Семен Бронин - История моей матери
Неизвестно почему она задала этот неискренний вопрос - за неимением других, видно. Андре он не понравился. Лицо его построжело.
- Кому брать?.. Все свои, работяги - они не воруют,- а слесарь, стоявший рядом, пояснил:
- Своруешь на тысячу, потеряешь на десять. Работа важнее золота. Выгонят - никуда потом не устроишься...
Сюзанна пригласила ее на чашку чаю. Комната молодых супругов отличалось от прочих: в других была мебель, оставшаяся со старых времен, добротная, тяжелая, вросшая в пол, с простой грубой резьбой и тугими замками и запорами,- здесь же стояли новомодные, лакированные шкафчики и комодики на гнутых ножках, с позолоченными виньетками и с замысловатой ажурной фурнитурой. Сюзанна приготовилась к встрече, но отчего-то волновалась и робела. Она заранее расставила на круглом столике, который тогда называли не журнальным, а чайным, чашки из тонкого фарфорового сервиза и наполняла их дымящимся ароматным чаем.
- Любишь музыку? Я сейчас патефон заведу. - Она стала налаживать дорогой новый граммофон с картинкой, изображавшей собаку и ее хозяина.-Андре купил - чтоб не скучно было. У тебя такого нет?
- Нет, конечно. У нас в кафе есть - в Стене.
Сюзанна повеселела:
- В кафе любишь ходить?
- Бываю.- Рене могла добавить, что в одно из таких посещений разъясняла рабочим Энгельса, но у нее хватило ума не говорить этого.
Сюзанна кивнула: нашла сообщницу.
- Я тоже люблю по кафе шляться. Сейчас редко ходим, а прежде, когда Андре за мной ухаживал, часто ходили,- прибавила она с сожалением, будто ей стало жалко, что пора ухаживаний закончилась. Она поставила пластинку, пустила ее по кругу.- Жава. Слышала?
- Слышала.
- Я ее люблю очень. Попробуй чай. Английский. Как и фарфор этот. Бери конфетки. Эти-то как раз французские. Они всегда тут - захочешь, приходи, бери не стесняйся. Конфеты любишь?
- Немного.
- А я просто обожаю. Сейчас меньше ем: говорят, нельзя, в весе можно прибавить,- многозначительно сказала она,- а тянет.- И пропела: Тянет-тянет, как муху на сладкое!..- Потом с любопытством поглядела на Рене.- Даст тебе Франсуаза деньги? - и эти серьезные слова были произнесены ею беззаботно и беспечно.- Не даст, мы с Андре заплатим. Раскошелимся, развяжем кошельки, узелочки! - снова напела она, будто это была часть вальса, соскользнувшего с пластинки.- Уже решили. Не хотим только вперед нее лезть. Если откажет, мы устроим по-тихому. Если человек хочет учиться, нужно дать ему возможность, верно? - Рене была согласна с этим, но ей неловко было признаться.- Нравится тебе наша комната?
- Очень! - Рене подошла к книжной полке, потрогала книги - они были все новые, будто только вышли из-под печатного станка.
- Надо другие шторы повесить,- следуя за ее взглядом, сказала Сюзанна, не переставая наблюдать за нею.- Эти сюда не подходят: тяжелые слишком. У нас здесь все легкое, на тонких ножках. Я в Париже одни присмотрела: в оборочках и с подвязками. Как в Мулен-Руж! - прибавила она кокетливо.-Хотела купить, но Андре сказал, подождем, когда это случится,- скажем тогда, что они гигиеничнее... Тебя книжки интересуют? - спросила она, видя, что Рене незримо тянется к книжной полке.- Кого нашла?
- Колетт.
- Не читала?
- Нет. Мы не проходили. Современная?
- Конечно. У меня других нет. Возьми почитай. Только после экзаменов: слишком легкомысленная. Любовники, ветреные женщины. Хорошо читать, когда у самой жизнь добропорядочная. Для развлечения. Какой тебе кулон подарить? Я много приготовила...- и высыпала на стол несколько штук сразу.
- Это вам Андре подарил?
- Эти? Принес показать просто. Образцы продукции. Мне он из чистого золота дарит. Ты золото любишь?
- Нет.
- Потому что у тебя нет его. Как любить того, чего нету... Но и я от него не в восторге. Я камешки люблю.- Она заулыбалась, стеснительно и лукаво, будто выболтала заветную тайну, запела: - Камешки камешки, где были - у бабушки!
- Бриллианты? - Познания Рене в этой области были самые ограниченные.
- Почему? Эти как раз не самые красивые. Всякие: красные, синие, зеленые. Люблю, когда играют и переливаются... Подарить тебе? - надумала она вдруг.
Рене почти испугалась:
- Не надо!
- Боишься? Потом перестанешь бояться. Когда вырастешь. Это Андре мне дарит. Если случится что, говорит, всегда продать можно. Те же деньги. Тебе нравится Андре?
- Очень!
Сюзанна кивнула с удовлетворением.
- И мне тоже. А что нам, женщинам, еще нужно, верно?.. Или ты учиться хочешь?
- Да. Я этот возьму,- Рене потянулась за кулоном, более других ей понравившимся.
- Возьми два.
- Зачем?
- Менять будешь. Сегодня один, завтра другой.
- Одного хватит.
- Значит, постоянная женщина,- вывела из этого Сюзанна и примолкла, не зная, что еще поведать и подарить своей немногословной племяннице...
Дядя Камилл был в ином роде - ни Андре, ни Робер, а что-то среднее между ними обоими. Он позвал Рене в конторку, находившуюся на территории вокзала: показать, как он работает, но забыл об этом и, когда она пришла, удивился и глянул с неудовольствием, как на непрошеную гостью, но пригласил все-таки:
- Это ты? Заходи... Хотя и не вовремя. У нас заседание секции...
Кроме него в комнатке за узким столом сидели двое в рабочих спецовках: один - коренастый и разговорчивый, другой - долговязый и бессловесный; перед ними лежали листки с черновыми записями.
- Скоро взносы сдавать, а у нас, как всегда, в кассе пусто: обо всем в последнюю минуту думаем. К нам кроме железной дороги Даммари-ле-Лис приписан - тут-то и морока вся...- и обернулся к товарищам. Рене села в стороне, послеживая за ними, и они засовещались с прежней горячностью. Верная своим привычкам, она покосилась в сторону однорядной книжной полки, на которую сверху были навалены истрепанные, засаленные брошюры: среди них она издали увидела известного ею автора.
- Что нашла? - в первый и последний раз полюбопытствовал Камилл.
- Энгельса.
- Основоположник научного коммунизма. Тебе рано еще. Сдай сначала экзамены. А то ляпнешь про него - тебя завернут с ходу. На чем мы остановились? - спросил он товарищей.- На ком, вернее?
Речь шла о сборе денег с сочувствующих, или, как тогда говорили, с симпатизантов. Проблема была деликатная: с одной стороны, они не обязаны были платить, с другой - если с кого и можно было взять, то только с них и ни с кого больше.
- С Альбера будем в этот раз? - спросил Камилла коренастый: дядя был, видно, главным в этой чрезвычайной комиссии.
- С какого?
- Рени, конечно.
- С врача? - Камилл помедлил, будто в городе было несколько людей с таким именем и фамилией.- Сколько он в прошлый раз дал?
- Десять франков. Он деньги лопатой гребет.
- Альбер Рени,- не слушая его, повторил Камилл и тронул в раздумье подбородок.- Как бы нам не оттолкнуть его от себя совсем? Может, через раз просить будем? Не отойдет он от нашего движения?
- Не отойдет! А отойдет, так живо напомним. Враз клиентуру отобьем. Он в Даммари-ле-Лис живет, а не в поганом Мелене.
- Нельзя интеллигенцию отталкивать. Она может пригодиться... Он на прошлой неделе одну из наших пролечил,- виновато объяснил он.- Совершенно бесплатно.
- Это кого же? - Долговязый, как оказалось, был не вовсе лишен дара речи.
- Нашу родственницу по матери. Из Фонтенбло... Матери не откажешь - ты ведь ее знаешь.
- Булочницу? - вмешался другой, знавший всех в городе и за его пределами.
- Да,- и Камилл поспешил прибавить: - Но чисто рабочего происхождения.
Коренастый глянул скептически, но не стал возражать: в ячейке царила дисциплина и субординация.
- Так брать или нет?
- Попроси два франка. Скажи, на бинты для демонстрантов - ему это понятно будет. Как-никак, его профессия.
Коренастый занес в блокнот.
- Кому идти? Я к нему не пойду: он давеча мимо меня прошел и не поздоровался. И на прошлой неделе тоже. Совсем зазнался.
- Поль сходит.- Камилл оборотился к долговязому, и тот молча кивнул.-Скажешь, Камилл привет передает. Пролетарский. Кто дальше? Камилл Руссо? Это тот, что всем сочувствует? Его в списке правых видели. Мне об этом сказал совершенно достоверный источник из их лагеря. А еще мой тезка!
Коренастый был настроен в отношении Камилла Руссо куда добродушнее: видно, у каждого здесь были свои любимцы и антипатии.
- Боятся промахнуться,- объяснил он.- Но он хорошо дает. Вы, говорит, моя тайная любовь. Так в прошлый раз сказал. И в гостиную позвал. Обычно дальше прихожей не пускают.
- Эту тайную любовь нужно двойным обложением наказывать. Мы не в борделе. Нам не только их деньги нужны - но и публичные признания этих умников. Хотя они часто гроша ломаного не стоят. Пусть даст сорок. Для митинга в честь Советской России. Мы там такое угощение закатим, что полгорода придет. Так наверху велели. Особо важное мероприятие... Руссо этот. Вечно на двух стульях сидит.
- К нему идти? - спросил долговязый: он был у них главный мытарь.
