естественно, тоже Вася. Фамилия моей жены - Васильева. Любимый герой Фетисов во многих моих сочинениях именуется Василием. Аксенов рассказывал мне, как во время составления протокола по случаю дорожно-транспортного происшествия (1978, перед "Метрополем", в его "Волгу" въехал грузовик), ГАИшник, взяв его "права", удивленно сказал: "Надо же!" Аксенов приосанился, думая, что его узнали как писателя, но ГАИшник пояснил, что они - тезки. "Меня тоже Вася зовут", - тихо сказал несчастный водитель грузовика, и все трое захохотали.
(76) [...]
(77) Откуда молодежи знать, какие трагические проблемы возникали иногда при коммунистах со спиртными напитками, которых чаще всего не было, и их требовалось не покупать, а доставать: днем "по блату", ночью - у таксистов. Поэтому я помню все разбитые мной за долгую сознательную жизнь бутылки. [...]
